Месть негодяя

Беспокойство

У парадного входа мэрии толпа. Иду навстречу. Кричат, ругаются, пытаются дернуть за рукав, размахивают гневными плакатами, сопровождают это все неприличными жестами. Ну а как иначе — играю создателя финансовой пирамиды, а таких людей рано или поздно обязательно ненавидят… Люди знают, что ведутся на обман, но рассчитывают, что именно им повезет. Один толстяк особенно активен. Лицо пунцово, как кожура граната. В реальности они бы порвали меня. Какие-то полтора милиционера, что они могут против толпы?

…Творческий человек должен постоянно сомневаться в себе, быть наполненным бунтующей толпой, скандирующей: «Ты Никто, Никто, Никто!» И каждый день доказывать, что он Кто-то! Обязательно надо верить в себя, но надо пробиваться к этой вере сквозь сомнения. А еще должно быть стыдно открывать рот, если нечего сказать. К сожалению, у нас сейчас все наоборот. По телевизору показывают в основном тех, у кого внутри огромная толпа скандирует — «Я Гений! Гений! Гений!», а полтора милиционера совести куда-то спрятались…

В перерыве посмотрел смонтированный материал и расстроился. Чего-то в моей роли не хватает. Под впечатлением после съемок до трех ночи мусолил сценарий. Нашел! Надо ярче проявить тему недоверия Родиона к Филиппу! Надо подготовить дальнейший открытый конфликт! Надо покопаться в прошлом, придумать это столкновение любви и ненависти, вражды и дружбы, подкрепить забытыми неразрешенными обидами…

…Сцена в загородном придорожном ресторане. Жую салат, смотрю на торчащий из-за леса трамплин, обдумываю наезд на мой «Атлантик». После сытного реального обеда есть реквизитный салат нелегко. И это как раз то, что нужно в подкрепление морального состояния Родиона — есть через силу…

Подъезжает лидер местной ОПГ Селиван с помощником и охранником. Вырубают моего охранника на входе. Садятся напротив.

— Все говорили, что ты финансовый гений, Родион. А ты лох, просто лох! Не вернешь деньги через неделю, пеняй на себя…

Селиван встает, собираясь уйти. Но не уходит. Должно быть, думает, ударить или нет. Если бы ударил — проиграл… Какая прекрасная пауза! К истории о зарождении недоверия Родиона к Филиппу, предлагаю добавить короткий телефонный разговор. Селиван с помощником ушли, а я беру трубку, набираю номер шефа службы безопасности, спрашиваю:

— Ну, что, вы нашли его?

Зритель не знает, о ком идет речь — от этого интересней смотреть дальше.

На другом конце отвечают, но зритель не слышит.

— Где? — переспрашиваю.

Выключаю телефон. И говорю сам себе:

— Странно.

Это «странно» очень важно здесь. Надо дать зрителю понять, что Родион напряженно думает, распутывает клубок. И подозревает всех…

Встык за этим в монтаже — Филипп у церкви признается священнику, что предал друга. Теперь понятно, почему в конце разговора со священником на фоне могил нарисовался Родион.

— Что ты здесь делаешь? Ты же не веришь в бога… — мои первые слова. А последние:

— Я как будто голый… Пытаюсь защититься и не могу! Кроме тебя у меня никого нет. Помоги мне, Филипп!

И теперь получается, что не просто прошу у Филиппа помощи, а играю ва-банк, проверяю, даю возможность все исправить…

Прощать друзей, но не спускать обид Все прочим, и скрывать бездомность глаз… И делать вид, и только делать вид, Что это все с тобою в первый раз…

На днях я посмотрел фильм «Солист» режиссера Джо Райта. Сюжет основан на реальной истории гениального музыканта — шизофреника Натаниеля Айерса. Там есть такая фраза: «История о парне, который не пришел…» Почему она меня трогает? Может, это обо мне? Или наоборот, я парень, который пришел? А Родион — парень, который вернулся… И еще там есть отличная фраза: «Я не понимаю, как работает бог…» Это говорит главный герой, тот самый музыкант — шизофреник, в исполнении оскароносца Джейми Фокса. Я тоже не понимаю. Даже не понимаю, как работаю я. Как это все внутри крутится, вертится, высекает искру… Пытаюсь разобраться. Нет, конечно, я не превращаюсь в ходячую творческую лабораторию. Но и не пускаю созидательный процесс на самотек. Стараюсь доказать себе, что любопытство — сильная черта моего характера.

Дистанция

…Забрались в гостиничный номер — свет, камера, операторская группа и мы — три главных колесика и винтика. В стандартной комнатке жарко и душно. Балкон не открывается.

Филипп просит нож, чтобы, как в американских фильмах, вспороть замотанный в клейкую ленту пакет и проверить, настоящий ли кокаин. Чтобы еще больше оживить сцену, я попросил реквизитора убрать нож и оставить вилку.

— Ну, нет ножа, что поделаешь, вспарывай вилкой, — говорю. — Мы не в Америке…

Клейкая лента толстая — просто так не проткнешь. В одном из дублей вилка не выдержала, погнулась. Это всех развеселило. У Джеки Чана, который любит собирать в финальных титрах смешные моменты съемок, такой кадр обязательно бы попал в обойму!

Яна зазубрила текст так, что слова вылетают, как из скорострельного пулемета. Вознесенский сделал ей замечание.

— Надо доносить текст, — сказал он. — Убеждай парней, что им угрожает смерть! На кону твоя жизнь — Родион и Филипп должны тебе поверить. Выживут они — выживешь ты. Поняла?

— Да, только она…

— Что она? — не понял Володя.

— Выживет она. На кону ее жизнь. Не моя… Нас так учили.

Кто ее этому научил, интересно? Яна закончила ВГИК, курс одного очень хорошего актера, сто лет назад заявившего о себе на всю страну гениальной ролью в телепостановке по Достоевскому. Вряд ли, когда он там играл, то говорил о персонаже «он». Я много раз смотрел ту работу. Он так там сыграл, что мне кажется, он и сейчас вздрагивает, когда кто-то кого-то рядом называет Родион или Родя. Мы придумываем наши роли, а потом присваиваем их черты себе. И наоборот. В какой-то момент уже не знаем — где мы и где они. Все сливается. Это, как с добром и злом. «Когда человек молод, ему так легко различать добро и зло. С возрастом становится все труднее. Все сливается…» [4] Вот, черт! А я ведь тоже Родя, как у Достоевского! Ну, то есть, не я, если прислушаться к замечанию Яны и дистанцироваться. Может, моего героя зовут Родион не случайно? В жизни нет ничего случайного, если приглядеться. Что у него общего с героем Достоевского? Если буду дистанцироваться — никогда не узнаю. Да, и не за тем я здесь торчу почти безвылазно! Каждый день копаюсь в сценарии, всматриваюсь в окружающий мир глазами Родиона Сидорского, выпрашиваю у режиссера монтажа смонтированный материал, ищу черную кошку в темной комнате… Может, я и есть эта черная кошка? Точнее, кот. Но в поговорке кошки там нет. Может, и меня уже нет? Я называю это «работать с погружением». По-моему, если есть возможность работать с погружением, это счастье для актера. Не понимаю, как можно от этого отказываться. Впрочем, вру — понимаю. Это может быть страшно…

4

Цитата из х.ф. «Джеймс Бонд, Квант милосердия».

…Выбегаем из номера, рвем по коридору к пожарному выходу. Белые бегущие человечки под потолком, на зеленом фоне эвакуационных ламп указывают направление. Может, хитрят, и бежать следует в другую сторону? Обычное дело в краю, где мы родились — выслушай или увидь официальную подсказку и поступи наоборот. Только поэтому многие из нас до сих пор живы. Какие бесконечные здесь коридоры! Что там, за углом? Хаш! Цыганского вида придурок летит на пол. Как в рапиде, пытается встать! Еще раз кулаком в лицо — Хаш! — и дальше по коридору, забрав пистолет…