Месть негодяя

— Давай постоим немного, я покурю, — говорит.

— Вот, еще один секрет молодости!

— Ах, да, ты же не куришь. Я тоже собираюсь бросить.

— Бросай сейчас.

— Нет, не могу. Уже спланировала. Похудею на три кило. Куплю таблетки. И тогда начну бросать.

— Господи, зачем тебе худеть, ты и так, как тростинка. И зачем таблетки?

— От никотиновой зависимости. Похудею, чтобы слишком не растолстеть, когда брошу. Все толстеют, когда бросают.

— Лучше брось сейчас, на этом месте, при мне. Буду еще одним твоим напоминанием, что курить — отстой. А завтра, вместо первой утренней затяжки, наденешь спортивный костюм и побежишь на зарядку, чтобы не растолстеть.

— Где мне бегать?

— Где угодно. У вас такой зеленый и спортивный город — в каждом дворе стадион. Или абонемент в спортзал купи, в бассейн запишись. Если хочешь менять жизнь, меняй сию секунду. Следующей может не быть.

— Звучит грустно.

— Но это правда.

Мимо разболтанно движется группа подвыпивших парней. Один отделяется по направлению к нам. Мысленно целюсь ногой ему в пах. Он неожиданно интеллигентно просит сигарету.

— Вот видишь, это же судьба! — говорю. — Отдай ему всю пачку!

— Пожалуй, я не пойду в этот клуб, — вдруг решает Настя, глядя в след удаляющимся парням.

— Надеюсь, не из-за того, что я предложил тебе прямо сейчас бросить курить?

— Вижу, что за публика там собирается.

— А вообще, Настя, если тебе нравится курить, кури, — говорю. — И делай, что хочется.

— Знаешь, что… — она кривит мордочку.

— Я серьезно. Кури, толстей, рожай близнецов. Рассекай по улицам в майке с надписью «Я — классная сорокапятилетняя телка!» Получай от жизни кайф.

Переходим через дорогу, останавливаемся у стоянки такси.

— Если не передумал в клуб, давай хотя бы подкину до дома, — предлагает.

— Не стоит.

— После того разговора, у кафе, ты как будто избегаешь меня, кстати? — вдруг говорит совсем другим тоном.

— Ну, я же сейчас с тобой.

— Ты знаешь, о чем я…

— Как я могу избегать тебя, Настя, мы же работаем вместе! Просто хочу прогуляться. Я же вышел прогуляться.

— Разве мы не можем быть просто друзьями? — вдруг заявляет решительно, почти с вызовом. Как будто только что я на коленях умолял ее подняться ко мне и заняться развратом.

— Конечно, можем, Настя. Именно поэтому я не хочу, чтобы ты подкидывала меня до дома. Чтобы мне не пришла совершенно не уместная при наших дружеских отношениях мысль попросить тебя подкинуть меня до квартиры, или даже до спальни.

— Я могу быть хорошим другом, — очень серьезно говорит она.

— Знаю. Я не могу.

— Жаль! А Почему?

— С детства не умею дружить с девчонками.

Будущее и прошлое

Хронология съемок редко совпадает с хронологией событий на экране. Вот и у нас еще не снято, как Родион отбывает тюремный срок, а меня сегодня уже постригли короче, на лицо налепили шрамы, готовя к сценам, что последуют после. В съемочном процессе будущее и прошлое снова перемешались, но мне это уже давно не мешает, может, даже наоборот — это же так похоже на жизнь! Столкновение нашего будущего и прошлого происходит на каждом шагу, стоит лишь приглядеться. Оно в случайных полуулыбках незнакомок на улицах и в метро и в горящих взорах вождей на политических митингах, на рекламных щитах туристических кампаний и в теленовостях, в газетных объявлениях о покупке и продаже квартир, автомобилей, старой мебели и предметов быта, в тяжелых сумках курьеров, развозящих авиа— и железнодорожные билеты… Но мы не приглядываемся, поэтому редко бываем готовы к переменам. Выбирать между прошлым и будущим приходится каждый день. Но все это обычно по мелочам, поэтому не больно. Жизнь как будто готовит. Однажды она захочет всерьез испытать, и тогда придется нелегко. К сожалению, на роль «самого дорогого» мы не редко выбираем тех, кто тянет нас к земле, не дает хорошенько расправить крылья…

…Накануне я мерил спортивные куртки. Володе куртки не понравились.

— Пусть Родион выходит из Зоны в пальто, воротник поднят — от поднятых воротников и трехдневной щетины веет одиночеством и бездомностью… — фантазирует он вслух. — Помните, Лино Вентура, Жан Габен, Ален Делон? Отрешенные романтики. Одинокие волки. Родион заплатил за ошибки молодости и остался одинок — его должны жалеть!

Художник по костюмам привезла темно-коричневое пальто, фирменное, от Кевина Кляйна. Я надел его и почувствовал, что это отличная идея — пальто — в ту же секунду откуда-то из мутных илистых глубин моего бездонного «я» потянулись на свет пузырьки, наполненные размытыми силуэтами неких личностей, изрядно побитых судьбой, несправедливо обиженных, но не сломленных… Держу пари, если бы в этот момент за моей спиной кто-то негромко воскликнул: «Лино!», или «Жан!», или «Ален!», я бы инстинктивно обернулся со словами: «Да… Что надо…?». Как все же одежда влияет на наше самоощущение!

…Пару месяцев назад обсуждали образ Родиона после тюрьмы, и Бонч-Бруевич, сказал:

— У него должны слезиться глаза. Такой воспаленный, измученный взгляд…

И они действительно слезятся теперь. Я ничего для этого не делаю. Просто они слезятся и все. Даже не знаю, почему.

…Подъезд в доме, где живет Ольга. Ухожу на рассвете. В это время подъезжает Мерседес с Филиппом. Сталкиваемся лицом к лицу. Для Ольги мы — будущее и прошлое…

За прошедшие шесть лет Филипп так и не женился на Наталье. Пообещал, но обманул. Зато женился на Ольге, дочке сенатора. Можно сказать, это и сделало Филиппа мэром. К выходу Родиона из зоны Филипп живет на два дома — и с Ольгой и с Натальей. …Я знаю мужчин, что живут на два дома или на несколько домов… Когда спрашиваешь, зачем, обычно говорят: «Сразу и не ответишь… Все запуталось…» Мне кажется, это от бессилия сделать выбор между будущим и прошлым. Тут мало быть сильным и с чувством ответственности, нужно еще что-то. Возможно это что-то — всепобеждающая жажда легкости. Либо она в тебе есть и толкает вперед и в небо, либо ее нет, а может, была когда-то, но ты ее подавил, потерял, пропил или заложил… Эта жажда вовсе не обязательно синоним легкомыслия и страха связать себя с кем-то… Однажды, мне надо было надолго уехать из страны. Я переживал первую большую любовь, впервые жил с девушкой и не мог взять ее с собой — таковы были обстоятельства. Девушка дала понять: если улечу один, ждать меня не будет. Не хотелось терять девушку. И командировку терять не хотелось. Месяц до отлета превратился в ад. Когда я уходил на работу, то чувствовал, что к ногам привязаны гири и за спиной вакуум. Казалось, даже стены нашей общей квартиры ждут моего решения! «Что же будет, когда я соберу чемодан и поеду один в аэропорт? — думал я. — Как преодолею гравитацию этой любви…?» Я написал заявление с просьбой отложить командировку на месяц «по семейным обстоятельствам». И потерял командировку. К тому моменту я уже так устал от гирь на ногах и вакуума за спиной, что мгновенно принял решение — собрал вещи и ушел. Мне было не легко, но между тяжеловесной любовью и одиночеством я выбрал одиночество. Сделал вывод — мне не нужна «тяжеловесная любовь», похожая на космическую «Черную дыру». Не хочу, чтобы чудовищная гравитация каких-либо отношений изменяла траекторию моего полета от звезды к звезде, от цели к цели… «Если любая любовь такая, — решил, — тогда я лучше один!..» Мне кажется, в очень большой степени от нас самих зависит, кто мы для тех, кого любим — будущее или прошлое — и кто они для нас…

…Родион до Зоны относился к Наталье легко, по-дружески, его устраивало отсутствие обязательств. Мужчинам часто это нравится, даже с самыми близкими, мы думаем, так будет всегда. Но однажды что-то случается — какая-нибудь ерунда с претензией на катастрофу, а может, и настоящая катастрофа — и приходится выбирать… У Родиона произошла катастрофа. И он отказался от Натальи. А потом передумал. И, выйдя на свободу, попытался ее вернуть. Мне это трудно играть — я другой. С этой своей запоздалой любовью Родион заставляет и меня оборачиваться, с киркой и лопатой отправляться в запретные зоны памяти на поиски старых могил, чего я категорически не хочу, но не могу сопротивляться, ведь то, что я там найду, возможно, поможет Родиону быть убедительным. А еще я вижу в Наталье то, чего Родион не видит, или не хочет видеть, и мне с каждым днем все труднее сохранять это втайне от Родиона…

…Кстати, когда я познакомился со Светкой, примерно в то же время я познакомился с еще одной девушкой. Они мне обе очень нравились. И встречался я с ними через день, точнее, через ночь. Прошел месяц или полтора, силы мои подходили к концу, я понимал — дальше так продолжаться не может, надо выбрать. А выбрать было трудно — из двух зол выбрать всегда не просто (улыбаюсь). Обе девушки были, как на подбор — высокие, худенькие, веселые, сексуальные, заводные… Я выбрал Светку. Почему? Многих, наверное, разочарую — со Светкой я лучше спал… Нет, правда! Вечера и ночи с обеими девушками были похожи, как две капли воды — мы встречались, ужинали, выпивали, зажигали… Под утро засыпали, а в девять — десять за мной приезжала машина. И вот тут имело место единственное различие — с неСветкой я вставал разбитым, а со Светкой — вскакивал выспавшимся, веселым и как будто немного пьяным. И еще неСветка со второй совместной ночи начала конкретное последовательное вторжение: зубная щетка и пара кремов в ванной, голубая чайная чашка с надписью «California» на кухне, на одной из полок в шкафу в спальне гламурные джинсовые шортики, маячка и запасные колготки, в прихожей — розовые тапочки с надписью «Love»… Она попросила почитать несколько книг из моей библиотеки, послушать несколько дисков из моей фонотеки, посмотреть несколько фильмов из моей коллекции фильмов, поносить одни из моих котлов (наручных часов)… Расспросы, когда у меня отпуск и на какое море я собираюсь поехать отдыхать, плавно и логично перетекали в рассуждения о том, как здорово растить детей в доме или квартире у моря в Сардинии или на Лазурном берегу… Еще неСветка постоянно забывала у меня кольца, сережки и часы. А Светка ничего не спрашивала, ни о чем не фантазировала, по крайней мере, не вслух, ничего не привозила, не увозила и не забывала, ходила по квартире босиком и нагишом или в моей майке, пила чай из моих чашек и чистила зубы одноразовой зубной щеткой из заграничного отеля, дюжину которых я держал в ванной на видном месте для гостей.

…Володя хочет, чтобы, выйдя из Мерседеса, Паша не сразу увидел меня.

— Я, конечно, могу, Володь, но это будет не правильно, — спорит Паша. — Я приехал домой, подъезд — мой объект внимания. Как же я не увижу Родиона…?

«А мой объект внимания — жизнь, со всеми ее радостями и горестями, — думаю с благодарностью, пока они решают, куда и как Паше смотреть. — Спасибо, странная Жизнь! Одним ты позволяешь хотя бы время от времени чувствовать себя живыми и счастливыми, а других приговорила вечно чувствовать себя несчастными и мертвыми… Одних ты выталкиваешь вперед даже, когда они сопротивляются, других вынуждаешь топтаться на одном месте, держаться за старые могильные кресты… С твоего молчаливого благословения, одни верят в чудо, другие уверены, что ничего не получится. И между ними война… Я — счастливчик, ведь я среди первых, хоть и не сразу, и только мы с тобой знаем, странная Жизнь, какой ценой! Вообще-то к тому моменту, когда становишься настоящим, обычно большинство волос уже выпали, глаза вывалились и расходишься по швам. Но мне и тут повезло…»

Договорились — Паша оправдает, что не сразу заметил меня, потому что выходит, разговаривая по телефону. Вдруг видит меня, останавливается. Я тоже останавливаюсь. Смотрим друг на друга, как для учебника по актерскому мастерству, для главы «Гениальная игра без слов. Примеры…»

Когда стали снимать, в нужной точке Паша не остановился. Видимо, забыл. Или не рассчитал. Да и не всегда так уж легко остановиться, как может показаться на первый взгляд… У актеров закон — как бы ни облажался, пока режиссер не дал команду «Стоп!» — продолжай играть.