Месть негодяя
Шрифт:
Поднимаюсь в квартиру, валюсь на диван, собираюсь включить кино. Приходит письмо от Юли Гулько.
— Алеша, как твои дела, настроение?
— Привет! Все хорошо. Только немного р…
Хотел написать «немного работать устал», но палец сорвался, нажал не ту клавишу, и СМС ушла недописанная.
Юля поняла иначе:
— Вот и у нас бррр — холодно! Когда будешь в Москве?
— Не знаю. А что?
— Как прилетишь, позвонишь?
Не думаю, что Юле так уж важно, позвоню я, когда прилечу, или нет. Возможно, у нее просто плохое настроение, и в данную минуту не с кем поболтать…
Ставлю фильм «Плут». Через десять минут начинаю раздражаться. Зачем это снято? Зачем я убиваю время? Молодой комик Володя Павлик, играющий главную роль — деревянный, необаятельный, фальшивый. Полфильма прячет ледяные глаза под темными линзами очков… По роли требуется быть живым, а он безнадежен, как восковые куклы в музее мадам Тюссо… Хочется крикнуть:
— Зачем ты вылез на экран, парень? Что хотел сказать? Послушай, малыш, в этом деле нельзя без страсти!
А что это значит, быть живым? Мы много говорим об этом на съемочной площадке, предполагая, что говорим об одном и том же. Но так ли это? Очкарик из «Плута», скорее всего, считает себя Самым Живым из всех Живущих. Бедолаге и невдомек, что он труп…
Потом смотрю «Подмену» Клинта Иствуда. Потрясает сцена казни маньяка, убившего двадцать детей. Его ведут на эшафот, а он считает ступени. Их тринадцать. Он кричит, чтобы его не торопили — он хочет наступить на каждую. Когда ему на голову накидывают черный мешок и петлю, кажется, с этого момента экранное время тягучее и вязкое, как смола… Вновь мысленно возвращаюсь к моей роли. Родион угодил в тюрьму на целых шесть лет. Там его избивали, калечили, несколько раз приговаривали к смерти… Он выходит на свободу без копейки, морально и физически опустошен. Но он стоял с мешком и петлей на голове и знает цену жизни. А Филипп не знает. И проигрывает…
Вызываю такси и выдвигаюсь в центр. Минут двадцать у входа в ночной клуб жду Пашу. На улице так хорошо! Глубоко и шумно дышу, как будто не дышал целую вечность или делаю это в последний раз.
Поднимаемся с Пашей на лифте на третий этаж. Сколько тысячелетий хожу по ночным клубам и все никак не могу привыкнуть, когда порой туда надо подниматься на лифте. По-моему, для ночных клубов больше подходит, чтобы туда спускались, и чтобы кабины лифтов не чинно и размеренно катились по вертикальным рельсам, а чтобы проваливалась под ногами и летели в свободном падении… Протискиваемся к стойке, находим пятачок, чтобы приткнуться, усаживаемся на высокие тумбы, делаем заказ.
— Как здорово мы с тобой устроились, — обращаюсь к Паше. — Сидим, всех видим, а нас для них просто нет. Очень это люблю. Странно, что я актер, да? Мне больше подходит сидеть в засаде…
Кстати, моя воинская специальность — разведчик. Иногда мне кажется, что я все еще сижу в засаде и наблюдаю за людьми. Двадцать четыре часа в сутки, без перерыва на обед и отдых. И за собой наблюдаю — это не менее интересно. В каком-то смысле, я все еще разведчик.
Закуриваем сигары. Рассматриваем девушек.
Когда включают медляк, подходит блондинка.
— Привет! Потанцуешь со мной?
Люблю я по ночам эту простоту общения. Не зачем много болтать. И знать в темноте нужно лишь
травоядное перед тобой существо и ли плотоядное.Обнял ее, закружились.
— Что ты делаешь в нашем городе? — спрашивает.
— Ищу «Девушку Моей Мечты», чтобы на всю жизнь, в радости и горести, в богатстве и нищете…
— Лучше только в радости и в богатстве, — смеется. В ее словах нет ничего обидного, но мне они не нравятся, и дальше весь танец я молчу.
Когда возвращаюсь к стойке, рядом с Пашей топчутся еще две — блондинка и брюнетка. С ними лохматый, похожий на певца Сергея Минаева. Трудно определить, кто у них с кем. Обнимаются по очереди.
— Вы ведь актеры? — обращается к нам брюнетка. — Я вас сразу узнала. Вы ментов играли, да?
— Нет, мы настоящие менты… — отвечает Паша.
— Я знаю, что актеры, и мы с вами коллеги, — говорит брюнетка, смеясь. — Я манекенщица, участвую в показах и съемках нижнего белья.
«Вот, блин! — думаю недоброжелательно. — Играть человека, рискующего жизнью ради справедливости, для нее то же, что вертеть попой на подиуме в лифчике и стрингах!»
И переключаюсь на ее подругу-блондинку — слегка щиплю ее за маленький зад. Оборачивается, корчит веселую рожицу. Не обращая внимание на «Минаева», беру ее за талию, притягиваю к себе. Она оказывается у меня между ног.
— Нина, — представляется.
— Родион… Прости, что-то я уже заговариваюсь — я Алексей. Выпьешь со мной?
— Нет, спасибо… — смотрит с радостным недоверием. — А как это можно так заговориться, что перепутать свое имя? И почему именно Родион?
— Долго объяснять, Нинка! Ты разве никогда не представлялась чужим именем по ошибке?
— По ошибке нет. А вообще сто раз!
— Ну, расскажи.
— Не стоит… Меня, кстати, вовсе не Нина зовут…
— Вот как?! Ну, тогда хотя бы выпей со мной!
Под ненавидящим взглядом «Минаева» почти силой вливаю в нее коньяк из моего бокала. Кажется, она под таким же конкретным градусом, как и я.
— Блин, Нина, ты такая милая! — не могу удержаться, обнимаю ее, глажу, похлопываю по попке. Она отвечает с большой симпатией — гладит мои плечи, трогает руки… Не успеваю и глазом моргнуть, как уже целуемся.
— Может, ко мне? — шепчу.
— Не могу, я должна уйти отсюда с подружкой… — кажется, ей искренне жаль. — Знаешь, что, я придумала! Идем со мной!
Берет за руку, тянет в темноту. Оказываемся у двери женского туалета.
— Э, нет, малышка! — упираюсь рукой в косяк, — мне не туда…
— Туда, туда! Идем!
Заныриваем внутрь, запираемся в кабинке. Она садится на корточки, достает из сумочки упаковку влажных салфеток с ароматом ромашки.
— Я очень чистоплотная, — хвастается. — И я еще ни разу этим не занималась в туалете. А ты?
Что тут скажешь? Мне хочется спросить ее, почему она назвалась не своим именем, почему так категорично отказывается поехать после клуба ко мне, зажечь свечи, включить спокойную музыку, целоваться целую вечность, не оглядываясь, не прислушиваясь и не торопясь… Но чтобы ответить, ей потребуется остановиться, а этого я тоже не хочу. Поэтому только блуждаю пальцами по ее макушке и шепчу:
— Не останавливайся, Нинка, или как там тебя… Пожалуйста, не останавливайся…
— Думал, ты не вернешься, — весело встречает Паша, когда изможденно опускаюсь на тумбу рядом с ним.