Месть в конверте

А кстати, замечательное занятие для пенсии — открыть небольшой магазинчик цветов и проводить свои неспешные старческие дни среди прекрасного…

Вот от этих-то рассуждений его и отвлек звонок старшего помощника генерального прокурора Александра Борисовича Турецкого.

— Здорово, Володя.

— Привет, Александр Борисович.

— Скажи, ты любишь путешествовать?

— Шеф, ну кто же не любит путешествовать?

— Вот и отлично. Я думаю, заотдыхался ты уже, пора тебе подключаться к делу, над которым мы уже пару дней ломаем головы.

— Я уже готов ломать вместе с вами.

— Отлично. Для начала поедешь в командировку.

— Надеюсь, на юг? — Поремский улыбнулся мобильнику.

— Да, разумеется. Как ты угадал? Почти на юг. Ну, точнее говоря, не совсем, а скорее даже на восток.

— А именно?

— В Новосибирск.

— Ого!

— Короче, приезжай, все обсудим.

— Когда приезжать, шеф?

— Как «когда»? — даже удивился невидимый Турецкий в трубке. — Да сейчас!

«Накрылось свидание», — мысленно вздохнул Владимир и сказал вслух:

— Еду.

Ночной полет прошел на удивление легко. А столица Западной Сибири Поремскому неожиданно приглянулась. Город производил довольно умытое впечатление, да и вообще… почему один город нравится, а другой нет? Загадка…

Знаменитый Академгородок производил впечатление некой курортной зоны. Главная авеню называлась «Морской проспект» — в честь так называемого «Обского моря», искусственного водохранилища при гидроэлектростанции, кардинально изменившего климат во всем регионе. Ох уж эти преобразователи природы и поворотчики рек вспять…

Но тем не менее название «Морской проспект» создавало некую расслабляющую атмосферу, да и народ одевался большей частью по-пляжному, девушки были воздушны и веселы.

Улица, на которой стоял коттедж Валентина Давыдова, носила лирическое название «Золотодолинская». По виду — типичный район вилл в какой-нибудь не слишком дорогой Европе, типа Чехии. Впрочем, на этом позитивные впечатления Поремского закончились. В доме царило запустение и разруха. Мебель была обтянута чехлами, под ногами стояли многочисленные коробки с книгами и посудой. Его встретила жена хозяина, Анна Николаевна. Владимир почему-то поймал себя на том, что ему мысленно хочется назвать ее вдовой; он увидел в этом какой-то недобрый знак и рассердился сам на себя: надо же, взял живого человека и похоронил. Но что-то в этом было… неспроста, неспроста. Оговорка по Фрейду, как говорится.

Анна Николаевна извинилась за разгром:

— Коттедж принадлежит не нам, его предоставляет Академия наук. Ну и после того, что случилось, они еще какое-то время сохраняли его за мной, а теперь…

— Куда вы переезжаете?

— У меня будет простая скромная квартирка в «Щ», — ответила хозяйка и, увидев удивление гостя, пояснила: — Это такой район Академгородка, называется микрорайон «Щ».

— Анна Николаевна, послушайте, — начал Володя. — Прежде всего я хочу сказать, что очень вам сочувствую и считаю дело вашего мужа очень… ну мягко говоря, странным.

— Мы все еще не перестали надеяться…

— Тем не менее не хочу вас напрасно обнадеживать и скажу честно: мы расследуем совсем другое дело, но оно пересеклось с делом вашего мужа. Может быть, наше расследование станет неким толчком, и для вас что-то изменится, но я не могу вам этого обещать, поскольку наша цель изначально — другая.

— Я понимаю вас.

— Я должен задать вам несколько вопросов… быть может, немного неожиданных. Нас интересует все, что касается контактов вашего супруга с ФСБ.

— Что вы имеете в виду? — Анна Николаевна выпрямилась.

— Я конкретизирую. Нам известно, что Валентин Данилович встречался с некоторыми сотрудниками органов. Ежели угодно — они с ним встречались, вызывали, или как еще сказать. Если вы знаете, с кем именно, прошу вас назвать их.

— Ах это. Да, Валю действительно несколько раз вызывали. Не в саму гэбэйку… простите…

— Ничего, ничего, — улыбнулся Поремский.

— В саму ФСБ он не ходил, они встречались с ним в гостинице «Интурист», это в центре, на Ленина. Говорят, это у них так принято. Явочная квартира и так далее. Штирлицы, словом.

— С кем именно он встречался?

— Ну вы же знаете, они фамилий и званий не называют. Говорят: «Зовите меня Иван Иванович». Первый, с кем Валя виделся, был наш, местный «Иван Иванович», а потом приезжали двое из Москвы.

— Тоже «Иван Ивановичи»?

— Только один. Точнее — Евгений Иванович. А вот второго мы запомнили лучше. Это довольно интересный персонаж.

— Расскажите, Анна Николаевна.

— Во-первых, он назвался человеческим именем. Ну то есть явно настоящим, а не… как это у них называется…

— Конспиративным?

— Совершенно верно.

— Так как же его звали?

— Его звали Георгий Федорович.

Поремский достал блокнот.

— А во-вторых? Вы сказали «во-первых»…

— А во-вторых, он явно намекал мужу, что хочет ему помочь и вытащить его из всего этого грязного дела. И Светочка Суворова, жена Игорька, говорит то же самое. Георгий Федорович вроде бы действительно старался помочь, такое это производило впечатление. Нет, конечно, я все понимаю: «злой следователь» и «добрый следователь» — это классическая пара…

— Вы контактируете с госпожой Суворовой?

— Конечно! Мы же товарищи по несчастью. Соломенные вдовы.

— Она приезжает к вам?

— Чаще я к ней. Она молодец, если бы не она, я бы уже утратила всякую надежду. Меня сломали. А она держится. Общество образовала, петиции пишет, интервью дает разным там «голосам».

— Скажите, Анна Николаевна, а дети у вас есть?

— У нас взрослый сын, Дмитрий. Но он живет за границей.

— Где именно, можно поинтересоваться?

— В Вене. Зовет меня к себе, но я не могу сейчас уехать. Я все-таки надеюсь…

— А он не приезжал в Россию?

— Приезжал, конечно, на процесс. А с тех пор… Он, знаете ли, очень тяжело пережил то, что произошло с отцом, и теперь, как бы это сказать… Не очень патриотично настроен. — Давыдова вздохнула. — А попросту говоря — возненавидел эту страну и ее власти предержащие.

Поремский едва заметно улыбнулся и черкнул закорючку в блокноте.

— Вы нам очень помогли, Анна Николаевна. Надеюсь, в следующий раз мы увидимся при более благоприятной ситуации.

— Даже не надейся! — рявкнул Турецкий в самое ухо Владимиру.