Место назначения неизвестно
Шрифт:
Наконец он отвернулся и угрюмо пробормотал:
— Это было… под влиянием момента. Я, наверное, полный кретин. Вообразил, что вас, возможно, послали… чтобы помочь мне выбраться отсюда.
— Вы хотите выбраться?
— Боже мой, еще как!
— Как вы попали сюда из Парижа?
Том Беттертон, вздохнув, горько усмехнулся:
— Меня не похитили, не что-нибудь в этом роде, если вас это интересует. Я поехал по своей собственной доброй воле, следуя своему горячему желанию. У меня было страстное и восторженное стремление…
— Вы знали, что отправляетесь именно сюда?
— Если
— И когда вы попали сюда, все обернулось по-другому?
Он снова вздохнул и усмехнулся:
— Вы сами в этом убедитесь. Тут можно найти все, что пожелаешь, но найденное будет не таким, каким представлялось раньше, до приезда сюда. Это не есть… свобода! — Он присел рядом с ней, нахмурившись. — Знаете, именно отсутствие свободы и действовало мне на нервы дома. Чувство, что за мной наблюдают, следят. Меры безопасности… Необходимость отчитываться во всех своих поступках, отвечать за всех своих друзей… Возможно, все это действительно необходимо, но в конце концов просто сводит с ума… Ну и когда кто-нибудь приходит с предложением… ты его выслушиваешь… Звучит все превосходно… — Он коротко усмехнулся. — И заканчиваешь — здесь!
Хилари медленно проговорила:
— Вы хотите сказать, что попали в те же самые условия, от которых стремились избавиться? Здесь за вами точно так же наблюдают и следят, как и раньше, или еще пристальнее?
Беттертон нервным движением откинул волосы со лба.
— Не знаю, — сказал он. — Честно. Не знаю. Не уверен. Может быть, все происходит только в моем воображении. Я даже не знаю, наблюдают ли за мной вообще. Зачем им? К чему волноваться? Я у них здесь как… в тюрьме.
— Но то, как вы себе представляли здешнюю обстановку, хоть в малейшей степени соответствует действительности — тому, что вы нашли на самом деле?
— В какой-то степени — да! Условия для работы идеальные. Здесь есть любое оборудование, любые виды аппаратуры. Можно работать сколь угодно много или сколь угодно мало, как захочется. Всегда получаешь любую поддержку и помощь. Питание, одежда, жилище, но все время сознаешь, что находишься в тюрьме.
— Когда мы вошли сюда и у нас за спинами лязгнули ворота, я испытала ужасное чувство. — Хилари передернуло.
— Что ж, — Беттертон, казалось, взял себя в руки, — я ответил на ваш вопрос. Теперь вы ответьте на мой. Чем вы занимаетесь здесь, притворяясь Оливией?
— Оливия… — Хилари замолчала, подыскивая слова.
— Да? Что же с Оливией? Что случилось с ней?
Хилари с жалостью посмотрела на его измученное лицо:
— Мне страшно говорить вам.
— Вы хотите сказать… с ней что-то случилось?
— Да. Мне очень жаль, мне страшно жаль… Ваша жена погибла. Она летела к вам, и самолет разбился. Ее привезли в больницу, но через два дня она умерла.
Невидящими глазами он уставился прямо перед собой. Казалось, только усилием воли ему
удается сдерживать свои чувства. Затем тихо произнес:— Значит, Оливия умерла? Понимаю…
Наступило долгое молчание. Потом он повернулся к Хилари:
— Продолжим… Вы заняли ее место и прибыли сюда. Зачем?
У Хилари был готов ответ. Том Беттертон верил в то, что ее послали, чтобы, как он выразился, «помочь ему выбраться отсюда». Это не было ее заданием. Хилари была всего лишь шпионкой, причем в буквальном смысле. Ее послали сюда для сбора информации, а не для организации побега человека, по собственной воле обрекшего себя на то положение, в котором он сейчас оказался. Более того, она не обладала никакими средствами для его освобождения, она была здесь в тюрьме не в меньшей степени, чем он.
Полностью довериться ему, чувствовала она, было опасно. Беттертон находился на грани нервного срыва. В любой момент он может полностью потерять над собой контроль. В сложившихся обстоятельствах было бы безумием надеяться на то, что он сохранит тайну.
Она сказала:
— Я была в больнице с вашей женой, когда она умирала. Я предложила занять ее место и постараться разыскать вас. Она очень хотела передать вам кое-что.
Он нахмурился:
— Но ведь…
Хилари поспешила перебить его, пока он не осознал всех слабостей ее истории.
— Это не настолько невероятно, как может показаться. Понимаете, я симпатизирую тем идеям, о которых вы только что говорили. Обмен научной информацией между всеми народами… Новое устройство мира… Я просто в восторге от всего этого. И кроме того — мои волосы! Мне подумалось: если здесь ждут какую-то рыжеволосую женщину определенного возраста, то мне удастся выдать себя за нее. В любом случае стоило попытаться.
— Да. — Он оглядел ее голову. — У вас волосы точно такие, как у Оливии.
— И потом, понимаете, ваша жена так настаивала на том, что вам необходимо получить ее сообщение…
— Сообщение? Какое?
— Я должна передать вам, чтобы вы были осторожны… предельно осторожны… что вам угрожает опасность… от кого-то по имени Борис.
— Борис? Борис Глидр?
— Вы знаете его?
Он покачал головой:
— Никогда с ним не встречался. Но имя мне знакомо. Борис Глидр — родственник моей первой жены. Я знаю о нем.
— Чем он может быть для вас опасен?
— Что?
Беттертон выглядел рассеянным.
Хилари повторила свой вопрос.
— Ах, это. — Казалось, ему стоило больших трудов вернуться от своих мыслей к реальности. — Не знаю, чем он может быть опасен именно для меня, но, насколько я его себе представляю, он вообще опасный парень.
— В каком смысле?
— Он один из тех полоумных идеалистов, которые будут счастливы истребить половину человечества, если им по какой-то причине придет в голову, что это пойдет на пользу оставшейся половине.
— Я знаю таких людей, о каких вы говорите.
Она чувствовала, что действительно представляет их себе, и очень ярко. Но откуда столь яркое представление?
— Оливия встречалась с ним? Что он ей сказал?
— Не знаю. Все, что она сказала, — об опасности… Еще она сказала, что не могла поверить.