Метаморфозы Уклейкина или быть Добру!..

"Ну, так вот..." - продолжал, мощно выдохнув в трубку Сатановский.
– Заявился, вчера вечером этот Чёрт в редакцию с нотариусом, фамилия которого, кстати, тоже ещё та - Банкротов, и сразу, понимаешь, ко мне в кабинет без очереди. В крик возмущается, собака, мол, немедленно дайте опровержение по статье В.Н. Уклейкина "Нострадамус - мифы и реальность". Так вот... поскольку этот Чёрт - его Нострадамуса то бишь, хоть и дальний, но потомок, то он, как наследник, - категорически не согласен с изложенными в твоей статье якобы фактами и настаивает на публичных извинениях, иначе через суд грозился, ирод, финансово уничтожить нас. И, представляешь, - нагло швырнул мне на стол документы на немецком языке, подтверждающие его родство с грёбанным предсказателем, прямо опровергающие твои выводы! Это уж мне потом с их копий Воскресенская подтвердила, бегло переведя... Одним словом - этот полоумный Чёрт, милостиво, чтоб ему пусто было, дал нам на всё неделю на опровержение и извинение - один день уже прошёл... Каков сюжетец!.. Ты меня, Володя, давно знаешь, - я бы и послал этого Карла по матушке - туда, откуда он явился не званным - за мной не заржавело бы, но на носу выборы... А значит, что вот-вот поступят очередные заказы от желающих на свой счёт порулить Россией и лишний скандал нам сейчас ни к чему, как это было бы просто замечательно в любое иное время. Одни словом: ты эту кашу заварил - тебе и расхлёбывать: напишешь, как ты умеешь, вежливое опровержение с извинениями и шабаш на этом; копии документов я тебе перешлю сегодня же с кем-нибудь на дом, адрес-то прежний, не снесли ещё вас?..

– От них дождёшься, - рефлекторно ответил Уклейкин, мысли которого были на 99,99% заняты исключительно чертом и связанными с ним злоключениями, а не с крайне ветхим домом, расселить жильцов которого обещали ещё с Брежневских времён.

"Вот и отлично, то есть - не переживай я имел в виду: скоро дадут вам квартиры - я давеча случайно в Мэрии на конференции главных редакторов мельком видел новый план района - вроде нет там вашей холобуды.

– Спасибо, Борис Абрамович, я понял, но... возвращаясь к моей статье и этому треклятому Чёрту...
– попытался вновь перебить шефа Володя, дабы разузнать хоть что-нибудь ещё, но Сатановский бесконтактным апперкотом резко оборвал его тщетную попытку и быстро завершил незримый бой-диалог с вдрызг подавленным подчинённым:

"И никаких "но" - это приказ! Да... и ещё, Уклейкин: токсикоз у тебя там или, пардон, понос, - лично мне до лампочки, но справка от врача для порядка чтоб была! Точка! Будь здоров, не кашляй!.." - и отключил телефон.

Относительно удобоваримое настроение пусть даже и на краткий миг было снизошедшее на Уклейкина после неожиданной помощи друга после звонка шефу, буквально камнем рухнуло в пропасть под невыносимым гнётом вновь вскрывшихся крайне мутных и абсолютно не вменяемых обстоятельств. Кроме того, помимо неожиданно навалившихся на него житейских гадостей, особенно страшила ужасная догадка, которую он всячески гнал от себя. А именно, то, что он, Уклейкин Владимир Николаевич, почти 33-х лет от роду, здоровый в принципе человек, возможно, просто банально болен или только начинает заболевать каким-то неизвестным душевным недугом типа нервного расстройства или чем-то подобным. Ибо, иных внятных объяснений нескончаемой чреды откровенной чертовщины - в его восполнённом и крайне переполненном тщетными размышлениями мозгу не находилось. Приватно же проконсультироваться по этому поводу пока не представлялось Володе возможным.

Во-первых, - судорожно перебрав круг своих знакомых, он не нашёл в нём кого-либо кто бы работал в этой тёмной области человеческих знаний и кому можно было бы вполне доверится. Во-вторых, и это главное, - даже если такой специалист был бы, то далеко не факт, что он решился бы на медицинское обследование: а, вдруг, действительно окажется, что он нездоров; и что тогда с этим делать, как жить дальше, будет ли это полноценной жизнью и будет ли тогда вообще возможна жизнь?..

Эти вопросы-сомнения всё мучительнее жгли его метущуюся в лабиринте неизъяснимых перипетий бытия душу и почти не давали покоя сознанию для взвешенного, критического анализа происходящего и целенаправленных действий по возвращению самого себя хотя бы в прежнее, обыденное русло течения жизни. Но Уклейкин, как мог, пытался способствовать этому, памятуя о данной менее суток назад клятве доказать, что он "не кишка тонка".

И при прочих равных, надобно всё-таки отдать Володе должное. По уши, увязнув в каком-то болоте неизъяснимых метаморфоз, он не ретировался, не отступился от поставленной цели, а как мог начал сопротивлялся известным несчастьям. Согласитесь, неведомый читатель, ведь совершенно неизвестно как бы мы с вами повели себя в этой или подобной неординарной ситуации. Не сломались ли бы, прежде всего, - духом, при первом, даже не ударе судьбы по носу, а - только лёгкому щелчку по органу обоняния, дерзко и без гордыни поднятому над смирившимся со своей участью большинством соплеменников.

Всё это чрезвычайно напрягало Уклейкина, и загоняло, как бы, внутрь себя для поиска ответов, тогда как окружающий Мир, словно нарочно не замечая его треволнения и безрезультатные изыскания, ни на ничтожную терцию не переставал присутствовать Вселенной во всём её бесконечном разнообразии:

– Молодой человек!..
– раздался, как будто отдалённо знакомый, женский голос с прижавшихся от зноя вплотную к земле небес, - ...ну как вам не стыдно курить на детской площадке: немедленно убирайтесь отсюда, а то я милицию вызову!

– От неожиданности, помноженной на "милицию" Вова вздрогнул, (в горьких раздумьях он даже и не заметил, что закурил) и, откинув руки, как стапеля ракеты от поникшей головы, медленно поднял оную, обратившись напряжённым, прикрытым всё теми же непроницаемыми черными зеркальными очками, лицом в сторону источника предупреждения.
– Извините меня, пожалуйста, я больше не буду...

– Ах!.. так это, стало быть, опять вы хулиганите?!..
– смешанной интонацией, но уже сдержанней воскликнула женщина, нежно раскачивая детскую коляску из которой, бережно хранимое её ангельской любовью семимесячное дитя небезуспешно пыталось из бессвязного лопотания выстроить мало-мальски понятную взрослым людям речевую конструкцию типа: "Ма-ма... мы-ла Па-пу".

Вне всяких сомнений это была та самая мамаша, которая часа три назад в Лефортовском парке уже попеняла ему по поводу неуместного курения, и Володя, у которого в самых отделённых уголках души робко забрезжила туманная надежда, глупо улыбаясь, кое-как притушив сигарету о песок и положив её в карман пиджака, неуклюже признался:

– Я... наверное...

– Вы Уклейкин Владимир Николаевич?
– загадочно улыбнулась она в ответ.

– Да, но...
– ошарашенный снайперской точностью вопроса, только и нашёлся, что ответить Володя.

– А где вы прописаны?
– продолжала она, невозмутимо и последовательно, словно утренний следователь, но в противоположность Чугунову, - не в пример приветливым голоском.

– На Красноказарменной 13, квартира 3...
– как на давешнем допросе машинально отвечал Уклейкин, безуспешно пытаясь постигнуть раскалённым пеклом и очередным ребусом мозгом, смысл и причину подобных казённых и совершенно не уместных вопросов, тогда как сердце его, ведомое расцветающей надеждой из интуитивных глубин души, забилось чаще и громче.

– И холостой...
– уже совсем тихо, на секунду задумавшись о чём-то своём выдохнула она, с едва уловимым огоньком в глазах.

– Да...
– почти также беззвучно ответил Володя, глядя на неё преданным взглядом щенка, который уже почуял умопомрачительный запах свежей сахарной косточки и вот-вот получит её из рук любимой хозяйки, и за это - готовый преданно лизать их ей до скончания своего недолгого собачьего века.

– Ну, тогда держите ваш паспорт, молодой человек, и больше не теряйте, а то ведь люди разные бывают...
– и протянула ошарашенному чудом Уклейкину самый главный в России документ, идентифицирующий совершеннолетнего и дееспособного её гражданина во все времена и при всех режимах.

– Вот ...спасибо! огромнейшие, вам спасибо!.. извините, не знаю вашего спасительного имени, а то ведь...
– сбивчиво от нахлынувших чувств искренней благодарности отсыревшим фейерверком начал искрить словами Володя.

– Не за что... вы его в парке выронили, а зовут меня Верой.

– Очень, очень, приятно!.. а меня Володей, - признательно встал он с детской скамейки, окрылённый неожиданным поворотом судьбы в нужную, столь редко ей посещаемую сторону.

– Я знаю...
– хихикнув, вновь улыбнулась она.