Меткий стрелок. Том II
Шрифт:
— Спасибо вам! Мы тут уже двое суток. Лодку прихватило льдом почти в одночасье. Едва успели выбраться и часть припасов вытащить. Думали, не дождемся никого.
Он протянул мне руку.
— Джек Чейни. А это мой друг, Фэтти Гросс.
Я присмотрелся к «породистому». Кого-то он мне напоминал. Джек, Джек… Да это же Лондон! Знаменитый писатель, журналист.
Вот значит, какой он. Молодой, худощавый, с умными глазами. Оброс небольшой бородкой. Ну это понятно, где ему тут бриться…
— Итон Уайт, — я пожал ему руку. — Мэр Доусона.
Его
— Уайт? Вы… вы тот самый? Про которого в газетах писали? Шериф-защитник индейцев? Мистер Уайт, я хочу сделать с вами интервью! Я сотрудничаю с несколькими газетами, журналами и…
Тут Чейни пнул его ногой:
— Ты предупреди мэра, с какими именно газетами ты сотрудничаешь. И в какую партию ты недавно вступил. Думаю, мистеру Итону не нужны проблемы.
— Какие проблемы? — удивился я
Джек смутился.
— Сэр, я недавно вступил в Социалистическую трудовую партию Америки. Пишу для газет левых взглядов.
Я пожал плечеми. Тоже мне проблема.
— Я и сам им не чужд. На Фронтире можно выживать только в условиях справедливости и взаимопомощи.
Старатели переглянулись, Лондон заулыбался.
— Что же… Это отлично!
— Ладно, сейчас это все пустое Важно то, что вы целы. Идите с в Доусон по берегу. Мы протоптали тропу. Там тепло, есть еда, врач.
— Мы… мы не можем бросить все это, — сказал Лондон, кивнув на свои припасы. — На них весь наш запас на зиму.
— Часть можете взять с собой, — предложил я. — Остальное подвесьте на дереве, потом вернетесь и заберете.
Лондон посмотрел на своего толстого друга, потом на меня. Подумал.
— Ладно, — решил он. — Пусть будет по-вашему.
— Сколько лодок шли за вами? — поинтересовался Скукум
— Мы видели семь или восемь. Одна была с семейной парой, двое детей.
Я выругался. Делать было нечего, надо двигаться дальше.
Мы помогли им перетащить на берег часть их вещей, растерли лица — к вечеру стало все больше холодать.
— Спасибо, Итон, — Лондон пожал мне руку. — Удачи вам.
— Увидимся в Доусоне!
Мы попрощались. Они двинулись вниз по реке, мы — дальше, вверх.
И снова — крики, ветер, снегопад. Прошли еще миль пять. Снова остановились.
— Доусон! Идем на помощь! Живые есть?!
В ответ — тишина. Потом… Из снежной пелены, со стороны реки, донесся слабый, далекий крик.
— Э-э-э-эй! Помогите! Мы здесь!
Скукум и я переглянулись. Есть новые потеряшки.
Мы двинулись к кромке берега, пытаясь определить местоположение по голосу. Крики повторялись, становились громче. Они были всего в паре сотен ярдов от нас.
Дошли до края. Посмотрели на лед. Серый, неровный. Но… он казался более гладким, чем торосы на берегу. Опасная гладкость.
— Проверим, — сказал я. Взял топор, которым рубил дрова.
Осторожно ступил на лед. Легкий треск. Нехорошо. Сделал шаг. Еще треск. Не держит. Попробовал в другом месте. То же самое. Лед тонкий. Подолбил его топором — сантиметров десять-пятнадцать. Это мало, чтобы выдержать
человека с грузом. А тем более, чтобы пройти по нему.— Нельзя идти, — сказал я Скукуму. — Провалишься.
Голоса с реки продолжали кричать. Отчаяние чувствовалось в каждом звуке. Что делать? Оставить их? Пытаться найти другое место? Но где? Лед везде такой.
В этот момент сзади послышался новый шум. Лай собак, скрип нарт.
Мы обернулись, Джим крикнул, обозначая нас. Из снежной пелены вынырнули двое на нартах.
Я обомлел.
Артур! И… Оливия! Да что происходит то?!
Она стояла на нартах, в парке из карибу и меховых штанах, в малахае и пуховом платке на голове, ее лицо разрумянилось от холода и ветра. Рядом — Артур, тоже одетый по-северному, но выглядящий менее уверенно.
Нарты пронеслись мимо нас, собаки остановились по команде Оливии. Стоять, гит, ха… Она говорила с ними на языке, который я только начал осваивать. Легко, уверенно, словно делала это всю жизнь. Ее малахай был из белого волка, а парка… на ее парке была вышивка бисером по подолу. Она выглядела… как настоящая северянка. И чертовски красиво.
Девушка посмотрела на меня, и в ее глазах мелькнуло озорство. Она показала мне язык!
— Привет, Итон! — крикнула она, ее голос был высоким, чистым. — Олаф дал нам своих собак!
Я стоял, не веря своим глазам.
И тут меня накрыло. Вся усталость, весь стресс, все волнение выплеснулось в одной волне гнева.
— Артур! — заорал я. — Ты опять?! С ней?! Что ты здесь делаешь?!
Парень побледнел, начал мямлить оправдания.
— Дядя Итон, я… я просто хотел помочь! Мисс Оливия… она уговорила! Сказала, что умеет с собаками! А я… я тоже хотел участвовать в спасательной операции!
— Замолчи! — оборвал я его. — Ты понимаешь, что ты наделал?! Это не прогулка по парку! Здесь опасно! А ты… Я же обещал твоей сестре!
— Итон! — Оливия перебила меня, уже без прежнего озорства. — Не кричи на него! Это мое решение! Я сказала, что иду, и он вызвался меня сопровождать!
— Твое решение?! — ярость моя достигла предела. — Это не твои дела! Сиди в поселке!
— Я умею! — ее голос стал тверже. — У меня с детства были собаки! Я росла на Севере! Я знаю, что делаю! И я могу помочь! Между прочим, упряжка Олафа лучшая в Доусоне!
— Итон! — это уже был Скукум, положивший руку мне на плечо. — Люди кричат. Им нужна помощь.
Я глубоко вздохнул, раз, другой. Джим был прав. Люди замерзают. А я стою и ору, как ненормальный. Небось весь Юкон слышал и ржет.
— Там, — я махнул рукой в сторону реки. — На льду несколько человек. Лед тонкий. Ищем проход.
Оливия мгновенно стала серьезной. Она спешилась, подошла к краю льда. Всмотрелась в снежную пелену.
— Я вижу их! Там! Ближе к середине!
— Лед не держит, Оливия. Я пробовал.
Она посмотрела на реку, потом на наши нарты, на веревки.
— Я могу пройти, — сказала она. Голос ее был спокойным и решительным. — Я легкая.