Методотдел

Уже после фейерверка, когда гости вернулись в гостиницу и пошли пить чай, Лидия Антоновна долго не могла отыскать своего сына.

«Вы не знаете, где мой Алеша?» — спрашивала она у Медеи Михайловны.

Чарквиани в ответ пожала плечами.

«Должно быть, Ольга Дмитриевна знает, — рассуждала сама с собой Лидия Антоновна. — Последний раз я видел Алешу, когда он вальсировал с ней. Да, но где же и она? Ее я тоже давно не вижу. Вы не…»

Но Чарквиани поспешно удалилась.

На следующий день у Лидии Антоновны состоялся серьезный разговор с Ольгой Дмитриевной.

«Как же так, милая, — возмущалась Лидия Антоновна. — Он же совсем мальчик по сравнению с вами! Вы же почти как мать ему. Ну, его еще как-то можно понять, но вам-то зачем это, голубушка?»

Ольга Дмитриевна смотрела в окно и отвечала на это совершенно спокойно и даже равнодушно:

«Другая вместо ваших слов, сказала бы спасибо, что ее сын перед смертью стал взрослым мужчиной…»

В тот день Лернеру пришлось применять все свое врачебное искусство, приводя в чувства Лидию Антоновну. Та лежала у себя в номере и все причитала: «Да будь проклята она, бессердечная!»

На следующее утро Ольга Дмитриевна покинула Ялту, а Яличи съехали в другую гостиницу.

Меньше чем через год после этого умер Алеша, а Ольга Дмитриевна за границей тайно разрешилась от бремени. Деликатность истории заключалась в том, что девочка оказалась карлицей, и ее судьбой вроде бы занялась бездетная Медея Михайловна Чарквиани.

Впрочем, дальнейшее продолжение истории абсолютно неизвестно.

Глава XIV, повествующая о кризисе поиска концепции Дворца

Подошло время сдачи директору новой концепции. Стоит признать, что у нас получилась полная ерунда. Зина предлагала развитие Дворца в системе переплетающихся квестов. Максим Петрович ратовал за возрождение старых советских методик, Рита считала, что Дворцу необходимо уйти в проектную деятельность. Таня поддерживала всех понемногу, а Петя вообще ничего путного так и не смог сформулировать. В итоге я обобщил несколько возможных направлений и отдал все это Ванде, которая туда же добавила междисциплинарное обучение, и в таком вот винегретном виде документ лег на стол нашему директору. Я знал, что все это не годится, поэтому, когда нас с Капраловой вызвал к себе Горовиц, приготовился держать удар.

— Я думал, государство платит зарплату специалистам, — начал директор.

На нас он не смотрел, тер нос, дул губы и вообще всячески давал понять, что ужасно обижен. Могло показаться, что нанесенная ему обида связана не с работой, а с какими-то очень личными обстоятельствами, то есть все это смахивало даже не на обиду, а на серьезнейшее оскорбление с нашей стороны.

— Это что? — показывая на текст, спросил Горовиц.

— Наши предложения, — ответил я, не решаясь назвать это концепцией развития.

Горовиц скривился:

— Если это концепция, значит, я — хрен поросячий.

Мне стало смешно от этой фразы, но я постарался сдержаться, а вот Ванду приведенная ассоциация озадачила, о чем сообщали ее пунцовые щеки и приоткрытый рот. В других случаях она бы давно уже что-нибудь говорила, но сейчас просто замерла. Я все-таки не смог, видимо, подавить улыбку, потому что услышал директорское:

— Разве я сказал что-то смешное?

Если честно, то да. Но я не стал ничего такого говорить, потому что сказанное мгновенно было бы расценено как дерзость, и тогда началось бы…

Горовиц сделал глубокий выдох. Он напоминал сейчас школьного учителя, который в сотый раз принимается объяснять своим бестолковым ученикам урок.

— Я хочу, чтобы наш Дворец зажег что-то новое, а не занимался чужими перепевками. Мне пообещали грант. Это очень хорошие деньги, на которые можно сделать действительно многое… И я хочу не просто отремонтировать Дворец, я хочу всю его работу пе-ре-фор-ма-ти-ро-вать.

— В прошлый раз вы ничего не говорили про грант, — перебила его Ванда, поправляя очки. В ее глазах я увидел интерес, который появлялся всегда, когда речь шла о деньгах.

— У нас целый методический отдел, — продолжал директор, не обращая внимание на реплику своего заместителя. — Я жду, когда уже он заработает по своему прямому назначению. Сейчас это роскошь — в таком маленьком Дворце держать методотдел. Я не расформировываю его не потому, чтобы отдать дань выдающейся истории, но главным образом по той причине, что жду от него результат. Вы — это мой аванс. Понимаете?

Он смотрел на меня в упор, всем видом показывая, что его предупреждение очень серьезно. Смекалистая Капралова тотчас сообразила, против кого сейчас надо дружить, и также устремила свой взгляд в мою сторону, полный солидарности с шефом.

— Хорошо, мы переделаем… — только и оставалось мне ответить. — И все же, что вы хотите видеть? В какую сторону нам думать?

Горовиц мотнул головой, что можно было понимать: «Если б я знал точно, то не спрашивал».

— Должно быть что-то оригинальное, — ответил он слегка раздраженно, — что может захватить детей и стать тем событием, которое даст им возможность найти себя.

Хотя я и ответил «понятно», но на самом деле не понял ничего. Директор, видимо, прочитал это по моему лицу и дал нам теперь месяц. Задание отныне адресовалось конкретно методотделу. Ванда в душе ликовала — не ожидала, что так легко будет освобождена от этого непростого поручения.

— У меня есть идея профилизации Дворца. — напоследок, не выдержав, бросил директор. — И есть человек, который знает, как это сделать. Я хочу, чтобы вы понимали: если вы не предложите мне ничего интересного, то он вместо вас будет воплощать свой проект на вашей должности.

Конечно, было бы справедливым, если бы я знал о том самом конкурирующем проекте, с которым Горовиц вынуждал меня соревноваться. Однако я не сильно расстроился. Пусть бы даже и знал — эта информация никак не могла повлиять на тот путь, который я старался нащупать. Чуть позже Ванда рассказала, что директор серьезно задумался над тем, чтобы устроить во Дворце технопарк и что «этот вопрос почти решен».

— А как же все те, кто сейчас работает? — спросил я.

В ответ она злорадно улыбнусь.

В тот же день, когда я выходил из столовой, мне позвонила Медуница:

— Егор Степанович, завтра восемь утра вы едете с Ильей Борисовичем и Вандой Сергеевной на форум.

— Какой еще форум? — спросил я.

— Артековский.

Неотъемлемая часть менеджмента нашей администрации — в последний момент подключать людей к участию в плановых, давно известных делах, занимавших прочное место в календаре предстоящих событий. Я, конечно, прекрасно знал о форуме в «Артеке», равно как и о том, что меня не собирались туда брать. Горовиц был слишком занят собственной персоной, чтобы думать еще и о развитии своих сотрудников, а Капралова всегда боялась подпускать кого-то к директору на близкое расстояние. Однако утреннее совещание внесло-таки свои коррективы. Возложившая на меня столь высокую ответственность дирекция Дворца не могла теперь не взять меня туда, где собирались суперпрофессионалы дополнительного образования.