Методотдел

— Может, гости какие приехали?

Инга недоверчиво покачала головой.

На этом эпизоде слухи о непонятном спутнике Анциферовой не прекратились. Через пару дней Рита сказала, что видела Тамару в торговом центре с неизвестным молодым парнем, которому они выбирали костюм, а затем, уже на выходных, мы с Витькой застали их в «Ветерке».

В ту субботу я уже собирался лечь спать, как мне позвонил Витек. Он звал меня посидеть в баре, чтобы обсудить новый фильм Тарантино, который только что посмотрел в кинотеатре. Я не хотел никуда идти и не пошел бы, не будь причина столь уважительной. Сам я видел этот фильм днем ранее, впечатления были еще свежи, и мне хотелось ими поделиться.

Было уже около полуночи, когда в «Ветерок» пришла Тамара со своим спутником. Они были уже «тепленькие», и, наверное, поэтому Тамара нас не замечала. О чем они говорили, я не слышал, но мне было хорошо видно, как она широко ему улыбается, смотрит маслеными глазами в его глаза. Время от времени Тамара по-свойски клала руку на плечо парню или обнимала его за шею. Парень был красив, но вместе с тем в нем заключалось что-то неприятное, из серии профессионального самолюбования. С первого взгляда я понял, что этот тип — порядочная сволочь.

— Вот, молодец, как отрывается, — сказал Витек, заметив в баре свою начальницу.

— Ты думаешь, это ее племянник? — спросил я.

— Племянник, племянник, чей-то, безусловно, племянник. Ну, шельма, — смеялся Витька.

Мне вдруг стало совестно оттого, что мы оказались внезапными свидетелями столь неформального общения, поэтому, не желая быть обнаруженными этой парочкой, наше обсуждение фильма продолжилось уже на набережной.

«У Тамары завелся молодой любовник», — так шептались во Дворце в середине следующий недели. Уж слишком часто их теперь видели в разных частях города, причем в довольно недвусмысленных ситуациях: то они держались за руку, то сидели в обнимку на скамейке. Тамара, хотя и не выглядела беззаботной, но явно была счастлива. Раньше с Фирузой они — должно быть, из-за своей некоторой грубости и угловатости — напоминали мне двух стареющих лесбиянок, а теперь в Тамаре появилась приятная женственность. И самое главное, наконец подруги перестали ходить всюду вместе, а значит, как минимум у одной из них появилась личная жизнь.

Личная жизнь… Дворец безжалостно отбирал ее у своих обитателей. И это касалось не только наличия мужей или жен, но и серьезных интересов и увлечений вне работы. Больше половины сотрудников были без пары, другая половина жила ограниченными интересами работы. Это было очень печально. Одной из преданных узниц Дворца была как раз Тамара Анциферова. Она изматывала себя и детей бесконечными репетициями: детей — меньше, потому что они менялись, себя — больше. Она продумывала каждую мелочь, будь то костюмы, декорации, свет или музыка. Именно поэтому ее спектакли всегда выходили очень добротными, словно с конвейера, почти полностью лишенными глупых детских ляпов и накладок. И все они как две капли воды были похожи друг на друга, что, впрочем, никакого давно не раздражало во Дворце. «Ну в самом деле, это же режиссерский почерк», — оправдывала подругу Фируза перед каким-нибудь придирчивым родителем.

Правда вскрылась, как это часто бывает, совсем внезапно. Как зимний черноморский шторм, она мгновенно обрушила все наши гипотезы, не оставив камня на камне от такого логично придуманного объяснения поведения коллеги. Всеобщему удивлению не было границ, когда стало известно, что за всем этим не было никакой любовной истории. Но разве мечту нельзя отнести к таковой? По-моему, это и есть самая настоящая любовь, только даже еще более высокая.

Когда все поверили, что Тамара тратит деньги на молодого любовника, она решила раскрыть карты. В обеденный перерыв пригласила всех на чай в актовый зал, чтобы разделить с коллегами «одно радостное событие своей жизни». Все, разумеется, подумали, что Анциферова объявит о помолвке или что-то в этом роде. Предположение почти подтвердилось, когда в зале был замечен тот самый пижон и еще несколько типов, очевидно, его друзей.

Тамара подняла бокал с шампанским и начала свою речь:

— Дорогие друзья, прежде всего я хочу попросить у каждого из вас прощения, особенно у тех, у кого я занимала деньги, кстати, сегодня я все верну. Но я не оправдываюсь, потому что сделала все умышленно и осознанно и, простите, не жалею. Я заключила это глупое пари, что все поверят, будто я завела себе жигало, на которого спускаю огромные средства. Честно скажу, для меня эта роль оказалась сложной, очень далекой от настоящей меня. Мне так стыдно было ее играть… К тому же тема довольно щекотливая в отношении деловой репутации педагога, и я понимала, что хожу по лезвию бритвы… Это мой безбашенный однокурсник Славка, — Тамара показала на мужчину с заметно поседевшей шевелюрой, — это он подбил меня на пари, а рядом с ним — его сын Гена, исполнивший роль того самого альфонса.

— Ну и дурачки, — смеясь проговорила Ванда.

— Я так понимаю, вы захотели впустить театр в наши серые будни, — флегматично пошутил Горовиц.

— Наверное, все же в свои будни, — поправила его Тамара. — У меня была давнишняя мечта встретить рассвет на воздушном шаре в Каппадокии. И вот теперь билет туда и обратно, отель и сам подъем на воздушном шаре у меня в кармане. Конечно, я бы смогла найти возможность и сама туда съездить, но когда вот так… Я не смогла устоять, чтоб не вовлечься в игру.

И мне стало сразу все понятно: и актерская натура Тамары, и азарт, увлекший ее в это приключение. И я подумал, как хорошо, что она это сделала, но только жаль, что все остальное оказалось неправдой.

И все же настоящая, но неразделенная любовная история в нашем Дворце была. Своей странностью и страстностью она, наверное, отчасти компенсировала царившую здесь нелюбовь. Это был самый настоящий безответный любовный треугольник, объединивший совершенно непохожих обитателей Дворца.

Первой стрелу Амура пустила Аннушка. Она метила в Кирилла Завадского, промахнулась, а может быть, и попала, но только дело в том, что Завадский грезил другой амазонкой.

Молчаливый, сдержанный, тактичный Кирилл, конечно, долгое время воспринимал помощницу Агнессы Карловны как неприятное насекомое. Горластая Аннушка если и не пугала его, то, во всяком случае, заставляла избегать больше, чем всех остальных. Он был замкнут, но даже если оставить это за скобками, она была бы последней во Дворце, с кем бы он захотел поболтать или пообедать за одним столом.

Аннушка начала свою атаку с того, что стала приносить Завадскому свежую подписку по психологии. Повод дал сам Кирилл — он проявил неосторожность и спросил, что есть нового в библиотеке по арт-терапии. Уже на следующий день она притащила целую кипу литературы, среди которой, правда, только один источник подходил под нужный запрос. Завадский поблагодарил и оставил все у себя. В течении недели влюбленная Аннушка продолжала приходить с журналами. Изображая огромный интерес, она задавала множество вопросов по самым разным темам психологической науки. Как зачарованная смотрела на предмет своего обожания, когда он начинал что-то рассказывать. Завадский удивлялся ее интересу, а точнее, абсурдности ситуации. Ну разве могло быть между ними что-то общее? Ведь их совершенно ничего не связывало, кроме работы под одной крышей. Между тем он проявлял чудеса терпения. В какой-то момент Завадский перестал давать развернутые ответы на поступающие от своей воздыхательницы вопросы, тем самым не оставляя ей повода задерживаться в его кабинете. Но это не дало нужного эффекта. Аннушка тоже сменила тактику — теперь она больше говорила сама, а Завадский слушал или делал вид, что слушал.

Несмотря на то что Кирилл вел себя непробиваемо, Аннушка светилась от счастья.

— Ты что, влюбилась? — спросила однажды у нее Агнесса Карловна.

Аннушка ничего на это не ответила, только густо покраснела.

Влюбившись в Завадского, Чеснокова стала на редкость покладистой в работе: она теперь не только не перечила Агнессе Карловне, а напротив, старалась, чтобы та ее почаще хвалила. Ее усердие не знало границ — так замечательно к лицу ей была влюбленность. Все это было невероятно трогательно, и вскоре все во Дворце узнали, что Аннушка перестала быть такой грубой и жесткой, какой была прежде; что в ней появилась даже какая-то нежность. Постепенно и Завадский изменил к ней отношение. Он поймал себя на мысли, что теперь сам ждет ее прихода в свой кабинет.