Мэйв Флай

– Ты не обязана быть Джеком с Фонарем, если не хочешь.

Я полностью открываю глаза и смотрю на его грудь в темноте, на его слабый силуэт, на его слова.

– Если я Джек, то ты, что, Дьявол?
– говорю я.

В его словах я слышу улыбку.

– Я имею в виду, что у Дьявола есть влияние и репутация, но Джек действительно коварен. Кажется, это подходит.

Я обдумываю его слова. Я прижимаюсь лбом к его груди.

– Какова же тогда альтернатива? При таком раскладе, если я не Джек, то кто же я?
– говорю я.

– Наверное, я имею в виду, что если ты Джек, то история не обязательно должна развиваться таким образом. Может быть, Джеку не нужно просить Дьявола дать последнее обещание. Может быть, Джек просто поймет, что его судьба с Дьяволом лучше, чем вечно скитаться по земле в одиночестве и пьянстве.

– Значит, Джек должен сдаться и позволить Дьяволу мучить его в вечном адском огне?
– говорю я.

– Ну, мы оба знаем, что ты любишь немного помучиться, - oн находит и быстро покусывает мое ухо, отчего по моему телу пробегают мурашки. Волк поднимает голову. Он продолжает, гул его голоса отражается от его кожи, проникая в мой череп. Ровный ритм его пульса.
– Я просто хочу сказать, что жизнь - это пытка, и загробная жизнь, наверное, тоже, если она есть. А может, и нет. Но найти... родственную душу во всем этом... Я не знаю. Не думаю, что это случается так уж часто. Джек был дураком, что не увидел этого, когда даже Дьявол увидел.

Я отстраняюсь и пытаюсь разглядеть его лицо. Через мгновение я говорю:

– Я думаю, что это немного натянуто с точки зрения...

– Эй...
– говорит он, протягивает руку и обнимает меня, запустив свою большую ладонь в мои волосы.

В темноте я могу различить его глаза, или то место, где они должны быть. Он серьезен. Напряжение проникает в меня, заполняя пространство между нами. Он силен. По необъяснимой причине он не является ничем.

– Я просто говорю, - говорит Гидеон.
– Ты не одна, Мэйв.

Волк скулит, обезьяна наклоняет голову. То чувство, которое не ярость, не ужас и лишь отчасти состоит из печали, пульсирует во мне, бурлит в животе и поднимается к груди. Это что-то новое, другая боль.

Ты не одинока.

Может быть, это алкоголь, или темнота, или мое отчаяние забыть девочку, кукол, бабушку и все, что разворачивается в моей прежде контролируемой жизни. Но здесь, в этом гробу, с этим человеком, я думаю...

Только на этот миг я позволяю себе поверить ему.

29

Я проснулась в полуоткрытом гробу и с запиской:

Пришлось идти на тренировку. Заказал для тебя завтрак. Напиши смс и сообщи, когда мы сможем снова увидеться. Xxx

Вместо подписи - быстрый, но впечатляющий рисунок лежащего Дьявола. Я приподнимаюсь и понимаю, что, пожалуй, у меня самое сильное похмелье за всю мою жизнь. Я напряженно моргаю и заставляю свое тело выйти из хэллоуинской гробницы, медленно, с трудом, спотыкаясь о резиновую руку оборотня и распятие. Я щурю глаза и дышу через нос. Телефон и сумка лежат у барной стойки за пределами комнаты. В этом подвале все равно трудно определить, который час. Но я никогда не сплю позже шести, поэтому представляю, что сейчас около этого времени. Когда я наконец добираюсь до телефона, включаю его и разбираю, что на экране - у меня кровь стынет в жилах. У меня шестнадцать пропущенных звонков от Кейт, три от Лиз и пять пропущенных будильников. Сейчас десять часов. Я должна была быть на работе в девять, а бабушке понадобились лекарства два с половиной часа назад.

Я вскакиваю и, спотыкаясь, выбегаю из дома Гидеона. Я спотыкаюсь о завтрак, который он заказал, на ступеньке перед домом, и мне приходится остановиться и проблеваться в его живой изгороди.

Я веду машину. Я не позволяю себе думать о том, что я сделала. Я не позволяю себе думать.

Я вбегаю в дом, в комнату бабушки. Я проверяю ее показатели. Пульс повышен. Она бледнее обычного, на ее лбу выступили капельки пота. Кожа вокруг глаз и рта желтая, желтушная. Я ищу в ее сумке лекарства и нахожу шприц для утренней дозы. Я делаю глубокий вдох, пытаясь успокоить свои дрожащие руки. Они не успокаиваются, и я делаю ей укол несколько раз, прежде чем мне удается сделать его правильно. Кот Лестер взволнован и мяукает на меня из угла. Я жду три минуты, а затем снова проверяю ее показатели. Показатели приближаются к норме. Я выдыхаю и осматриваю ее. Пролежни испещряют кожу ее спины - глубокие сочащиеся раны, возникшие, казалось, из ниоткуда. Потому что меня здесь не было, чтобы повернуть ее.

Я нахожу свой телефон и быстро отправляю сообщение Лиз:

Я очень плохо себя чувствую и не могу сегодня прийти.

Я набираю в Гугле, что делать с пролежнями, и приступаю к работе. Меня все время трясет, и мне приходится дважды прерываться, чтобы опорожнить желудок в бабушкиной ванной. Я полощу рот в раковине и вижу в зеркале растрескавшуюся девочку. Девочку, которая верила, что сможет все это выдержать.

Я сижу с бабушкой до конца дня. Часы тянутся, и каждый из них - вечность. Но я заслужила эту боль. Я заслужила ее за то, что сделала. За то, что я по собственной воле забыла.

Я человек с распорядком дня. Я придерживаюсь распорядка, потому что он делает мою жизнь сносной, и потому что у меня есть обязанности, которые я должна выполнять. Потому что я такой человек, а не тот, кто бросает то немногое хорошее, что у нее есть, на пустые обещания. На глупую девичью мечту.

Какого черта я делаю?

Когда наступает ночь, я, спотыкаясь, возвращаюсь в свою комнату. Кот Лестер нассал на мою кровать. После всех "Где ты?" я получила единственное сообщение от Кейт:

У меня безумные новости о Лиз.

Они заставили меня отработать всю смену вместе с ЗОЛУШКОЙ.

Лиз видела мое сообщение, но так и не ответила.

Это моя вина, и я должна все исправить. Я не знаю, как именно я оказалась здесь, как эти отвлекающие факторы пробрались в мою жизнь, но мне нужно очистить себя от всего, что отвлекает меня от того, что действительно важно. Я должна быть здесь. Для моей бабушки. Для себя. Ради тех обрывков, которые остались от моей жизни.

Я отправляю два быстрых сообщения, прежде чем полностью выключить телефон, и не позволяю себе чувствовать ничего, кроме обновленной цели. Даже когда тяжелое, колючее, тошнотворное нечто впивается в мое нутро и горло, громко протестуя против того, что я собираюсь сделать. Я заставляю свои пальцы повиноваться.

Первое сообщение - Кейт:

Прости меня. Я облажалась. Ты заслуживаешь лучшего, и я все исправлю. Обещаю.

Второе - Гидеону:

Прошлая ночь была ошибкой. Все это было ошибкой. Я больше так не могу. Пожалуйста, не звони. Пожалуйста, не пиши. Пожалуйста, не пытайся меня переубедить.

Я нажимаю кнопку "Отправить", и меня окутывает полная тишина.

30

На следующий день я прихожу на работу на час раньше, готовая проглотить свою гордость и есть дерьмо для Лиз, пока она не простит мой проступок. Когда я прихожу, Золушка стоит в моем платье, властно потягивая кофе, как будто собирается устроить бал в комнате отдыха.