Меж двух мгновений Вечности (часть первая и вторая)

– Какая разница? А полетели за купол? На простор!
– Она повернула к нему сияющее лицо.
– Прикажи Ирке открыть нам форточку. Нет, ты правильный, ты не прикажешь. Слушай, а ведь и правда - силовое поле для нас, как стекло для мотылька. Не видно, а не вырвешься. Ну что ты улыбаешься?!

Он не стал объяснять причины улыбки. Сказал, как можно мягче:

– Марина, не балуйся. Летим-ка чай пить.

– Ой, знаю я твой чай!
– Наморщила она лоб.
– Не хочу ничего! Летать хочу. Крот, научи меня пользоваться антигравом! Мне это мешает!
– Она шлепнула ладонями по смотровому стеклу.

– Не знаю, - он помедлил, и продолжил, - антиграв - вещь строгая. Он требует серьезного к себе отношения, а ты, стрекоза.

– А ты крот! Правильно тебя назвали!

– Правильно, - согласился он.

– Ладно, уговорил... А ты стихи мои будешь слушать?

– Буду, - сказал он обречённо.

– Ага, сейчас ты все обещаешь, лишь бы заманить Дюймовочку в своё подземелье.

– Ничего себе Дюймовочка под два метра.

– Не наговаривай, - воскликнула она возмущенно, - всего метр семьдесят пять!

Она резко пробежала пальцами по клавиатуре, потянула на себя штурвальчик, и авик, описав немыслимую дугу, ушел вверх, но когда отчаянно завизжала сигнализация, предупреждая об опасной близости купола, скользнул по наклонной вниз, стремительно наращивая скорость, а потом плавно пошел вверх, забирая влево.

Замигал индикатор вызова. Маринка сбросила рычажок и кивнула Кроту, мол, отвечай. Но он не успел сказать и слова, как в динамике раздался встревоженный девический голос:

– Маринка, с ума сошла? Разобьешь командира! Что ты там вытворяешь?

– Катюша, не мешай полету души!

– Товарищ подполковник, это дежурный диспетчер полетов лейтенант Пулеева, оттреплите её за уши! А вам замечание за то, что передаете управление посторонним лицам!

– Курочкина, следи за небом вне купола, - крикнула весело Марина.

– Оттреплю, - пообещал Крот сдавленным голосом и отключил связь. Так, в гарнизоне уже всё о них известно. Впрочем, чему удивляться? Его приземление возле скамеечки фиксировалось вчера техническими средствами наблюдения. Наверное, любовались всей сменой.

Марина после перебранки с Катей притихла. Мастерски посадила авик, виртуозно обогнув верхушку дерева, упирающегося в забор. Посмотрела виновато, движением школьницы поправила сбившуюся юбку и вздохнула.

– Извини, сорвалась. Знаешь, как всё это давит? Дежурства, форма, статус. Этого нельзя, это не достойно офицера, это не по уставу.

– Не знаю, - ответил Крот.
– Меня это не давит, - и вдруг сознался, - я бы без всего этого не смог. Зачем мне безграничная свобода? Только знаешь, Марина...

– Знаю. Прости. Ну, ведь все равно разговоры пошли, ещё когда у нас ничего не было.

– А было такое время?

– Только не говори мне про любовь с первого взгляда. Зачем теперь? Ты ведь уже всё получил. А за то, что я плохо себя вела, согласна понести наказание. Я не буду читать тебе стихи.

– Вот и зря. Я с удовольствием послушаю. Я люблю стихи.

– Ой ли... Ты не можешь любить стихи по определению.

– По твоему определению, что ли?

– Скажем так, ты не можешь любить мои стихи.

– Ну почему?

– Потому что ты Крот, а я... пена морская.

– Пена? Ты слишком строга к себе...

Она взглянула на него обиженно. Молча посидела немного. Ему показалось, что она решает - уйти или остаться. Потом вздохнула и выбралась из авика.

Молча зашли в дом. Марина с отрешенным видом уселась на диван, плотно сдвинув колени и придерживая руками юбку. Ну, пусть посидит. Он ушёл на кухню ставить чай. Сегодня все пошло не так. А ведь у них только начало. Может быть, достаточно было одного раза? Тогда бы не было этих сложностей. Ну а что... Еще не поздно. Можно просто попить чайку, почитать стихи и разойтись.

Когда он вернулся, комната была пуста.

– Это тоже вариант, - подумал он. Не придется прикидываться, что вникаешь в поэтические образы. Он поставил чайник на стол. И уловил... Но за секунду до этого ощутил горячее прикосновение к спине мягких упругостей. Она обняла его за шею и прижалась к нему всем телом.

– Не хочу чая, - прошептала на ухо.
– Тебя хочу.

Вечерело. Они лежали, укрывшись простыней. Крот дотронулся кончиком носа до её носа.

– Ну вот, - сказал он, - так мы с тобой одного роста.

– А ты комплексуешь из-за того, что я выше?

– Ну...

– Не переживай, нам рядом никогда не стоять. А лежа я могу быть даже ниже.
– Она скользнула вниз и положила голову ему на грудь.
– Видишь? На целую голову.
– Через некоторое время потрепала его ежик и сказала, - давай-ка вставать: уже вечер! Мне ещё сумку разобрать надо.

В сумке у нее оказались тапки, джинсы, футболка, халат, полотенце, зубная щетка, какие-то тюбики и флаконы и небольшой мягкий сверток в хрустящей упаковке, который она положила на полочку рядом с его майками и носками.

– Я наведу тут порядок, но не сегодня, - пообещала она, надевая джинсы и майку.
– Сегодня уже поздно. Теперь давай чай пить.

– А стихи?

– Я сегодня не в голосе.
– Она засмеялась, прижалась к нему.
– Какой ты глыбистый!

– Какой?

– Глыба, матерый человечище! Ну-ка напряги грудь!

И когда он затвердел мышцей, думая, что она желает полюбоваться его сложением, со всей силы стукнула его кулаком. Он не стал уворачиваться, но чуть ослабил напряжение, чтобы не отбить ей руку.

– Попала!
– С гордостью констатировала она.
– А говорят, что в тебя нельзя попасть. Реакция у тебя будто бы суперская. А я вот попала!

– Почему нельзя?
– Усмехнулся он.
– Тебе можно.

– Ой, ой, ой!

И ударила вновь. На этот раз он слегка отклонился от линии атаки, нежно обкатал её руку, зафиксировал в локте и поцеловал в висок, который в результате всей этой комбинации оказался на уровне его губ.

– Научи меня так!

– Целоваться?

– Вот еще. Целоваться я лучше тебя умею. Уворачиваться.