Меж двух мгновений Вечности

– Не знаю, - отвечал тот, дрожа от озноба.
– Я заблудился.

– Ладно. Давай-ка вставай. Спасать тебя буду, горемыка.

– Опять?

– Что значит опять? Ты не перегрелся - заговариваешься?

Тот слабо улыбнулся шутке. Крот быстро осмотрел лицо парня - признаков обморожения нет.

– Ноги, - протянул пацан, - ноги плохо. Окоченели, не чувствую.

Крот стянул с него ботинки - хорошие ботинки, правда размера на три больше, чем нужно. Ну это, в данном случае, и неплохо. Принялся растирать ступни - сначала одну, потом другую, и так по очереди несколько раз. Пацан кряхтел, охал, взгляд его ожил, в нём появились боль и тревога. Крот плотно и аккуратно намотал ему на ноги портянки, а потом, разувшись, надел на пацана свои берцы. Затянул ремешки, прижал контакты над каблуками, запуская химическую реакцию.

– Сейчас тепло побежит.

– Уже побежало. Дядя, а попить есть?

Крот покопался в аптечке, достал красную пилюлю, сунул её пацану в рот, вынул из-за пазухи флягу.

– Слюны не напускай!

– Что я маленький?
– буркнул тот обидчиво.

– А это что у тебя?
– Крот ощутил под полушубком твёрдый предмет.

– Так пистолет же, - ответ прозвучал как-то очень уж со значением. И посмотрел он на Крота как-то странно.

Глок 100 - новейшая модель, разработанная специально для Форсис и лет пять назад принятая на вооружение. Удивился:

– Откуда он у тебя?

– Так ты же мне сам подарил!

– Я?

И тут он вспомнил.

– Постой, как тебя? Васька?

– Петька. Уже и забыл.
– огорчился парень.

– Ну да, Петька. Точно. Ладно, дома разделим оружие по-братски. А пока я заберу.

Он сунул пистолет себе в карман и, нацепив винтовку на Петькино плечо, закинул пацана себе за спину, потом передвинул рычажок антиграва в третью позицию. Петька заёрзал, устраиваясь.

– Сиди там тихо!

– Дядь, топор! В лодке... Без топора никак.

– Ишь ты, хозяйственный!

Взяли и топор. Крот примерился было к канистре, но махнул рукой, ладно, завтра. Кто её здесь заберёт?

– Обожди, дядь, сяду удобней.

– Может, тебе седло ещё?
– бросил Крот добродушно.
– Уселся? Поехали.

Глава седьмая

Исчезновение транспортного средства, на котором находился командир части, вызвало в вышестоящих штабах ажиотаж. Тот час было организовано расследование. А когда выяснилось, что инцидент, скорее всего, не просто чрезвычайное происшествие, а супер чрезвычайное, поскольку стало следствием спланированной атаки с целью похищения, то комиссия обрела особый статус и была наделена особыми полномочиями.

Майор Стрижич вела ту леталку сама, но дистанционно. Вообще-то она собиралась лететь с ними в качестве реального пилота, но Крот запретил. И он был в своём праве: когда дело касалось не боевых операций, а перевозок личного состава, то организацию полетов командир эскадрильи обязан был согласовывать с начальником базы, чьё слово и было решающим. Объяснил он свой запрет просто:

– С земли управление надежней.

Это, действительно, так. Потому что летчику-оператору так привычней, да и психологически он чувствует себя уверенней. Хотя, если брать нравственную сторону вопроса, то, как считала Ирина Геннадьевна, пилот во время полёта должен находиться в машине вместе с пассажирами. Мало ли что. Однако Крот распорядился таким тоном, что спорить с ним означало поругаться. И она уступила, потому что не хотела испортить себе и ему настроение размолвкой. А ещё потому, что чувствовала: он лучше знает, как надо поступить в данном случае. А случай был странный.

Что и подтвердилось уже через час. Теперь, когда произошло несколько дней, она сидела в бесхозном кабинете начальника базы напротив заместителя начальника штаба, отвечая на его вопросы, в том числе и на те, что касались предположений и предчувствий, связанных со странной радиограммой, а главное, с подтверждением её после запроса в штаб. Как выяснилось, штаб ни радио этого, ни подтверждения ни высылал. Да и запроса с просьбой о подтверждении не получал. Теперь ей было совершенно ясно, что Крот уже тогда чувствовал нереальность происходящего, просто не было у него никакой логической зацепки, чтобы это распоряжение не выполнить. И ещё она поняла, что о подлоге догадывалась и она сама, только не решилась себе в том признаться. Настолько всё было формально безукоризненно организовано.

Выяснилось то, что командование о "самовывозе" распоряжений не давало, через два часа после исчезновение леталки с радаров. Появление крейсера, который неожиданно завис над расположением базы в установленное по первоначальному плану время, привело старших офицеров в смятение. Его появление было для них тем более необъяснимо, что никакой информации об исчезновении леталки они в центр ещё не давали. А ведь первым предположением было как раз то, что крейсер прибыл к ним на помощь.

Когда после разговора с первым пилотом крейсера выяснилось, что радиограммы были подложными, решено было информацию о пропаже леталки через каналы связи не передавать. Отчитываться о происшедшем улетел Седых, а через два дня он вернулся вместе со следственной группой, состоящей из заместителя начальника штаба истребительного полка, в состав которого входила эскадрилья, приданная базе, представителя особого отдела дивизии, следователя военной прокуратуры гарнизона. Как положено в таких случаях завели уголовное дело, в рамках его производства произведена была выемка документов, начались допросы свидетелей.

Среди обвинений, которые могли быть предъявлены, главным было нарушение приказа командования, повлекшего за собой возможную гибель командира части и утрату имущества. Приказ (номер, печать и всё как положено) требовал доставить задержанного и сопровождающего его начальника базы на специально высланном за ними корабле повышенной надежности. Отправка же была произведена на летательном средстве, принадлежащем части.

Вопрос, который интересовал компетентную комиссию сводился к формулировке: "Кто виноват"? И этот вопрос, как водится, имел высокие шансы быть решённым, поскольку комиссия руководствовалась в своей деятельности надежными инструкциями. А когда есть толковая инструкции, то, опираясь на её методические указания, всегда можно определить виновного.

Комиссия искала, опираясь и облокачиваясь. Её интересовали прежде всего два вопроса: первый: кто дал указание в нарушение приказа, лететь на "тарелке", второй: по чьей вине произошла потеря летательного аппарата.

С первым вопросом получилась накладка. После того, как Крот подписал приказ о назначении Седых исполняющим обязанности начальника базы, спрашивать надо вроде бы с нового руководителя. И хотя улетел Крот лишь утром следующего дня, властными полномочиями он уже не обладал и, таким образом, ответственность нёс за всё тот, кто формально вступил в должность. Однако фактически при реальном начальнике "бумажный", пусть и формально вступивший в исполнение. как бы в запасе, на старте. А вот спрос с него, если что, будет, как с настоящего. Пока двое членов комиссии разбирались с кого надо спросить по всей строгости, зам. начальника штаба работал со Стрижич.

– Давайте ещё раз со всеми подробностями, - он смотрел доброжелательно, и понятно было, что вовсе не жаждал крови. Стрижич была своя, лётная, и он не хотел бы отдать её на съедение законникам.
– Кто отдал приказ на вылет корабля части?

– Я не знаю, был ли приказ, но устное распоряжение было отдано полковником Кротких.

– Устное... Ну хорошо. Допустим. Только имел ли он на то право? Ведь он распорядился так уже после того, как передал свои обязанности майору Седых?

– Да. Мы ждали крейсер, но поступила радиограмма за подписью командира дивизии...

– В том-то и дело, Ирина Геннадьевна, что радиограмму такую дивизия не отправляла. И следов радиообмена в архивах нет.

– Иван Николаевич, не хотите же вы сказать...

– Не хочу. Даже если сделать совершенно нереальное предположение, что кто-то из вас позволил себе это, объяснения мотивации не нашлось бы. Зачем? Поэтому оставим это. Расскажите мне, что случилось с аппаратом.

– Я собиралась вести борт реально, но полковник Кротких не разрешил.

– Опять Кротких. Седых должен был эти вопросы решать.