Меж двух огней
Шрифт:
– Мистер Мунн, она найдется, обязательно найдется!
– Пока он здесь… Она будет с ним. Она с ним… - его слова казались сущим бредом, они звучали именно как речи больного, лежащего на смертном одре в свой последний час, однако являлись настоящей правдой.
– Мистер Мунн, я должна пойти за мистером МакМайклом. Я сейчас же приведу его, сейчас же!
– настаивала Линда.
– Вы ведь не умрете, пока я хожу, правда?
– Нет, я буду жить до тех пор, пока не буду убежден, что с моей дочерью все хорошо, - с мимолетной ухмылкой проговорил он.
– Приведи его сюда, Линда, беги.
Женщина не стала даже переобувать сапоги, а лишь накинула на плечи легкое пальто и быстро выбежала из дома, со всех ног пускаясь по дороге к дому МакМайклов. Она знала, что этот юноша обязательно поможет.
Из темной, непроглядной ночи, окутавшей улицы города и убаюкавшей жителей, выделяется темный силуэт высокого мужчины. Он торопливо идет по тропинке, ведя за собой свою собственную тень, что мелькает
– Шарлотта, это ты? Дочка!
– позвал Уильям, с трудом поворачивая голову назад, чтобы убедиться в своей правоте. Однако в парадной приемной лишь тускло горели свечи и вокруг была пустота и тишина. Мужчина буквально стиснул зубы, собрал волю в кулак и попытался подняться с мягкого кресла, и, на его собственное удивление, он почувствовал, что способен идти. Однако без опоры под рукой было сложновато передвигаться, поэтому магнат держался за стол, а после за все, что встретится на пути.
– Шарлотта, ты дома?
– вновь зовет мистер Мунн, но отвечает ему снова тишина. Он осматривает первый этаж, не замечая ничего подозрительного, словно никто и не заходил в дом, словно никто не трогал входную дверь, и с разочарованием Уильям понял, что ему все это померещилось, все это лишь было воображением, которое обострено ожиданиями в эти минуты.
Дышать было все ещё тяжело и сердце слегка покалывало, поэтому его ладонь постоянно держалась за грудь, словно стараясь не дать боли разойтись по всему телу, словно удерживая её, как зверя в клетке. Мужчина неглубоко вдохнул и выдохнул, а после медленно направился в ванную комнату. Весь дом был обогащен свечами и их теплым сиянием, вот только в душе наступила тьма, когда мистер Мунн понимал, что, возможно, потерял свою дочь навсегда. Он не сбрасывал со счетов тот факт, что она могла каким-то образом узнать о его обмане, о его клевете и затаить на него обиду, нет ничего хуже на свете, чем не ведать, что сокрыто в душе у твоего ребенка. Уильям только сейчас понял, что они не были близки с Шарлоттой, и хотя она всегда была и остается своевольной, он все же не трудился выяснять, чего она хочет на самом деле. То же самое произошло и сейчас, когда он вновь начал решать её судьбу… И с одной стороны Уильям, как отец, заслуживал понимания, с другой же стороны - он не давал дочери шанса самой разобраться в человеке и сделать выбор…
Пожилой магнат осторожно опускается на стул возле раковины, поворачивает кран, и ванная комната наполняется шипением воды. Смочив лицо холодной водой, Мистер Мунн устало вздыхает и из его груди начинает рваться кашель. Он сдерживает в себе порывы заболевания, удерживает боль и страх оттого, что сегодня может стать его последним днем, а его дочери нет рядом. Он не сможет проститься с ней и попросить прощения за все. Мужчина закрывает глаза ладонью и опирается на раковину, хрипло вздыхая. Внезапно шум воды затихает, и ванная комната вновь наполняется былой тишиной. За своей спиной мистер Мунн слышит чьи-то шаги, свое собственное дыхание он заглушает, чтобы расслышать чужое, которое позади него. Ужас закрадывается в уголки его больного сердца, однако не обернуться он не может. Медленный поворот головы, и -глаза его расширяются от удивления и страха перед тем, кто, по идее, не имеет за спиной никакой защиты, и только его уверенность, смелость, упрямство и ум прокладывают ему путь в этой жизни. Томас Шарп стоит прямо за спиной магната и не спеша натягивает перчатки, скрывая под их кожей свои изящные, длинные пальцы. Его надменный взгляд серо-голубых глаз пробивает насквозь своей надменностью и бессердечием.
– Ну здравствуйте, мистер Мунн. Хотя вижу, что ваше здоровье сильно хромает, - издевательски прозвучал голос Шарпа.
– Я пришел вам сказать, чтобы вы не переживали за Шарлотту, она в безопасности.
– Что ты сделал с ней?
– хрипло выдавил старик, испуганно следя за тем, как Томас обходит его и становится напротив.
– Ничего. Я люблю вашу дочь, мистер Мунн, как и она любит меня. Поверьте, мне совсем не хотелось выходить из сложившейся ситуации таким способом. Я бы все отдал, лишь бы сейчас не стоять здесь и не смотреть вам в глаза, где я нахожу только презрение. Я ведь хотел мирно донести до вас о своих чувствах к Шарлотте, уверен, как и она тоже пыталась убедить вас. Но вы не соизволили выслушать её, более того, вы взяли
на себя такую ношу, как ложь. Наверное, когда я стану отцом, я пойму вас. По-вашему, мне нельзя доверять, что ж, может быть и так… Все, чего я хочу, мистер Мунн, это забрать те документы. Скажите, где они.– Томас Шарп внимательно посмотрел на мужчину, который готов был вцепиться ему в горло, и вцепился бы, если бы тело не было так слабо. Его выдавал этот зверский взгляд ненависти.
– Ах, значит, есть что скрывать… Раз требуешь документов. Знай, что у тебя ничего не выйдет! Ты их не получишь, никогда! Я отправлю тебя на казнь!
– Мистер Мунн хотел было подняться со своего места, но Шарп усадил его назад, чуть надавив на плечи.
– Смотри, как бы я не казнил тебя раньше, старик. Очень жаль, что мы не смогли найти общего языка. Мне очень жаль, мистер Мунн, - после этих слов Томас Шарп, не моргнув и глазом, легонько ударил мужчину в грудь, отчего тот смог сделать лишь два последних вздоха, а затем повалиться на пол с широко раскрытыми глазами. Этого было достаточно, чтобы шаткое сердце старика остановилось. Спустя секунды Шарп уже смотрел на неподвижное тело самого известного магната в Бостоне, отца горячо любимой Шарлотты, который встал на его пути.
Томас нагнулся и пощупал пульс на шее, убедившись, что старик мертв. Времени у Шарпа было все меньше, как показывали нагрудные часы, что он достал из кармана пиджака. Баронет последовал на верхний этаж, в надежде, что старый магнат забрал те заветные бумаги и запер их в домашнем сейфе или ящичке. Найти кабинет мистера Мунна не составило огромного труда, Томас Шарп попал в него, пройдя до этого всего одну комнату. Он был обязан забрать эти бумаги, иначе они могли бы попасть в ещё более ненужные руки, которые точно не стали бы прятать их и убирать от посторонних глаз. Томас начал тщательно обыскивать кабинет, забираясь в каждый шкафчик, ящики и тумбочки, где он сталкивался с не одной стопкой различных бумаг, но среди которых так и не находил нужные. Наконец он добрался до запертой тумбочки стола, и, проявив смекалку, сумел открыть не самый хитрый замок. В тумбочке оказалось не так много документов, которые он не разглядывал подробно, а лишь искал нужные. И вот, наконец важная папка оказалась в его руках: те самые имена, надписи, фотографии и даже старые вырезки из газет - все это на мгновение окунуло Томаса в такое мрачное прошлое, о котором лучше никогда не вспоминать и не говорить. Не оставив и следа своего присутствия, покинув кабинет, англичанин спустился на первый этаж, а после, осмотрев ещё раз огромнейший особняк Мунн, поспешил удалиться прочь.
Этой же темной ночью найденные документы в доме мистера Мунна сэр Шарп сжег, в очередной раз стараясь вычеркнуть все это из своей памяти.
Ранним утром Шарлотту пробудил странный сон, который был словно нагнан самой судьбой. Все было так мрачно: небеса плачут день и ночь; во объятиях осени поникшие деревья будто исподлобья и с сожалением глядят на неё со всех сторон и осуждают про себя; под ногами грязь и лужи; в пролетевшем ветре она слышит свое имя, произнесенное устами незнакомого ей человека, а может быть, кого-то близкого, которого она просто не смогла узнать…
Шарлотта резко распахнула глаза и сразу же увидела перед собой сумрак осеннего рассвета, которому не дает прорваться в комнату темная штора. Девушка приподнимается на постели. Неведомая прохлада просачивается и слегка обнимает, будто всю ночь она ждала её пробуждения, стоя у изголовья кровати, и тогда Шарлотта укутывается в одеяло и подходит к окну. За окном, как в её сне, небо затянуло серыми тучами и ночной дождь уже оставил после себя следы на земле, усеивая её лужами.
Из её головы не выходили мысли о вчерашнем, а мягкий поцелуй мерещился всю ночь, и она во сне бредила, желая вновь коснуться слегка горьковатых, но таких вкусных губ Томаса. Будь её воля, она бы сию же секунду бросила все и уехала бы с ним в любую точку мира, куда бы он захотел, и она не стала бы оглядываться назад, ибо позади она бы ничего не оставила, но… Но, собственно, что же мешало ей сделать это? Протест отца, только и всего? Разве убедить его в его ошибке может быть невозможным? Шарлотта сделает ради этого все! Она теперь более, чем уверена, что обязана переменить мнение отца в отношении Шарпа. Как она и говорила - утро вечера мудренее. Вся вчерашняя обида на единственного родителя спала, она обернулась пониманием и сожалением, она обернулась умиляющей улыбкой… Отец всегда лишь заботиться о ней, и ложь во имя заботы не самая гнусная ложь - вот так было заключено ею этим ранним утром.
Шарлотта не стала медлить и отправилась приводить себя в порядок, чтобы скорее отправиться вместе с Томасом к отцу, как они и договаривались, и наконец расставить все на свои места.
Томас Шарп встретил девушку в вестибюле отеля. Она так доверчиво смотрела ему в глаза и с тем же так волнительно. Она уверено шла навстречу своему счастью рука об руку с загадочным мужчиной, о котором почти ничего не знала, но которым была очарована, в которого была без памяти влюблена. Она надеялась, что в этот хмурый осенний день счастье наконец улыбнется ей, когда отец благословит их, она лелеяла свою надежду и делилась ею с Шарпом, который знал, что спустя мгновения бедная Шарлотта осознает, что дорогого ей человека больше нет…