Меж двух огней
Шрифт:
– А где вы живете в Камберленде?
– Предоставился случай, чтобы спросить у сэра Шарпа давно интересующий её вопрос.
– У нас свое имение, которое досталось нам в наследство от наших родителей, - ответил Томас без особых подробностей, но по крайней мере он удовлетворил любопытство Шарлотты хотя бы на маленькую половину.
– Ах да! Я слышала, ваша сестра упоминала, что ваших родителей нет в живых. Наверно, это будет слишком вызывающе и невежливо с моей стороны, но…
– Я прекрасно понимаю вас, Шарлотта, и я отвечу на ваш вопрос, - прервал её Томас, мягко улыбаясь.
– Наши родители умерли, когда мне было десять лет. Отец заболел страшной лихорадкой, и мать, которая днями и ночами не отходила от него, заботилась до самой последней секунды его жизни, вскоре заразилась от него. После смерти отца матушки не стало примерно через несколько месяцев.
Легкая и грустная улыбка отразилась на тонких губах сэра Шарпа, воспоминания о прошлом тронули его сердце, задели сильно натянутую струну, которая лишь жалобно, но очень тихо отозвалась скрипом, но не оборвалась.
– Прошу прощения, что заставила вас припомнить все это. Я право не хотела, - Шарлотта притупила взгляд, отчего его ладонь, лежащая на её руке, сжалась чуть сильнее.
– Не стоит извинений, Шарлотта, нет ничего грешного в вашем любопытстве, - отозвался англичанин, утешив возникнувшее в ней чувство вины за такую несдержанность. На пару секунд между ними возникло молчание, которое прервалось лишь тяжелым вздохом девушки, а после её мелодичный голос прозвучал несколько тоскливо:
– Я тоже рано потеряла свою маму. Она умерла, когда мне было всего восемь лет. Я столько не успела спросить, столько не успела узнать и насладиться её материнской любовью. Знаете, я помню её очень хорошо, она всегда ассоциировалась у меня с белоснежной розой, она была невероятно добрым и нежным человеком. Когда её не стало, моя жизнь словно превратилась в пустую коробку, в которой я сидела совершенно одна и водила по мягким стенам различные картины и узоры, не имеющие смысла. После кончины матери отец словно выбился из колеи жизни, её внезапная смерть его просто шокировала. Он провалился в пропасть горя и никак не мог выбраться оттуда, хотя очень старался. И на то время я принадлежала бы самой себе, если бы не наша служанка Линда, она тащила нас буквально на своей хрупкой спине. Наверно, она не заменила мне мать на то время, как и не заменит её и сейчас, но рядом с ней в нашем доме пылал семейный очаг.
– Какое невероятное счастье, что мы с вами понимаем друг друга, Шарлотта. Наши судьбы оказались в чем-то похожи меж собой, мне порой кажется, что мы знакомы с вами всю жизнь. Однако вот в чем я вижу различие: в ваших глазах скрывается страх, вы непрестанно боитесь чего-то, и я не могу понять, отчего же вам так страшно.
Девушка задумчиво улыбнулась на вопрос баронета. Он был прав в её страхе, который она прятала в глубине своих голубых глаз, подобных морским просторам.
– Для меня всегда самым страшным было одиночество. Однажды я уже испытала это чувство, и не пожелаю этого никому…
Томас остановился, чуть крепче сжал ладонь девушки и пристально взглянул в её погрустневшие глаза, которые даже в этой осенней холодной ночи сверкали ярко и тепло, будто приближенные к планете звезды.
– Уверяю вас, больше вы не будете чувствовать себя одинокой. С вашего позволения я позабочусь об этом.
– О том, чтобы в вашу жизнь одиночество больше не прокралось. Одно ваше слово - и я брошу весь мир к вашим ногам.
– В устах любого другого мужчины это, как всегда, прозвучало бы ярко и открыто, громогласно, скорее больше для большего шика, нежели истинная правда и искреннее желание, но уста Томаса Шарпа произнесли эти слова с некоей заботой и твердой уверенностью, они были сказаны тихо, почти шепотом, ласкающим слух, и в них верилось само собой, они западали в самую душу и согревали её в эту морозную ночь. Устоять страстной и вульгарной барышне, наверное, не удалось бы - слишком сладок был плод, но Шарлотта лишь покорно приняла их и закрепила в своем сердце, в своей памяти, хотя по-прежнему она не понимала смысл этих слов так же, как и не видела нужды в их исполнении.
– Но разве в этом суть жизни без одиночества? В павшем к
моим ногам мире?– поинтересовалась она с легкой улыбкой.
– Вы, безусловно, правы, - согласился сэр Шарп.
– Так в чем же суть на ваш взгляд?
– Достаточно лишь одного человека, который полюбит меня и позволит любить его, который поддержит меня и позволит мне поддержать его. С которым мы будем говорить на одном языке и понимать друг друга.
– Весьма необычная, я бы даже сказал, поразительная точка зрения. Вы говорите так, словно вы из другого мира, вы одухотворенная, по вашему мнению главная ценность - это состояние души и чувств, наполняющих её, желаний, вдохновения. Должен сказать, что в вас преобладает свет самого Неба, Солнца, даже Луны.
Она краснела от его признаний и красивых речей, она таяла от его взгляда и нежного прикосновения руки. Остужало пылающую изнутри девушку лишь легкое дуновение ветерка. Они уже пришли к её дому, когда ночь возобладала над городом и сумерки спали, растворились. Мунн-Холл стоял перед Томасом во всей красе, но вниманием баронета завладел лишь перед самым его уходом. Подав Шарлотте ладонь, он так и не осмелился коснуться её губ, а может быть, просто не избрал это время подходящим. В любом случае эта прогулка закрепила в сердцах обоих невероятно сильное чувство, которое пока не имело название, но которое переполняло собой до краев.
Проводив удаляющийся силуэт Шарлотты до самых дверей взглядом, Томас Шарп направился к гостинице, где его уже давно ожидала Люсиль.
Мистер Мунн сидел в своем кресле-качалке и курил трубку, с наслаждением затягиваясь и выпуская белесый пар из широких ноздрей и рта. Он задумчиво приставлял её к губам порой, смотря перед собой в одну точку, весь его вид говорил о том, что он очень напряжен и взволнован, его несомненно что-то тяготило. Мысли не покидал двуликий Шарп, который с легкостью завладел нужным ему состоянием (что в принципе сейчас вообще не играло особой важности для Уильяма) и теперь собирался запудрить голову совершенно неопытной и не знающей жизни девушки.
Спустя несколько долгих минут ожидания в дверь постучали. Мистер Мунн позволил войти и с большим нетерпением посмотрел на посетителя, которым оказался его поверенный. Молодой человек в солидном костюме, гладко выбритый и довольно худощав и высок молчаливо вошел в кабинет, неся в руках завязанную папку.
– Кое-что удалось разыскать, вы были правы, как в воду смотрели, - он сопроводил этими словами передачу заветной папки в руки магната, который теперь оставил для себя за гранью все прежние думы.
– Можешь идти, - даже не глядя на поверенного, мистер Мунн тут же принялся развязывать папку с замиранием сердца. Казалось, то, что могло там находиться, дарит исключительно радость и счастье, возможно документы или контракты, говорящие о новой прибыли или успешно заключенные договоры, ибо что же ещё могло так радовать богатеев, как не очередные состояния? Однако все было далеко не так: то, что находилось в этой папке, имело содержание куда более мрачное, чем огромные цифры на счету, и эта мрачность словно освобождала от чего-то непоправимого, словно являлась ключом к нужному замку. Открыв папку, мистер Мунн погрузился в чтение и рассмотрение важных документов. Было отчетливо видно, как выражение его морщинистого, заросшего аккуратной бородой лица меняется. На лбу выступают глубокие складки, серьезный взгляд, казалось, обводит каждую букву и каждое слово, пальцы нервно постукивают по поверхности стола, а потом перемещаются на край страницы и переворачивают её. Спустя некоторое время изучения полученных документов на губах мистера Мунна появляется победоносная улыбка, полная серьезность исчезает из глаз и заменяется торжествующим блеском.
– Теперь-то я заставлю тебя выполнить мое условие, - медленно проговорил он, бережно закрывая папку и чуть ли не лелея, убирая её в сейф.
Прохладный вечер плавно перетек в ещё более прохладную ночь. На небесах зажглись тусклые звезды, собираясь в причудливые созвездия. Они отливали серебром вдалеке и мерцали точно бриллианты. Вечно холодные, вечно красивые и время от времени падающие и исчезающие в густом могучем небосклоне, словно утянутые в рутину ночи чьей-то недоброй рукой. Рассыпаясь над головой, они непременно освобождали место своей вечной спутнице - Луне, серебристый диск которой блестит и бросает на землю свою блеклую тень, освещая затемненные уголки города. Легкий ветер семенил бесшумно в роскошном саду, тревожа уснувшие крепким сном голые деревья и срывая с них последние листья, которым суждено погибнуть на земле, а после, словно фениксы, вновь возродиться на могучих ветвях.