Между ангелом и бесом

— Столб посреди плошали, и ты на этом столбе болтаешься, вниз головой,— передразнил его ан­гел.— Молчал бы, плут! Строишь тут агнца невин­ного!

— Да никого я не строю,— огрызнулся Рыжий воришка.— Посидел бы на моем месте, понял бы, как это трудно — быть наследником престола! Королем родиться надо, а я цыган!

— Только наполовину,— прыснул Бенедикт,— на вторую половину ты хозяин борделя!

— Попрошу не выражаться! — Августа стукнула кулаком, и по столу пробежала волна, опрокидывая столовые приборы. Бокалы падали, словно кегли, обливая спорщиков липким вином. Шустрые лакеи моментально ликвидировали беспорядок, заменили скатерть и приборы и даже умудрились вывести пятна с одежды пострадавших от монаршего гнева.

— Прекратить базар! — В голосе Полухайкина за­звенела сталь.— Разборки, как я понял, идут крутые.

— Куда уж круче,— согласился Самсон. В силу криминального прошлого он понимал жаргонные словечки Альберта без перевода. Нутром чувствовал смысл блатных выражений.— Я десять лет пытался найти заклинание, но зря. Красную книжку сто раз перелистал — бесполезно. И кто мог подумать, что простые стишки так подействуют!

— Я тоже этого не знал,— вступил в разговор Бе­недикт,— хотя мог бы и догадаться. Книжка-то из башни Амината, в узелке с волшебными вещами ле­жала. Я еще тогда, десять лет назад все исправил бы, да не знал — как. А потом закрутился — то одно, то другое!

— Итак, соседки нуждаются в мужиках, и нуж­даются они в них из-за тебя! — Полухайкин изящным королевским жестом ткнул ангела в грудь кулаком — тот чудом удержался на стуле. — Вот ты им этих му­жиков и обеспечишь. Или сам всю страну обслужи­вать будешь, в натуре!

— У него не получится! — прыснул Самсон, заметив, как заблестели глаза виновника инцидента.

— Это еще почему? — удивился Бенедикт и обиженно засопел.

— А у тебя натуры столько нет,— ответил Рыжий и расхохотался.— Да и дядюшка, опять-таки, не переживет!

— Отвлеклись, братки,— остановил треп новый наследник. — А с мальчишкой что случилось? Как, говорите, его зовут?

— Аполлоном, в честь папы,— ответила королева.

— Не понял.— Альберт почесал бритый затылок.— Не, все равно не понял! Если папу Аполлоном зовут, то чего эта телка к чернявому привязалась? Он же, типа, Гуча?

— Это у него псевдоним такой — Аполлон Бельведерский,— пояснил Бенедикт и рассмеялся, вспом­нив апартаменты черта и статую у двери.

— Это как же полностью будет? — Полухайкин снова почесал затылок. Про Аполлона он смутно помнил, хотя школу заканчивал уже в колонии, но увязать все с Гучей не мог.

— А полностью — Чингачгук,— с удовольствием произнес ангел.

— В натуре, Мексика… там тоже индейцы были!

Столицу покинули поздно вечером. Королева рас­порядилась собрать мальчиков в дорогу и даже всплакнула — как бы то им было, а Самсон десять дет был ее сыном! Отпускать непутевого ей было почему-то жалко. Полухайкин остался с Августой, хотя рвался пуститься в приключения с новыми дру­зьями. Королева наотрез отказалась расстаться с сыном прежде, чем тот подарит ей внука. А еще лучше двоих или троих. Альберт Иванович попытался возразить, но замолчал, получив от мамы затрещину.

Лагерь Непобедимой располагался там, где когда-то была стоянка цыган. Солдаты сновали меж палаток, тянуло дымком, слышались отрывистые команды.

У мирно журчащего ручейка сидел мрачный, словно грозовая туча, черт. Рядом пристроилась счаст­ливая Брунгильда.

— Ну и как в роли папочки?

— Плохо, ангелок.— Гуча впервые не отреагиро­вал на подначку друга.— Мальчишку месяц не могут найти. Все его только что видели, но где — не могут сказать. Брунгильда все Иномирье прочесала, но без толку!

— Да не волнуйся ты так,— попытался утешить друга Самсон.— Я этого чертенка знаю — он нигде не пропадет! Вы бы подождали его искать, глядишь, приведут домой и денег еще приплатят.

— А деньга зачем? — удивился ангел.

— А чтобы назад взяли,— рассмеялся Рыжий вор.

— Спасибо, утешил,— вздохнула Непобедимая и вдруг заплакала.

— Не плачь, Брунечка.— Гуча прижал Брунгилъду к груди и поцеловал кудрявую макушку. — Найдем мы твоего сына! И потом, что волноваться, сама же говорила, что он у тебя одним ударом голову дракону сносит.

— У нас,— уточнила Брунгильда и отвесила черту пощечину. Семнадцатую за этот день.

— Женщины,— философски заметил тот и пожал плечами, не обращая внимания на ехидные физио­номии друзей.

Напобедимая всхлипнула и, внезапно разозлившись, командирским голосом отчеканила:

— Он еще ребенок! Маленький, между прочим! Да хоть весь мир переверни, а Аполлошу найди!!!

Гуча поморщился — ему очень не нравилось, как назвали ребенка, а Бенедикт, заметив это, не удержался, снова подковырнул друга:

— А что, хорошее имя, в рамках семейной традиции. Аполлон Чингачгукович звучит не хуже, чем Чингачгук Эфроимович. Ты бы встряхнулся, что ли?

— Действительно, что это я раскис? — Гуча встал размял затекшие ноги и посмотрел на юг.— До границы с Фрезией рукой подать. Там, если я не оши­баюсь, нас встретят!

Гуча не ошибся. Или почти не ошибся, потому что до встречи с таксистами идти пришлось довольно долго. Брунгильда проводила их только до границы и оставила около прерывистой белой линии, что отделяла сырые болота от жарких песков. Дальше друзья отправились пешком, а солдаты под предводительством Непобедимой повернули домой, в Крепость.

Идти по песку — удовольствие не из легких. Он набивается в обувь, ноги скользят, разъезжаются в разные стороны, и надо приложить много усилий, чтобы найти точку опоры.

Мужчины взмокли. Солнце, как всегда во Фрезии, палило нещадно, да и поклажа не добавляла оптимизма.

— Ну и долго нам но этому Ташкенту пилить? — Черт бросил торбу на горячий песок и устало рухну рядом. — Не пойму, где такси?

— Вот оно.— Бенедикт указал пальцем на ковер-самолет, что завис метрах в десяти над ними. — Сей­час настучат кому надо, и за нами приедут!

— Побыстрей бы. — Гуча достал из кармана платок и попросил чего-нибудь пожевать. На разноцветной самобранке материализовался блок жевательной резинки. — Надо же, я и забыл, что эта маломерная скатерть-самобранка все понимает буквально.— Он разорвал упаковку и бросил в рот мятную подушечку.

— Я вот все думаю,— пробормотал ангел, задумчиво разглядывая волшебный платок, — где эта штука берет еду и прочее? Ведь согласно закону сохранения материи, если где-то что-то появляется, значит, где-то это исчезает. И если посмотреть с точки зрения этики…