Между честью и истиной

– Итак, маркиз, - с улыбкой сказала она, - чем же тебе помешал этот маленький парк с зубрами? Или они бизоны, я так и не поняла...

Маркиз свел брови, то ли хмурясь, то ли морщась.

– Ты не понимаешь, досточтимая. Прекрасные гордые звери, свободные и дикие - и эта зависимость от клочка сена из человеческих рук, это редколесье, сырое и мрачное, эта раскисшая земля под их ногами... Я убивал не всех. Только тех, кто не хотел уходить от людей.

"Держи лицо, звезда моя, - сказала себе Полина, - держи лицо. Это то самое средневековье, которое ты видела в их исполнении еще в шестнадцатом году. Такие у них представления о свободе и чести". Собравшись, она посмотрела на маркиза и оценила его состояние. Он был ничего, даже молодцом. Дав Хайшен знак, что можно продолжать, она снова принялась собирать нервы в кучу.

– Хорошо, - сказала дознаватель.
– А цирк?

Маркиз совсем заметно поморщился.

– Ты не знаешь, как тут учат животных. Знай ты, как знаю я, ты встала бы рядом со мной.

– Хорошо, - Хайшен наклонила голову и, подождав ровно один вдох, спросила.
– А дворец музыки? С ним что было не так?

– Это глупая случайность, - вздохнул маркиз.
– Ошибка контроля из-за этих таблеток, достанься они старым богам.

– Эрмитаж, насколько я понимаю, тоже стал жертвой ошибки контроля?
– тут же спросила дознаватель.

Маркиз молчал целых три вдоха, и лицо его за это короткое время стало очень холодным. Зол, как сто чертей, поняла Полина. Но ответил он очень вежливо и даже мило.

– Досточтимая, я был там вечером накануне, это правда. Но пожар начался в пять утра, я в это время был занят. Я мог бы сказать слово "спал", но это правдой уже не будет. Мне очень жаль, что за меня некому свидетельствовать, если только эти, с Марсова поля, согласятся дать показания. Из спальни я не выходил с полуночи и до семи утра, а возможность призвать огонь мне тогда еще была доступна, но на таком расстоянии я с этой задачей уже не мог справиться в те дни. В начале той осени, чтобы поджечь здание, мне нужно было бы подойти к стене вплотную.

Полина видела, что маркизу, кроме всего остального, мучительно стыдно говорить это, но он отвечал настолько дружелюбно, насколько мог. Она вдруг заметила, что рада знать о его непричастности хотя бы к этому варварству

– Понятно, - подвела итог Хайшен.
– Теперь последний вопрос, маркиз. Работорговля. Похищение твоими гвардейцами и вассалами свободных людей. Их продавали, как вещи или скот, по нашу сторону звезд. Не как сайни, маркиз. Как квамов, по весу.

– Что?!
– да Шайни едва не подскочил с места.
– Да лучше бы они меня самого убили.

– Я понимаю твои чувства, - ровно сказала Хайшен, и Полина про себя усмехнулась: как же саалан быстро учатся. Дознаватель слышала от нее это выражение не больше трех раз - и вот, пожалуйста. Хайшен тем временем повторила вопрос в другой форме.
– Но у тебя есть предположения, кто мог распорядиться об этом и кто получал выгоду?

– Не моя семья точно, - уверенно ответил маркиз.
– Вейен мне шею свернет за это. Если раньше меня не прирежет мать. Впрочем, - он усмехнулся, - вряд ли они станут марать руки. На это есть назначенный палач.
– Вдруг он развернулся к Полине.
– Мистрис Полина, я хочу спросить тебя.

– Я отвечу, если смогу, - сказала она, убирая удивление как можно дальше. Ей-то казалось, что она не более заметна, чем стул или подоконник.

– Сможешь, - уверенно сказал да Шайни.
– Я заметил сложные чувства на твоем лице, когда отвечал об Эрмитаже. Что тебя обрадовало и что вызвало твою досаду? Или, может быть, гнев, я не понял.

Вдыхая, чтобы ответить, Полина заметила себе, что там, в Большом Саалан, ей придется держать лицо очень хорошо.

– Я была рада узнать, что к разрушению хотя бы этой нашей святыни лично вы непричастны, Унриаль. И раздосадована тем, что если это так, то виновен наверняка кто-то из моих соотечественников.

– Мм, вот как?
– оживился маркиз.
– И что это, личные симпатии или, - он едва заметно усмехнулся, - политическая позиция?

– Ни то, ни другое, - улыбнулась Полина самой гладкой из своих профессиональных улыбок.
– Просто еще и это было бы слишком много для одного человека. А поведение соотечественников мне действительно неприятно.

– А...
– коротко кивнул да Шайни.
– Кодекс цеха, я понял. Хайшен, - обратился он к досточтимой сразу же, - что-то еще будет сегодня? Пока я еще могу продолжать.

– Тогда давай продолжим, - согласилась дознаватель.

Еще полчаса они посвятили выяснению деталей и подробностей переезда маркиза в Приозерск, потом Унриаль начал путаться в словах, торопиться и нервничать, и Полина сказала обычное "Хайшен, достаточно". Выходя, дознаватель объявила:

– Маркиз, если так пойдет дальше, ты сможешь выглядеть на суде вполне достойно. Я рада сказать тебе об этом.

– Благодарю, досточтимая, - он наклонил голову, прощаясь.

"Мы выйдем, и он упадет, - подумала Полина.
– И умный человек на его месте пролежал бы сутки в постели".

Но следующим утром маркиз снова пошел на прогулку с Болидом, несмотря на метель.

А днем коня выгуливал Вася-повсюду, напросившийся на это только затем, чтобы встретить у конюшни графа да Айгита и еще раз сказать ему, что напрасно он так пренебрежительно относится к Сереже, парень он вполне годный и учиться любит. Дейвин взялся за лоб рукой в перчатке, с тоской посмотрел на Васю и ничего не сказал. Вася, пользуясь паузой, добавил, что если господина мага смущает, что у Сережи осенью была сломана рука, то есть еще Маша-с-семечками, про которую вся школа знает, что у нее зеленые пальцы. Дейвин неосторожно спросил, что это значит, и получил вдохновенный рассказ о Маше, садовнице божией милостью, занявший минуты три, если не больше. После этого Вася упомянул еще и какого-то Ростислава, и тогда Дейвин, сказав "на сегодня достаточно", отдал ему чомбур и ретировался, не зная, как объяснить этому мелкому шпиону, что благо, которое он пытается добыть для своих друзей, убьет их вернее пули и яда.

Десятое января у Димитри началось встречей с Максом Асани. Разговор был, что называется, без галстуков в прямом и переносном смысле. Макс явился к сюзерену в образе типичного сисадмина: протертые джинсы, растянутый свитер, поверх него разгрузка с множеством карманов, набитых какими-то мелочами. Сам князь встретил его по-домашнему, без эннара и шейного платка, с незаплетенными волосами и с чашкой кофе в руке.

– Макш, будешь кофе?

– Нет, Димитри, спасибо. Ты позвал меня так рано, что-то произошло?

Князь задумался. Сайхи умели задавать удивительно неудобные вопросы в самых, казалось бы, простых обстоятельствах. Глотнув кофе, он начал отвечать:

– Нет, Макш, никаких происшествий не случилось, я звал тебя поговорить о совсем других темах. Скоро будет судебный процесс в нашей столице. Я хочу видеть тебя там.

– В каком качестве, Димитри?

– В качестве нейтрального свидетеля.

– Но я не нейтрален.

– Я знаю, Макш. Это неважно, у вас такой... оригинальный взгляд на вещи, что ты при всей предвзятости окажешься где-то над ситуацией или сбоку. Мне очень нужно, чтобы судьи и присяжные услышали, как обстоятельства смотрятся не глазами саалан и не глазами жителя Нового мира.