Между честью и истиной

– А Фотиния, Света, замуж идет, знаешь?

– Да, мне говорили, - улыбнулся наставляемый.
– Хорошо, что у нее сложилось с семьей. Она надежная, честная.

– А твоя семья?
– спросил батюшка.
– У тебя есть семья?

– Больше нет, - пожал плечами Гавриил, - и это справедливо.

– А Илья и Семен рыбачьи сети начали плести, ты знал? Думают продавать.

– Нет, не знал, - удивился Гавриил и тут же обрадовался.
– Это они хорошо придумали. Сети всегда нужны, а руки у них на месте. Если еще продавать сумеют...

– Сумеют, - кивнул священник, - сейчас с этим будет проще. И для наших, и для... кхм, для гостей.

– Я знал, что у всех все будет хорошо, - заулыбался златовласый парень.

– После такого, как с нами было, плохо быть не может. Такой господин не оставляет.

– И у тебя все будет хорошо, найдешь свою судьбу, устроишься, - заверил его батюшка.

– Отче, я уже устроен, - решительно сказал наставляемый.

– Подумай хорошо, - предложил священник.
– Ты молодой, плотское о себе еще даст знать.

– Отец Серафим, ты про что?
– недоуменно воззрился на него Гавриил.

– Ну поесть в охотку, например, - издалека начал священник.

– Отче, мне хватает, большего не потребуется, - уверенно заявил Гавриил.

– А блуд, привычный тебе до этой осени?
– спросил отец Серафим.
– Ты прости на грубом слове, но назвать любовью эти случки, когда сегодня с одной, завтра с другой, и женщины так же точно, у меня язык не поворачивается. Но у вас оно, видимо, в крови. Как ты без этого?

– Да нормально, - пожал плечами наставляемый.

– Это пока нормально. А потом? Весной?

Гавриил вытаращился на священника совсем круглыми глазами, став при этом очень смешным и милым.

– Святой отец, ты о чем?
– спросил он удивленно.
– Это же как ветер: сегодня есть, завтра нет. Мне что, за каждым дуновением всю жизнь так бегать?

– Гм, - качнул головой отец Серафим.
– Давай-ка разбираться.

– Давай, - согласился Гавриил.

– Смертные грехи ты помнишь? Назови их.

– Уныние, зависть, гнев, чревоугодие, блуд, алчность, гордыня, - уверенно перечислил наставляемый.

– В привычки народа, который вас исторг из себя, входят не менее трех, сам назовешь какие?

– Но все семь, отче, - взмахнул ресницами Гавриил.
– Обычай того народа позволяет в каждом случае только выбирать из этих семи плохих, но не уйти от всех них.

Отец Серафим аж крякнул. Потом потер лоб, покрутил головой и сказал:

– Рассказывай.

– Тот народ, отче, по природе гневен и алчен, - легко сказал Гавриил. Священник успел мельком удивиться: наставляемый говорил так, будто речь шла не о его родичах по языку, земле и крови, а о неких странных соседях, которых он наблюдал много лет и запомнил их привычки и правила.
– И блуд у них лишь способ не убивать и не лгать друг другу из алчности при торговой сделке. А чревоугодие - способ погасить гнев и зависть, не впав в уныние.

– Так, - сказал священник.
– Ты продолжай, продолжай. Разбираться так разбираться.
– Достал из кармана платок и отер вдруг отсыревший лоб.

Вечером, уложив спать детей, он сетовал матушке:

– Нет, ты подумай! Блудить друг с другом, чтобы не убивать и не лгать, какова выдумка, а? Да и остальное не лучше. Чревоугодие, чтобы не гнев и не зависть, алчность, чтобы не гордыня - и так по кругу. Вот он, ад-то... Конечно, кто захочет из этого выбирать. Он и просит о пострижении, как о защите.

Матушка качала головой и рассказывала в ответ про то, как в Рождественский пост учила новокрещеную Марию готовить, найдя у нее дома кашу с водорослями, невозможную даже на вид, которую "сааланская сиротка" без тени жалобы в голосе представила как свой обед. Они закончили разговор сожалеющим вздохом и обоюдным решением: дикие, как есть дикие.

– А с другой стороны, - задумчиво сказал отец Серафим жене, - Иринушка, ты подумай только, в них такая верность, такая доверчивость, и все это так страшно извращено. Ведь действительно для них эта казнь спасением стала...

За эти три дня я успела повидаться с Максом и пожаловаться ему на то, что блог вести очень хочется, а постить фото с Охот в сети нам не дают, хотя снимать фауну не запрещают. Он покивал и объяснил, что Охотники со свойственной им простотой фотографируют не только оборотней, но и фавнов, а они, вообще-то, граждане края, паспортов у них никто не отбирал, и закон о праве на частную жизнь их тоже касается. Потом шкодливо усмехнулся, как много лет назад и за много световых лет отсюда, и предложил вести блог в стиле обычного армейского фольклора о жизни подразделения изнутри: наряды, построения, регламенты, взыскания, задолбанное начальство, охреневшие мы и все остальные милые мелочи, делающие людей в форме чуть больше людьми в глазах читающих это штатских граждан.

И я уже совсем собралась начать, но восьмого числа князь собрал очень странное совещание, на котором пожелал видеть Марину Викторовну, Полину Юрьевну и Стаса, своего вассала из местных. Ну и меня. Когда все собрались в переговорной Димитри, там уже были Хайшен, Айдиш и Дейвин. Посмотрев на присутствующих, я почуяла недоброе сразу. И не ошиблась. Димитри объявил, что пятнадцатого числа все присутствующие с ним вместе идут в Саалан. Я откинулась на спинку кресла, чувствуя, как расползается холод от едва заметной костной мозоли на затылке. Там нечему было болеть третий десяток лет, но вот поди ж ты. Форма Охотников вдруг стала слишком облегающей, а ее ворот - тесным. Опять. Я сидела и чувствовала, как внутри меня все, что было мной, превращается в мелкий сухой песок и сыплется куда-то в крестец. Я отлично видела, как у Марины Викторовны глаза становятся очень большие и круглые, как морщится Дейвин, как радостно расправил плечи личный вассал князя Стас. А вот пошевелиться не могла, было уже нечем. Когда я наконец сумела вдохнуть и понять, что жду однозначного приказа, посыпались возражения.

– Мой князь, - сказал да Айгит, - хотя бы двадцатого. Я должен успеть передать подразделения виконтессе да Сиалан и провести переговоры о сотрудничестве Охотников и местных отрядов самообороны в мое отсутствие.

– Я вообще ничего не успеваю, - нервно усмехнулась Лейшина.
– Справка из Стокгольма придет не раньше шестнадцатого, остальное еще позже.

– Пресветлый князь, - певуче проговорила Хайшен, - мы еще не закончили с маркизом да Шайни, а разговор с достопочтенным Лийном я еще даже не начинала.

– Когда его утвердил магистр?
– тут же спросил князь.

– После окончания летних ярмарок в столице, - без задержки ответила ему настоятельница.

– А, - коротко кивнул князь, - ясно, в октябре. Как раз тогда он пришел ко мне обсуждать дела... Сколько еще времени тебе понадобится, Хайшен?

– Не меньше трех десятков дней, пресветлый князь.

– Ну что же, - задумчиво сказал князь и, прищурясь, обвел взглядом собравшихся.
– Если так, то у меня не остается другого выбора, как только приглашать государя сюда. Да, сюда, - повторил он и еще раз внимательно посмотрел на каждого из присутствующих.
– В весь этот беспорядок.