Между честью и истиной

– Так они заработали.

– А я?
– Полина так же спокойно улыбалась, задавая этот вопрос, как и все предыдущее время.

Я снова хватанула ртом воздух и сказала:

– А тебя он отпустил.

– Что же я тогда не у себя дома в Купчино?
– она шевельнула бровью, и я поняла, что крыть нечем, но попыталась вывернуться.

– А тебе тут плохо разве?

Она прищурилась:

– Тебе честно? Или лучше вернемся к твоим делам, а то вдруг тебя ответ огорчит?

По подсчетам Полины, они уже убили часа два на этот бойкий перепляс психологических защит. У нее уже не раз и не два мелькала шальная и циничная мысль сделать на блокнотном листочке таблицу вроде покерной и считать количество заходов по разным типам защит и их сочетаний. Она понимала, что барышня по уши влюблена в своего шефа странноватой влюбленностью крепко битой собаки. Перспектива получить ответ на простой вопрос казалась все более призрачной, и уже было очень трудно удержаться от простого в лоб предъявления очевидной вещи: да Айгит, похоже, лично пытал ее или присутствовал при пытках. И это было так же очевидно, как и то, что все перенесенные страдания Алисе обеспечил именно ее драгоценный князь. Полинин, будь оно все неладно, ученик. И она учила его именно тому, в чем доверие партнеру нужней всего. Полина устала, начинала зябнуть, потому что пропустила ужин, и конца этой тягомотине видно не было. Было понятно, что Алиса не хочет вспоминать нечто, с ней произошедшее, в чем Дейвин явно поучаствовал. Не говорить, а именно вспоминать. Она посмотрела на часы и решила закруглять эту историю и добиться ясности хотя бы в коллизии между Алисой и князем. Провоцировать так провоцировать.

– Короче, дорогая моя. С появлением этого страшного и ужасного чувака лично моя ситуация прояснилась в считаные часы, и я тебе могу сказать, что все, что он делает, сделано быстро, качественно и очень надежно. Если ему, конечно, не пытаться мешать. Но могу тебе сказать, что при попытке помешать делать работу, например, мне, я могу быть настолько же неприятной и даже хуже. Потому что, в отличие от этого гуманиста, превратить человека за несколько секунд в пепел я не способна, а вот за то же время устроить внутренний ад на несколько суток могу запросто. И пока что ни одна моя минута, занятая общением именно с да Айгитом, не кажется мне потраченной зря или хотя бы недостаточно эффективно. Он правда очень хороший специалист.

Алиса еще раз хапнула ртом воздух, и ее наконец прорвало. Полина узнала, что вот с Алисой князь кофе больше не пьет и в казарме это уже заметили - а с ней, значит, еженедельно встречается. Голос у нее дрожал от злости и слез. А теперь, значит, Полина дружит с Дейвином, который такая сволочь, такая сволочь! Что и словами-то не сказать. И вообще, так нечестно.

Полина про себя отметила, что не ошиблась ни на йоту. И решила, что гуманизм тут, пожалуй, полезен не будет.

– Ну что же, - сказала она.
– Значит, нечестно. А вынуть меня из камеры смертников только затем, чтобы сунуть в условия, где я все равно сама себе не принадлежу, получается, честно. И насчет того, плохо ли мне здесь - пуля была бы логичнее. И быстрее. И, положа руку на сердце, я предпочла бы именно этот вариант. Но ни ты, дорогая, ни твой замечательный князь меня об этом не спросили. Что тоже обалдеть как честно. И уж куда как честно с его стороны заявлять решения, которые все равно нельзя выполнить без посторонней помощи и года предварительных плясок трех юристов и двух групп правозащитников. А я пока подожду - что мне, плохо, что ли.

И трюк удался: после пяти минут Алисиного рева в голос и влитого в нее стакана воды Полина получила хотя бы представление о сути коллизии между героической подпольщицей-ренегатом и диктатором-самодуром. Бедная деточка с месяц назад решила, что князь, то есть наместник, достаточно плюшевый, а ее положение настолько прочное, чтобы позволить себе истерику с полной потерей контроля именно при нем. В результате она получила закономерную потерю интереса с его стороны и теперь страдает. Полина продолжала про себя прикидывать, видит ли она уже результаты эмоционального насилия или просто реакцию на объектное отношение, или было что-то поинтереснее с его стороны, и поставила очередную галочку в умозрительном списке напротив имени наместника, когда приводила Алису к пониманию все одной и той же простой мысли.

– Смотри, какой неприятный вышел разговор. Между прочим, со мной. Заметь, не первый раз. А боишься ты совсем другого человека. Алиса, дело ведь не в методах, а в твоем богатом внутреннем содержимом. Он угрожает, возможно, действительно страшными вещами, но по-настоящему страшны не угрозы, а кое-что другое. И это другое ты легко позволяешь с собой сделать тем, кто не начинает с угроз, а прямо тычет тебя в больное, зная, что ты ходишь вся нараспашку со своими душевными ранами наперевес и рассчитываешь на жалость. Застегнись наконец. Не куртку, а свой богатый внутренний мир - застегни его и начинай наводить там порядок. Пойдем в казарму, тебе пора.

Встретив Сержанта и передав ему Алису, идущую нога за ногу и смотрящую в асфальт, Полина сказала ему: "Ей бы пробежаться сейчас. Десяточку, наверное. Должно хватить, но вы сами посмотрите".

Пашу Дейвин нашел в пышечной около Сенной площади. После приветствия и обмена рукопожатием, заменявшим местным объятие, Дейвин сказал, что пришел с кислым разговором и лучше бы не в публичном месте. Паша качнул головой, сказал: "Ну ты сложный" - и увел его в закоулки Апраксина двора, где Дейвин был вполне готов встретить и оборотня, но к счастью, хоть без этого обошлось. Поднявшись на второй этаж одного из корпусов и пройдя по коридору не меньше половины здания, они оказались в небольшом чистеньком офисе с креслами, столом, кофе-машиной и даже цветком на окне.

– Тут тебе нормально?
– спросил Паша.

– Да, вполне, - кивнул Дейвин и выложил на стол три фото.
– Ты знаешь кого-нибудь из них?

Паша вгляделся и присвистнул:

– Шустро работаешь... лично нет, не представлены ни с кем.

– А что ты о них знаешь?

– Дэн, это официальный разговор?

– Нет. И не будет им ни в каком случае, обещаю.

– Хорошо. Федор - вот этот, на левом фото, большой мастер короткого проекта, типа "пришел, увидел, наследил". Их таких в десятые годы было до хрена, а потом большинство естественным порядком закончилось, в том числе и физически, а этот, видишь, выжил. Дел с ним иметь нельзя, но так не вредный. Вот этот, Игорь, - Паша замялся, - не знаю, как тебе объяснить... Он полусвой. Деньги открыто при нем оставить можно, а вот язык распускать я бы не стал. Оба трутся возле "Ключика от кладовой". А третью я не знаю. А чего у вас к ним?

– А у нас к ним, Паша, ряд вопросов на тему причин их внезапной лояльности нашим досточтимым и предполагаемой цены этой их лояльности для Полины Юрьевны Бауэр.

Паша откинулся на спинку кресла, посмотрел в потолок и сказал несколько слов, смысл одного из которых Дейвину не был известен, а еще два явно были глаголами, но Дейвин не смог вообразить действия, ими обозначаемые. Потом обратил взгляд на графа.

– Не для передачи, конечно?

– Пока да, - кивнул да Айгит, - я тебе сам скажу, когда можно будет передавать.

Паша воззрился на него совсем удивленно. Граф усмехнулся:

– Я вас еще во время прогулки угадал. Сопротивление - это уже вы. Или вы - уже Сопротивление. Точнее, оппозиция. В общем, мы друг друга поняли, ведь так?

Паша сидел с никаким лицом и смотрел мимо Дейвина в стену.

– Ну, и чего теперь?

– Ничего, - пожал плечами сааланец.
– Я же сказал тебе, что разговор неофициальный. Я пришел не ссориться и не угрожать. Но если в вашем доме мыши прогрызли ход, и эти же мыши нагадили нам на крыльцо, то неприятности у нас, похоже, общие, при всей разнице взглядов, или нет?

– Ты понимаешь, кем я буду выглядеть для своих, как только об этом разговоре узнают?
– тоскливо спросил оппозиционер.

– Паша, - очень серьезно сказал Дейвин, - я тебя сильно прошу, пусть не узнают. Мне нужно еще несколько недель, чтобы прочесать весь остальной круг общения мистрис Бауэр и выяснить, нет ли там еще таких же бойких. А у нас и так, сам видишь, совсем не скучная обстановка. Потом мы их всех заберем, потому что донос с корыстной целью у нас считается изначально ложным и наказывается по закону. Я хотел бы прийти к тебе еще раз или, может быть, два, с другими фото, если они будут у меня. А когда мы их возьмем, я приду знакомиться с остальными вашими. Я и сейчас готов, только не хочу, чтобы эти, - граф кивнул на фото на столе, - ушли у меня из рук. То, что они сделали, в конце концов, личное оскорбление князю, и мне за него обидно.