Между Сциллой и Харибдой (= Дракониан из Нью-Йорка)
Шрифт:
– - Хватит пороть горячку. Куда ты вляпался?
– - Трудновато объяснить. Начал с того, что пытался найти одну особу, рассказать ей о работе и посадить в самолет.
– - Пока что довольно прямолинейно, -- отметил Гарри.
– - Я везу на Ибицу кое-какие деньги, чтобы наше агентство могло стронуться с места.
– - Отлично. Там почему же ты еще не здесь?
– - Я как раз к этому подхожу. Меня держат в плену на складе в Нью-Йорке, на Рид-стрит, 232А. Усек?
– - Ты не шутишь, Хоб? Скажи такое кто другой, я бы решил, что это шутка, но ты...
– - Да не шучу я, положа руку на сердце. Мне надо говорить быстро,
– - И что они сделают, когда вернутся?
– - Если повезет, просто изобьют так, что я останусь калекой на всю жизнь. Конечно, может статься, что мне не удастся отделаться настолько легко.
– - А что ты им сделал?
– - Говорят, что я украл у них на миллион долларов товара.
– - Так верни.
– - Все чуточку сложнее. Поверь, если бы имелся какой-то способ возместить, я бы ухватился за него обеими руками. Но у меня в руках его нет.
– - А что у тебя в руках?
– - Этот телефон. Больше ничего.
– - Хоб, это происходит на самом деле, а?
– - Проклятье, Гарри, это не шутка и не розыгрыш.
– - Ладно. Секундочку. Ладно. Повтори-ка сведения еще раз. Где этот склад?
Хоб повторил.
– - Хорошо, -- проронил Гарри.
– - Пожалуй, сейчас не время выслушивать всю историю. Просто постарайся как-нибудь продержаться.
– - Что ты собираешься предпринять?
– - Вот я как раз об этом и думаю. Трудновато принять решение, когда нас разделяет три тысячи миль. Но, по-моему, у меня есть идея. Ты пленник в этом складе, верно?
– - Именно это я и пытаюсь сказать.
– - Лады, у меня есть идея.
– - Лады, -- повторил Хоб. Тут послышался лязг засова открываемой двери. Хоб бросил в трубку: -- Все, пора. Гарри, спаси меня!
Дал отбой, убрал телефон в ящик и встал, чтобы встретить судьбу так, как прожил жизнь развернув плечи и гордо скуля.
ГЛАВА 30
Дверь распахнулась. Вернулись Фрик и Фрак.
– - Расслабься, -- сказал Фрак Фрику, -- об этом я позабочусь.
И внезапно вырос перед Хобом. Ухмыляясь. Разминая мускулы. Предвкушая удовольствие от перемалывания костей Хоба в мелкую серую труху. Медля, чтобы мысленно упиться подробностями, складывающимися в сказочное расчленение столь садистского свойства, что о нем можно упоминать лишь намеками. Впрочем, Хоб его не винил Ницше как-то раз сказал, что ненавидит слабаков, считающих себя хорошими только потому, что у них мягкие лапки. По отношению к Фраку лапки Хоба вполне мягки. Естественно, душой он был на стороне проигравшего, потому что сам этим проигравшим и являлся. Если отвлечься от личностей, нет никаких оснований отдавать предпочтение его интерпретации перед интерпретацией Фрака. Но, разумеется, даже у слабаков с мягкими лапками бывают удачные дни.
В этот отчаянный миг Хоб вспомнил о своем гуру -- невысоком бельгийце с большой головой и несообразными усами, учившем Хоба карате и прочим искусствам. Происходило это в "Большом доджо" на Ибице, лишенном отопления и кондиционирования, побеленном одноэтажном здании на обращенном к морю склоне холма. Занятия посещало человек десять постоянных учеников, бивших лбами кирпичи и беседовавших на эзотерический лад. Еще было двое подростков из города, желавших научиться карате, чтобы участвовать в соревнованиях. Да еще Хоб, пытавшийся постичь искусство, призванное спасти его от смерти
или мордобоя в избранной им профессии детектива.Он так и не ухватил сути. Ни в чем.
После одного особенно изнурительного занятия на татами, убедившись, что ему не суждено превзойти белый пояс начинающего, Хоб поинтересовался у инструктора:
– - А нет ли какого-нибудь боевого искусства, не требующего учебы?
Гуру улыбнулся.
– - Есть чудеснейшее из искусств, превосходящее карате и айкидо, превосходящее нинджитсу -- сан-ли, искусство непредумышленного нападения. Оно не требует учебы. Правду говоря, учеба вредит его результативности.
– - Похоже, это мне подойдет, -- заметил Хоб.
– - Чтобы воспользоваться им, сердце человека должно быть чисто, а разум пуст.
– - Мой разум всегда пуст, но чистое сердце... Тогда я за бортом. Разве что взамен сгодится наивность.
– - Ты не понял, что я имею в виду под чистотой. Это не оценка твоей жизни. Речь идет лишь о твоем состоянии в момент действия. Чистота -отсутствие идеи первенства.
– - То есть?
– - То есть: "я сумел то, я сумел это". Как только у тебя возникает подобная мысль, спонтанность действий исчезает, а с ней и твое искусство. Тебе остается лишь бесполезный жест эго. Когда вступаешь в поединок, твой противник может потерпеть поражение, но не от тебя.
– - Я запомню, -- сказал Хоб.
Фрак наступал. Хоб прищурился; уж лучше не смотреть. Тело его оцепенело в явно неуклюжей позе, предвещающей приближение сан-ли. Фрик надвигался слева, Фрак -- прямо. Его фигура, освещенная сзади лампочкой, покачивающейся на конце провода в белой пластиковой изоляции, отбросила тень на Хоба за долю секунды до появления самого противника. Тем временем Фрик, ссутулившись и подогнув колени, чтобы уменьшить свой и без того ничтожный рост -отброшенная в сторону тень стала куда выше владельца, -- семенил к Хобу, как громадный паук, куда более грозный в нападении благодаря своей внешней никчемности.
И в этот критический момент тело Хоба отключилось от его рассудка. Голова с плавным изяществом дернулась сама по себе, позволив похожей на окорок ручище Фрака безвредно просвистеть в доле дюйма от виска Хоба. В тот же миг нога Хоба коротко, экономно сместилась, Фрик пронесся мимо, крепко врезался в стену и сполз по ней с ошеломленным выражением на лице, будто злобный карлик, порожденный упырем.
Конечно, Хоб заметил это лишь уголком глаза, потому что его внимание было поглощено более крупным и грозным Фраком. Небольшое перемещение, прекрасно устранившее Хоба с дороги Фрика, никак не повлияло на его местоположение прямо по курсу сокрушительного натиска Фрака. Для последующего маневра роль играл только момент маневра, который будет санкционирован в доджо будущего, но в наши дни не слыхан и не видан: Хоб выставил локоть, позволив Фраку напороться на него носом и остановиться, словно налетев на стену.
В этот миг, прекрасно восстановив равновесие, Хоб в мощном прыжке налетел на тяжеловесного, но на секунду притихшего Фрака, врезавшись плечом в кадык громилы. Фрак дважды моргнул, вытаращив глаза, будто голубоватые яйца вкрутую, и грудой рухнул на пол на манер какого-нибудь бронтозавра, чей крошечный мозг вышибла пуля охотника из будущего, вооруженного слонобойной винтовкой и неутоленной жаждой крупной дичи.
Хоб отступил на шаг. Губы его сами собой растянулись в ликующей ухмылке. Враги повержены и обездвижены.