Между сном и явью

Поздним вечером Полина и Цветана, уложив ребят, пошли провожать Павла.

Ветер еле слышно колыхал сонную листву. Стрекотали цикады и пахли кусты роз. Полине еще нужно было успеть в шестой отряд, там заболел вожатый, поэтому, недалеко от лагерных ворот, она распрощалась с Павлом.

– Цвета, я жду тебя. Ты же недолго…

– Ты присмотри, пожалуйста, за нашими ребятами.

– Не беспокойся, - заверила Полина. – Сразу побываю у них, а потом сбегаю к ребятам нашего приболевшего Жуковского.

Цветана и Павел, очарованные красотой ночи, шли почти молча, редко роняя фразы. Они еще не привыкли друг к другу, их разделяли не только возраст, но и различный род занятий. Хотя какая-то неуловимая тяга и взаимный интерес чувствовались ими обоими.

Наконец они дошли до беседки. Здесь был слышен слабый шорох прибоя, и было как-то очень уютно и романтично. Павел предложил Цветане присесть на скамейку. Девушка, немного стесняясь, села, пригладив платье на коленях. Но, уже спустя несколько минут, она, осмелев, живо рассказывала о своих делах.

– С ребятами очень сложно, - говорила она. – Приезжают из разных концов страны, из разных семей, с разными характерами и привычками и трудно их сплотить в единый коллектив.

– Да, нет у нас еще советского человека. Он только формируется. Много еще трудных ребят, с пережитками прошлого, - поддерживал ее Павел.

– И формирование этих ребят в наших руках, - заверяла Цветана.

– В какой-то мере это так…

Помолчали, вслушиваясь в прибрежный шелест волн, стрекотание кузнечиков.

Павел посмотрел внимательно в лицо Цветаны. Мгла укрыла смуглое лицо девушки, горели лишь карие, очень выразительные глаза. Цветана едва заметно улыбнулась, одними губами и слегка будто бы кивнула.

Павел решился спросить.

– У вас удивительное имя. Такое… экзотическое. Откуда оно?

Цветана широко улыбнулась, в темноте блеснули ее алебастровые зубы.

– Ничего нет удивительного. Я по национальности болгарка. Мой отец Керман Славчев – болгарский революционер.

– Значит вы дочь героического человека?

– В какой-то мере так. Я отца очень люблю и уважаю. Вообще – то он музыкант и немного художник, но по политическим взглядам - социал-демократ и решительный противник любой войны. Когда Болгария начала участвовать в империалистической войне, отец, видя раненых, калек, нищих, все эти ужасы войны, проводил агитацию среди рабочих, призывал их бойкотировать призыв в армию. Организовал выставку своих картин и картин художников – друзей. За мир, против войны.

– Он рисовал?

– Он очень неплохо рисовал, да, собственно, рисует и сейчас. А еще ему удалось организовать большую антивоенную демонстрацию. Но потом был обыск, его арестовали…

– Ну и как сложилась его судьба дальше?

– В период премьерства Стамболийского отца выпустили из тюрьмы. Еще бы, ведь югослав был близок к нему, приходил к нам как-то домой.

– Югослав?

– Так назвал Александра Стамболийского папа. Ведь сам Стамболийский считал себя югославом. Помню, была еще маленькой девчонкой, когда сидела у него на руках, дергала за подкрученные вверх усы. Сейчас он мне даже кажется похожим на испанца. Отец так поддерживал его реформы.… Ну, а потом…

– Что было потом? Слышал, что Стамболийского убили во время переворота фашистов – сказал Павел тревожно.

– Его заманили в коварную ловушку. Якобы для переговоров с царем Борисом. Отец собирался поехать с ним, но Александр отказался ехать вместе, и это спасло отца. Потом отец принял участие в Сентябрьском восстании коммунистов, вместе с Димитровым.

Павел опустил голову.

– Да, я помню. Восстание было жестоко подавлено. Вашему отцу удалось спастись?

– Он был арестован, сидел в крепости, а затем бежал.

– А где же были вы?

– Я жила у тети. А потом мы эмигрировали сюда...

***

Вдруг небо озарилось серебристым светом. Окрестные скалы, кусты и деревья были на мгновение вырваны из темноты.

Цветана вздрогнула и схватила Павла за руку:

– Смотрите, звезда падает!

– Вот это да! Здорово! - Павел был изумлен.

Ослепительно светящийся белый, с легким сиреневым оттенком, шар, пронесся, сверкая, над их головами и скользнул за деревья. Раздался сильный хлопок, деревья тут же озарились снежными одеяниями.

– Что это? Боже, как страшно!

– Не бойтесь. Возможно это метеорит, болид, - сказал Павел.

– Хорошо бы взглянуть.

– А не побоитесь? Вы же говорили, что вам страшно.

– Страшно, но безумно интересно.

– Ну, тогда пойдемте.

И они углубились в заросли магнолий.

Долго пришлось путать среди душистых лавровых деревьев, в можжевеловой роще, между скал и камней. Павел держал Цветану за руку стальной хваткой, отчего та иногда одергивала руку и махала ею в воздухе.

– Ну и рука у вас! Как железо.

– Извините, постараюсь быть более внимательным, - отвечал он, но тут же вновь брал ее за руку стальными клещами.

Наконец-то четко стало видно дрожащий источник света.

Выйдя на небольшое холмистое плато, ближе к пылающему нечто, они стали кое-как пробираться через колючий кустарник.

Исцарапавшись, наконец-то вышли на открытую местность.

Никакого болида здесь не было – видимо он упал дальше. Просто пылал багровыми языками костер, у которого сидели двое мужчин в куртках с башлыками и в ботинках с крагами.

Появление на поляне посторонних не было внезапным, видимо сидевшие у костра услышали их приближение издалека.

Один из них - крепкий человек с небольшой бородкой, тут же улыбнулся и, встав, сказал:

– Какие внезапные гости! Милости просим!

– Вечер добрый. Извините, что потревожили, - сказал Павел.

– Ничего. Присаживайтесь к нашему огоньку.

Цветана сказала:

– Спасибо. Но мы спешим. Мы пытаемся найти упавший метеорит.

– Метеорит?

– Да. Вы случайно не наблюдали след на небе? — спросил Павел.