Между вороном и ястребом

– -Но Лу точно не из тех. кто будет терпеть и молчать, если ему что-то не по нраву.
– постарался успокоить себя Аластор - Да и вряд л г он так уж сильно на меня обижен! Собственно, за что? Для него поцелуй с мужчиной не оскорбителен, и он сам намекал что не против бы со мной... Да только я каждый раз давал ему понять, что для меня это неприемлемо!

– А вчера, получается, подарил ему ложную надежду, что между нами все-таки может случиться ну... это самое... Я не хотел¹ Это магия швырнула нас в чужие чувства и желания! но потом я его оттолкнул, хотя до этого сам поцеловал, и вот это... Это. пожалуй, и правда было оскорблением Самое меньшее - серьезной обидой.

– Но... что мне ему все-таки сказать? Что все должно остаться по-прежнему? Что мы друзья - не больше, но и не меньше? А что. если он как раз думает иначе и предложит мне выбрать между тем что для меня одинаково невозможно? Потому что я не способен дать Лучано то. что он желает, но и потерять его совершенно не хочу!»

– - А может, ты просто спросишь его?
– сказал он себе очень тихо, глядя в сад. где вдали мелькали яркие платья фрейлин, гуляющих с Алиенорой и Беоеникой.
– А то вчера обвинил, что он додумывает и решает за тебя, а сам?

– «Это ведь запах шамьета меня разбудил - подумал Аластор. с потаенным страхом понимая, что нужно отлипнуть от спасительного подоконника, пойти в другую комнату и поговорите, наконец, с лучшим другом, которого ему послала судьба.
– Я так привык что мое утро начинается с этого аромата, с улыбки и шуток Лучано, с его забсты и верности... Он прикрывал меня в бою. что должен был стать для нас обоих последним, а я теперь... боюсь с ним поговорить?' Всего лишь из-за того, что мы на несколько мгновений коснулись друг друга губами? А когда в походе мы мерзли и жались друг к другу под одним одеялом, чтобы согреться, меня это не смущало? Или когда я помогал ему, больному, облегчиться, придерживая за такие места, которых мужчины друг у друга касаться не должны, но что делать-то. если один из них горит в лихорадке, а второй не может свалить подобное на невинную девушку'' Тогда меня ничто не смущало! А тут надо же - переживаю свой позор, как скомпрометированная девица!»

– Он отошел от окна, взлохматил волосы и так растрепанные после сна. пригладил их щеткой и наскоро перевязал лентой, взятой со столика. Мельком глянул в зеркапо - а ответ оттуда глянула знакомая физиономия, насупленная но решительная

– "А еще король!
– подумал язвительно.
– Считаешь себя вправе решатэ чужие судьбы а от такого пустяка чуть в окно не выпрыгнул' Стыдно, младший лорд Вальдерон! Вот иди теперь - и исправляй все. что нечаянно натворил¹

– Подойдя к двери между спальнями, он решительно распахнул ее. переступил порог и тут же замер. Открывшаяся картина была привычной и совершенно умилительной. Лучано. в одной лишь белой рубашке, темных домашних штанах и босиком, возился с жаровней, стоя у окна спиной к Аластору. Только что снятая шэнье исходила душистым паром на столике рядом с ним В окно ярко сияло солнце, бросая крошечные блики на смоляные волосы итлийца и яркую эмалевую заколку, которой Лу собрал их в небрежный хвост. На постели, аккуратно заправленной, словно хозяин встал уже давно или вовсе не ложился, поверх покрывала спал Флориморд. уютно свернувшись серо-белым клубком и уткнувшись носом з пушистый хвост. А на ковре у кресла Перлюрен увлеченно грыз печенье держа его обеими лапами и ревниво покосившись на Аластора будто подозревал его в намерении ограбить бедного енотика

– «Лу ему уже два раза новую корзину заказывал.
– мельком вспомнил Аластор.
– Но наглая зверюга скоро и в эту перестанет помещаться. Может, он оборотень, как некоторые вольфгардцы? Для того и деньги собирает, чтобы принимать человеческое обличье, выбираться за пределы дворца и тратить их в свое удовольствие? И хорошо еще. если невинно раззлекается в театральных балаганах или скупает кондитерские лавки¹ А вдруг у него там возлюбленная, которая не подозревает, что предмет ее страсти - енот? А там и детишки пойдут... Тьфу, глупость какая! Придет же в голову! Это. наверное, от голода, я же вчера только позавтракал а потом началось вот это все... А здесь шэмьет пахнет... и булочки на столе! Любимые булочки Лучано, сдобные, с корицей, он Катрине из самой Итлии рецепт привез...

– Аластор сглотнул слюну, и в желудке у него позорно заурчало.

– Как всегда не оборачиваясь, словно у него были глаза на затылке, и он точно знал, кто вошел. Лучано перелил шамьет в любимую чашку Аластора, голубую с золотом, которую сам же и привез ему из Итлии. взял блюдо с булочками и отнес это все на столик. Посмотрел Аластору в лицо непривычно серьезными глазами без обычной смешливой искорки и уронил:

– Доброго утра, монсиньор.

– Ты опять?!
– вырвалось у Аластора.

– Сделав шаг вперед и с трудом отведя взгляд от вожделенного завтрака, он уставился на Лучано и потребовал:

– Если обиделся - дай мне по физиономии! Или уж выскажи все. что накипело! А вот так - не нужно! Как будто мы... чужие!
– И добавил, смутившись, но упрямо глядя на эту итлийскую заразу. Паскуду в человеческом обличье - а зедь давно пора их познакомить обещал же!
– Я пришел просить прощения...

– Прощения?
– тихо повторил Лучано — Право, не вижу для этого причин. Если кому-то и следует извиняться, то именно мне. Я позволил себе лишнего - и словами, и действиями. Чрезвычайно сожалею.

– Уголки его красивых, четко вырезанных губ дрогнули то ли в усмешке то ли в учтивой улыбке, и Аластор первый раз за все время их знакомства вдруг понял, что говорит не просто с Лучано Фарелли. наемником которому сам пожаловал дворянский титул, но с принцем Джанталья. Пусть бастардом, как он сам. но древней крови, в которой плещутся и гордость, и отвага, и ярость - и все это в любой момент готово плеснуть наружу. А то. что обычно Лучано ходит на мягких кошачьих лапах с любезно втянутыми когтями и попусту не скалит ядовитые клыки - так это исключительно его выбор. Можно и даже нужно быть ему за это благодарным, но принимать такие манеры за слабость ни в коем случае не следует.

– • А я и не принимал.
– возразил сам себе Аластор - Просто я ему доверяю. Он и Айлин - часть меня, такая эодная и близкая что я скорее в себе усомнюсь, чем в них - так уж получилось. Когда сн был передо мной виноват, я его простил. Значит, сейчас должен найти нужные слова, чтобы стереть его обиду. А иначе - какой же я ему друг?»

– Я тебе вчера сказал и сегодня повторю.
– упрямо сказал Аластор вслух.
– Оба мы были хороши. Но я разобраться во всем пытаюсь, а ты между нами стену из этикета строишь А если получится - что мы делать будем? Перекрикиваться через нее, как... два идиотто?

– Уголки губ Лучано снова дрогнули - и на сей раз это точно была улыбка.

– Ободренный этой маленькой, но важной победой. Аластор упал в кресло, потянулся к шамьету, второй рукой цапнул булочку и чистосердечно признался:

– Я голодный КсК упырь! И прости, что вчера тебя не позвал¹ Просто...

– Уснул.
– кивнул Лучано и присел на подлокотник второго кресга. стоящего напротив.
– Я знаю. Джастин очень беспокоился. Я сказал, что не следует тебя будить, пока не выспишься и сам не проснешься. Ничего удивительного, и разуму, и душе нужно зремя. чтобы освоиться с такими новостями. Может, послать за чем-нибудь посерьезнее?

– Он снова едва заметно улыбнулся, указывая взглядом на блюдо, с которого Аластор потянул уже вторую булочку, щедро запивая сдобу шамьетом

– Ты себе-то свари.
– смущенно посоветовал Аластор. сообразив, что шамьет в его чашке - сладкий и со слив<ами. значит, приготовлен именно для него.

– Его здесь действительно ждали¹

– Четвертый раз за утро?
– приподнял брови Лучано.
– У меня он уже из ушей выливается. Да. кстати... Я тут кое-что приготовил ночью, раз все рав-ю не спалось.