Мгновенье на ветру

— Какой покой, — говорит она. — Я хочу побыть здесь еще немного. Давай пройдем дальше?

И он ведет ее дальше По вьющейся тропинке, среди зеленого свечения леса. Она уже не замечает времени.

Один раз он останавливается и, сжав ей руку, шепчет:

— Слоны…

— Откуда ты знаешь?

И он терпеливо ей объясняет, показывает: вот к толстому бурому стволу прилипли листья, из сломанного корня сочится сок, валяется сорванная ветка, вот мокрые, изжеванные листья, примятый папоротник, свежий помет. Потом предостерегающе подносит к губам палец.

— Они совсем рядом. Наступай прямо в следы. — И он показывает ей следы, которых она даже не заметила: большие круглые вмятины в земле, если в них ступать, под ногой не треснет сучок, не зашуршат опавшие листья.

Она все еще сомневается. Но вдруг он хватает ее за руку.

Она замирает на месте, глядит вперед, но, ничего не увидев, качает головой.

С громким треском ломается ветка — будто рядом выстрелили из винтовки. Это так неожиданно, что она едва удерживает крик. Слон вскидывает хобот, и перед ней мгновенно вырисовывается гигантская серая туша, которая стоит неподвижно среди деревьев.

— Он один?

— Нет. Вон еще, смотри.

Шевельнулось ухо, на фоне зелени белеет длинный острый бивень. Теперь и Элизабет видит рядом со слонихой слона. Потом третьего, четвертого и наконец все пасущееся среди деревьев стадо.

Он длинным кружным путем ведет ее мимо животных дальше, в глубь леса. Она говорит, что устала, и тогда он находит озерцо с красновато-бурой водой в зарослях папоротников, где можно освежиться и поплавать. Он приносит плоды, которых она никогда не пробовала, и, наевшись, они ложатся отдохнуть и сразу засыпают.

Когда он наконец ее разбудил, она сразу замечает, что освещение в лесу переменилось. Видно, пока они спали, в мире что-то произошло. Зелень листвы стала мрачной, ядовитой, сияние исчезло, стволы огромных деревьев погасли и зловещими немыми громадами надвигаются на них из сумерек. Она несколько раз оглядывается в страхе, но никого не видать, то, что ее тревожит, ускользает, таится.

Она уже потеряла надежду, что они когда-нибудь выберутся из этого темного лабиринта, как вдруг к великому ее изумлению перед ними оказывается ручей, возле которого они были утром. В один из силков попалась газель, она висит в нелепой позе, зацепившись шеей и задней ногой, трудно себе представить, почему петля так странно ее зажала, и она уже давно мертва, черно-лиловый язык вывалился изо рта, глаза выпучены.

Элизабет в ужасе спешит отвернуться, а он вынимает газель из петли, разрезает ей брюхо и выпускает кишки, потом взваливает тушу себе на плечи. Густая липкая кровь бежит струйками по его груди, животу, собирается внизу в волосах.

Они молча идут по сумеречному лесу и наконец выходят на узкую тропу, которую прорубили в колючих кустах. Здесь гораздо светлее, облака над головой мирные, безмятежные.

Но она еще не рассталась с лесом. «Какая тишина, покой, — думает она, — но совсем близко, в темноте, затаились звери».

У себя дома, в пещере, она отказывается есть поджаренное им мясо.

…Как поглощенно, с каким изумлением рассматриваешь ты свое тело, будто не веришь, что оно принадлежит тебе. Ты каждый раз останавливаешься на пороге пещеры, чтобы тебя обдало ветром. Вот ты закрыла глаза и подставила лицо соленым брызгам. Ты любишь сидеть возле самого костра, чтобы тебя окутывал дым. Любишь бродить во время отлива по мелким лагунам среди камней; встав на колени, ты часами следишь за игрой маленьких серебристых рыбешек, шевелишь в воде водоросли побегом молодого бамбука, а если я неожиданно подойду, ты виновато краснеешь.

Все вокруг полно тобой, все повторяет очертания твоего тела — дальние лагуны среди камней, пышное перо папоротника, раскрывшийся стручок фасоли, силуэт чайки в полете, барханчики на песке, дикие тыквы-горлянки, клонящееся под ветром дерево, брызги волн, морская пена.

Иногда ты вдруг умолкаешь посреди разговора и глядишь на море, вдаль. Ты в задумчивости собираешь раковины, такие маленькие, что их трудно разглядеть, чуть больше песчинки, но совершенной формы, круглые и вытянутые конусом, красные, зеленые, оранжевые; ты бережно приносишь их на ладони в пещеру и, любуясь, старательно раскладываешь, а потом забываешь о них. Ты до безумия любишь воду, любишь мыться, плескаться, плавать, ты точно впитываешь воду в себя и не можешь ею насытиться. Ты часто разговариваешь во сне, произносишь непонятные слова, — что они значат? — смеешься, всхлипываешь…

И еще: ты часто ускользаешь из пещеры или с пляжа и идешь одна за скалы, бродишь по дикому берегу, поднимаешься вверх по оврагам, даже захаживаешь в лес.

— Я тоже с тобой пойду.

— Нет, ты останься.

— Но что ты делаешь, когда бываешь одна?

— Что делаю? Ничего. — Ты удивилась моему вопросу. — Просто брожу. Смотрю, слушаю.

— Что же ты слушаешь?

— Что слушаю? Тишину, — смущенно отвечаешь ты.

И снова ты исчезла.

Почему ты так стремишься быть одна? Разве тебе плохо со мной? Или от меня-то ты и бежишь? Хочешь скрыть свои сомнения, тревогу? О чем ты думаешь вдали от меня? О Капстаде? О людях своего племени, о прежней жизни? Когда я начинаю тебя расспрашивать, ты лишь качаешь головой. Тебе все еще кажется, что я не пойму?

Когда я с тобой, в тебе, ты закрываешь глаза — почему? От счастья? Или потому, что ты хочешь меня отстранить?

Придя как-то утром к речке за скалами, они снова видят убитую змею: ее сверкающая зеленая чешуя покрылась слизью, все тело облепили огромные синие мухи. И запах — кому бы пришло в голову, что от змеи может исходить такое зловоние? Значит, у нее такая же плоть, как у человека и у зверя? Значит, мы ничем друг от друга не отличаемся?

— Ты должен научить меня всему, что умеешь сам.

И он ее терпеливо учит. Учит добывать огонь трением с помощью палочки и можжевеловой чурки, учит находить коренья и, смешивая с медом, делать хмельное пиво, учит шить из шкур бурдюки мехом внутрь, чтобы было в чем носить воду, показывает, какие ягоды съедобные и как отличить их от ядовитых, какими травами лечат лихорадку, как остановить кровь с помощью паутины. Объясняет, что, когда увидишь богомола, нужно замереть и не шелохнуться, иначе ты помешаешь ему молиться богу Тсуи-гоаб. Показывает, какие клубки надо есть, чтобы утолить жажду, как приготовить смесь для курения, чтобы видеть сны с открытыми глазами и испытать глубокий покой. Как узнать по поведению птиц, что близко змея, где искать мед, по каким приметам предсказывать дождь… как находить путь по звездам…

Как нужно выделывать шкуры, чтобы кожа была мягкой? Как сшить из них кароссу? Дни пока стоят теплые, но ночами прохладно, и скоро нам понадобится одежда.

Научи меня, что должна делать женщина, когда она любит мужчину и хочет дать ему радость? Мне столькому предстоит научиться.

Научи меня ловить крабов, чтобы они не кусали клешнями за пальцы. Как ты плетешь сети? Где водятся омары и устрицы? Как ловить речных раков?

— И еще расскажи мне о море.

— Нельзя рассказать о море. Море надо почувствовать.