Мифическая Средневековия
Шрифт:
— Действительно, сын, — Генрих Альбатрас непонимающе развёл рукам, — мы так и не можем понять, что ты тут нам битый час толкуешь.
— О, нет, отец. Это ты ничего понять не можешь, а она-то всё прекрасно понимает. — Он вновь подскочил с кресла и злобно указал на Викторию пальцем. — Ты… ты… неужели ты посмеешь отрицать правду, отрицать, что совершенно бессовестным образом изменила мне, тому, кому клялась в вечной любви, тому с кем обещала жить до конца дней своих и встретиться на небесах, что бы объединиться на веки вечные?
— Что? — Виктория не верила своим ушам. — Изменила? Я?
На несколько секунд она потеряла дар речи, а потом, когда до неё наконец-то дошёл полный смысл вышесказанного, она громко рассмеялась.
— И
Дерек грубо оттолкнул её руки.
— Перестань, тебя видели…
— Это неправда.
— …и не один человек…
— Ложь, — её глаза вновь стали наполняться слезами.
— … я верю этим людям…
— А мне? Мне ты не веришь? Ты им веришь больше чем мне?
— … я сам….
— Бред. О, Господи, ну скажите хоть вы ему лорд Альбатрас. — Она, находясь под воздействием бурных эмоций, возбуждённо размахивала руками, затем на секунду зарылась в них лицом, провела по волосам и вновь повернулась к мужу, продолжая, и тем самым лишая слова, открывшего было рот свёкра. — Чего ты от меня хочешь, Дерек? Чего? Хочешь услышать правду, так насколько я поняла, она тебя не интересует. Хочешь за мой счёт удовлетворить своё самолюбие? Играешь в настоящего мужчину? Так я тебе не позволю выплёскивать на меня свою не расходованную энергию, не позволю играть на моих чувствах. Не хочешь мне верить — не верь.
Но прежде посмотри на себя самого. Ты, ты-то сам? Где ты пропадал все эти дни. Где? Я скучала. Мы все скучали. И, тем не менее, я ждала, вопреки вероятно твоему желанию. Тебе что нужен повод? Повод для чего, Дерек?
— Не думал, что ты поверишь глупым сплетням, сынок. — Всё также невозмутимо произнёс Альбатрас-старший и подошёл к плачущей невестке.
— Нет дыма без огня, папа.
— А огня без пламени. — Выкрикнула Виктория. — Так ведь я не устраиваю тебе сцен и не спрашиваю где ты дневуешь и ночуешь последние дни. К тому же мне тоже не раз приходилось выслушивать гнусные намёки.
— Тебя видели.
— Обознались.
— Не думаю.
— Значит оболгали.
— Сомневаюсь.
— Я же тебе верю, Дерек, и не о чём не спрашиваю.
— А может, следовало бы. — Ехидно вырвалось у рассерженного мужа.
— Что? Что? — Возмущению Виктории не было предела, на протяжении всего разговора её чувства постоянно менялись, приобретая порою немыслимый оборот. Обида, злость, возмущение, гнев своевременно находили свой выход, но когда-то должен был настать предел её терпению, момент, когда все одолевающие её чувства соединятся воедино и вырвутся наружу, подобно тому, как проснувшийся вулкан извергает свою лаву, вода выходит из переполненных берегов, невысказанные слова срывается с губ. Но не сейчас, сейчас она лишь обессилено опустилась в кресло, из которого несколькими минутами ранее подскочил ее муж. — Лорд Альбатрас, ну хоть вы скажите ему. Объясните ему, что это… это неправда, милорд.
— Сын, Виктория почти не выходит за территорию Хотинхейма в твоё отсутствие, а если и выходит, то или с дочерью или со мной.
— А ночью, отец? Ты и ночью за ней следишь?
— Я и днём-то за ней не слежу, — развёл руками лорд Альбатрас, — зачем же мне делать это ночью? Просто в отличие от тебя я знаю твою жену и считаю твои оскорбления бессмысленными. Сейчас же извинись перед женой. Я прошу, нет, я требую.
— И не подумаю. — Дерек с презрением взглянул на Викторию. — Та, что предала меня, не заслуживает моих извинений.
Виктория как от удара вздрогнула под его ядовитым взглядом.
— Вот видишь, дочка, что можно объяснить глупцу. — Нахмуренно произнёс её свёкр, но она даже не слышала его слов.
— Дерек, как ты мог поверить всему этому, после того через что нам вместе пришлось пройти. —
Она утирала ладошкой мокрые от слёз щёки.— Как ТЫ могла всё это совершить после того, через что нам вместе пришлось пройти. — Он не мог сдержать приступ необузданного гнева.
— Хватит. — Она сердито топнула ногой и гордо вскинула заплаканное личико. — Я ненавижу тебя, Дерек, ненавижу. Лучше бы я ушла обратно тогда, ни говоря тебе, ни слова, ни говоря ничего. Я бы сама вырастила Анастасию. Всё. Я не хочу тебя больше знать, не хочу больше видеть. Как только вернётся Дарена, одна или с моими родителями, я забираю дочь и возвращаюсь к себе домой, в Россию, в Санкт-Петербург.
Дерек удручённо молчал. С одной стороны затаив обиду, с другой, боясь потерять горячо любимую семью. В его душе ещё теплилась надежда, что всё это неправда, что это просто жуткий обман или неправдоподобный сон и всё же это была реальность, и как он сам сказал чуть раньше, не бывает дыма без огня. Но всё-таки надежда остаётся надеждой, хотя он вряд ли сможет поверить обратному, вопреки очевидному простить коварное предательство, принять чудовищную ложь.
— Вика, дочка, ты не сделаешь этого, ты не покинешь меня и не заберёшь Настеньку, не увезёшь от меня мою девочку. Ты же мне как родная дочь. — Шокированный свёкр, гневно повернулся к сыну. — Дерек, не смей обижать жену. Да что же это такое творится, в конце-то концов. Ты слишком опрометчив и доверчив, да только доверяешь не тому, кому нужно. Я и то могу поручиться за твою жену, а ты… Стыдись, сын, стыдись.
— Но люди, папа.
— Люди завистливые, мстительные и лживые. Мало ли кому ты насолил. — Он многозначительно развёл руками.
— У меня и раньше были кое-какие подозрения, но сейчас я…
— Пошёл вон, сын! — Лорд Генрих Альберт Винсент Альбатрас резко развернулся. Глаза его были полны негодования, но голос оставался всё таким же спокойным, разве что стал немного твёрже и холоднее. — Вон. Я не намерен больше слушать твои оскорбления в адрес своей невестки. Более того, я считаю их безосновательными и беспочвенными. Так что пошёл вон и не появляйся здесь, пока не одумаешься. Может я и не прав сейчас, но я поступаю по велению своей совести. Уйди с глаз долой.
Он развернулся и, подойдя, обнял за плечи плачущую Викторию.
— Не плачь, дочка, он не тебя наказал, он себя наказал. Он ещё одумается, поймёт свою ошибку, вот увидишь. — Он подбадривающе потрепал её за плечо. — Он слишком молод и вспыльчив. По сути, он и сам ещё дитя.
Дерек в замешательстве постоял ещё несколько секунд, затем, бесшумно развернувшись на каблуках, пошёл прочь. Прочь от любви и ненависти, правды и лжи, чести и предательства.
Светало. На тёмном небе уже появились первые солнечные блики, первые лучи солнца уже прорезали просыпающийся дремучий лес, первые дневные обитатели, покинув свои ночные убежища и, томно потягиваясь спросонья, разбредались по своим обычным повседневным делам, не забывая, однако оглядываться по сторонам и принюхиваться. В этом жестоком мире нужно всегда оставаться настороже. В мире не в смысле какого-то особого измерения, ограниченного определёнными рамками, а в смысле безграничного мирового масштаба, то есть в рядовом мире любого измерения, любой галактики, любой параллели. В общем, жизнь продолжалась, одно время суток сменялось другим, наступало утро.
— Мне пора идти. — Женщина нехотя поднялась, стряхнула редкие сухие веточки и листочки со своего мехового топа и штанов. Она ещё раз, словно как бы прощаясь, окинула ласковым взглядом их любовное логово, покинутую медведем берлогу.
— Пожалуйста, Даяна, останься. — Десхард поднялся следом за ней.
— Но уже поздно, — подойдя к выходу, она взглянула на порозовевшее небо, — вернее точнее очень рано.
— Ты знаешь, о чём я говорю. — Он подошёл сзади, нежно взял её за плечи и повернул в себе. — Останься со мной… навсегда.