Мифическая Средневековия
Шрифт:
— Тем лучше для всех нас. Проведём день тут. Послушай, мне всё время хотелось знать, но я не настолько знаком с леди Альбатрас, а точнее практически незнаком, чтобы спросить. Об этом ходят разные слухи. Что у вас за мир такой? Водятся ли там у вас люди-оборотни?
— Мир как мир. Но, судя по тому, что я здесь увидела за последние дни, он очень отличается от вашего. А оборотни водятся, да только не такие, какие ты думаешь. И называют их у нас не люди-оборотни, а оборотни в пагонах. — Она весело засмеялась. Сэргард не понял её шутки, чего и следовало ожидать, но улыбнулся её радости и редкой весёлости. Катя взглянула на шагавшего рядом парня. С ним ей было хорошо, с ним она чувствовала, себя в безопасности.
Гораздо позже, когда
— Почему ты помогаешь мне, Сэргард?
— Не знаю. — Он помолчал, затем бесхитростно ответил. — Просто, наверное, ты мне нравишься.
— Ты мне тоже, но наши народы….
— Наши народы это общее, а мы частное. Не об этом ли ты твердила мне добрых полночи. Так воплотим твои речи в дело и соединим наши народы в нашей совместной дружбе, мне кажется это сделать можно. Разве не ты так говорила немного ранее. — Он взглянул на неё с лукавой искоркой в глазах и улыбнулся.
— Очень даже может быть. — С сомнением протянула Катя и тоже взглянула на него, только совсем без улыбки.
— Почему вообще мир делится на расы? Почему нельзя просто жить? Почему кто-то должен стыдиться того, что он тот, кто он есть? Почему мы должны опасаться реакции наших народов, если мы лично сами симпатизируем друг другу? Это несправедливо.
— Сто тысяч почему, — едва слышно пробормотала Катя.
— Что?
— Да так, ерунда.
— Ну, вот ты, ты ведь уже пошла против своего народа, когда оставила его и пошла искать противоядье против вампирской хвори? — Сэргард выжидающе смотрел на девушку.
Та устало покачала головой.
— Что лично до меня, то у меня нет народа. Я одиночка. У меня свои ценности и принципы в жизни.
— У меня тоже, но всё же я представитель своего народа. У каждого он должен быть, и есть, просто иногда мы от него отрекаемся, не понимая, что при этом в любом случае остаёмся его частью. Вот ты, например. Ты считаешь, что ты одна, что у тебя нет народа, но на самом деле у тебя их два: люди и вампиры. Ты уже не человек, но и вампир ты не с рожденья. Тебе лучше, у тебя два народа и ты сама можешь выбрать кто тебе ближе.
— Тебе легко было произносить этот монолог. Ты человек-оборотень от рождения. Ты не был человекам и оборотнем по отдельности. Ты частичка своего мира, ты человек-оборотень и не знаешь, что это такое быть кем-то другим, а ещё хуже быть на периферии, ничего не понимая и не зная, что делать.
— А что тут понимать, нужно просто жить. Жизнь всех рассудит, всё расставит по своим местам. Когда-нибудь и ты поймёшь, что надо просто плыть по течению. И это правильно, это верно.
— Когда-нибудь может, и пойму, а пока я буду идти против течения, пусть преодолевая пороги и бурные потоки, но жить, так как я считаю нужным. А вы все бредёте как послушные овцы, не имеющие собственного мнения и способности рассуждать.
— Ладно, я вижу, этот разговор ни к чему хорошему не приведёт.
Так что пойду-ка я на охоту, конечно, не самое время, но всё же. Что тебе принести? Какое мясо тебе больше по вкусу? Крольчатину, птицу, оленину? — Хлопнув в ладоши, он быстро поднялся и, ожидая ответа, воззрился на девушку.
Катя брезгливо скривилась.
— Спасибо, я вегетарианка.
— Вегетарианка? — Сэргард почесал затылок.
— Чего тут не понятного. Не ем я продуктов животного происхождения. — Увидев его недоумевающий взгляд, она театрально закатила глаза и добавила. — Мяса я не ем, понимаешь?
— Но ведь ты вампир? — Да, скучно Сэргарду с ней не было, что ни час, то что-нибудь новенькое и ещё более забавное.
— Я только недавно им стала и надеюсь ненадолго, по крайней мере, не навсегда. — Терпеливо объяснила Катя.
— А кровь? Как ты без неё?
— Без неё я вскоре умру, но у меня есть сок кровавого дерева, который мне дал Виктор. — Она достала из кармана и показала, ему небольшой бутылёк, наполненный
красноватой жидкостью. — Так что около недели я в безопасности. Это моё спасение на сегодняшний день. Надеюсь, что вскоре мне не будет нужно и это.— Что же ты будешь есть во время всего пути? И что ела?
— Сейчас уже почти зима, я понимаю, что найти овощи и фрукты трудно. Но если что найдёшь, принеси мне. Хорошо? Если нет, то обойдусь эти несколько дней соком. С некоторых пор у меня аппетит неважный.
Сэргард нахмуренно рассматривал новую подругу.
— Да и ещё. Я понимаю, что ты хищник, инстинкты и всё такое, но попрошу, если вдруг всё же убьёшь несчастную зверушку, то не тащи её сюда, съешь по дороге. — Она сделала прискорбное лицо и сложила руки в жесте немой мольбы. Весь её вид вызывал скорее смех, чем жалость, вероятно, этого она и добивалась, только Сэргарду вовсе было не до смеха. Речь шла о жизненно необходимых для любого человека-оборотня вещах, а в этом смешного было мало. Серьёзные люди смеются только тогда, когда им по-настоящему смешно, чего нельзя было сказать о теперешнем моменте.
— Кажется, теперь я понемножку начинаю понимать твоё отчаяние. — Сэргард покачал головой и с сожалением посмотрел на становившуюся всё ближе для него девушку.
Та беззаботно пожала плечами, лицо её не выражало ни каких эмоций.
Виктория приснула в гостиной за книгой. С момента перехода Дарены в её родное измерение, прошло несколько недель, а от той не было ни слуху, ни духу. Похоже, в её жизни началась чёрная полоса, и на горизонте пока не было видно и намёка на хотя бы мало-мальски тоненькую белую линию. Вот и на Дерека что-то не понятное нашло, накинулся с пустыми обвинениями. Она очень тяжело переживала последнюю ссору с мужем, довольно-таки серьёзную ссору, гораздо отличающуюся ото всех остальных. И вот сейчас, одолённая сильной усталостью, душевной и физической, она словно нашла успокоение во сне, вопреки, мучавшей её уже не одну ночь бессоннице. Казалось, сон принесёт ей долгожданное облегчение, но не тут-то было. Сон был беспокоен. Ей снился кошмар, для любой любящей матери просто кошмарный кошмар. Её маленькая десятимесячная дочь каким-то необъяснимым образом оказалась в бурных потоках воды, она плывёт по течению, барахтается на волнах, но не тонет. Виктория бросается в воду, пытается схватить ребёнка и каждый раз оказывается совсем рядом, но какая-то неведомая сила в последний момент выхватывает девочку из рук матери. Казалось, именно сейчас она подхватит своё дитя на руки, вытащит на берег, спасёт, но вновь она проигрывает борьбу стихии и ребёнок оказывается на небольшом отдалении. Виктория явственно слышала её испуганный зов.
— Мама, мама, мама.
Она проснулась в ужасе, с криком на устах и в холодном поту.
— Настя. Настя. Настенька.
Мать подскочила в страхе, в беспокойстве оглядываясь по сторонам.
Сидевший невдалеке за книгой лорд Альбатрас, испуганно вздрогнул.
— Что случилось, дочка?
Виктория посмотрела на него невидящим, полным безумием, взглядом.
— Лорд Генрих, она уплывает от меня. Она плывёт, а я не могу её схватить. Что мне делать? — Она разрыдалась и умоляющее посмотрела на седовласого, но всё ещё молодого, мужчину в очках в серебряной оправе на носу.
— Кто? — Лорд Альбатрас снял очки, сложил их и положил на небольшой столик из красного дерева, затем поднялся.
— Анастасия она… Где она?
— Это, должно быть, всего лишь кошмар, дорогая. Ты просто переутомилась.
— Где она? — Голос её прозвучал жёстче.
— Она там, где ты оставила её полчаса назад. Виктория, ты ведь сама уложила её спать. Ты что не помнишь? Она спит, с ней Грета и… Виктория.
Но она его уже не слышала. Она бежала к лестнице.
— Она уплывает, она зовёт, я чувствую. Настенька. — Слёзы ручьём стекали по щекам, страх сковывал сердце, на подкашивающихся ногах она поднялась на третий этаж.