Мифология русских войн. Том I

Вот хотели бы россияне, чтобы Китай для защиты своих соотечественников, живущих на российском Дальнем Востоке, начал свою СВО в тех же краях?

Глава 3 Что считать Россией?

При рассмотрении кейса «агрессивные войны России» есть очевидная трудность в ответе на вопрос — что считать «Россией»? Вбирает ли в себя этот термин все те протогосударственные образования, о которых повествуется в школьном курсе «История Отечества»? История народов и государств, абсорбированных Россией — это история России?

История Якутии, Крыма, Чечни, Татарстана — это история России? С какого времени? Только со времени «мирного присоединения»?

Ведь очерки их истории входят в курсы «Отечественной истории» и начинаются эти очерки все же не со дня присяги московскому царю. Кто из историков готов присягнуть и доказать, что сотни этносов, ныне составляющих Российскую Федерацию, никогда не вели себя агрессивно?

А если курс называется «История Отечества», то должна ли в него входить история Казанского, Сибирского, Крымкого ханств, история дагестанских Шамхальств, ногайской орды, история не всегда мирных переселений калмыцкого и якутского [42] народов?

42

Якуты с боями пришли в нынешнюю Якутию, побив и оттеснив автохтонные племена юкагиров и эвенков. «… Согласно записям XIX–XX вв., Тыгын неустанно преследует другие роды и племена, убивает их воинов-богатырей, а также в ряде случаев безжалостно истребляет их жен и детей, захватывает имущество побежденных и предает огню жилища. «Если где-нибудь, хотя бы в отдельных улусах, появлялся сильный богатырь, Тыгын стремился сжить его с белого света. Для этого он посылал сильных ратных людей с приказом доставить богатыря живого или мертвого. Если посланные не имели успеха, то Тыгын отправлялся сам с войсками. Таким образом, он убил много славных богатырей». Подневоленные Тыгыном люди других родов и племен, разумеется, не только боялись, но и ненавидели его. Так возникли, пропитанные горечью поражений, обидой и злобой легенды намцев, борогонцев, вилюйчан и других племен, легенды явно не лишенные оснований. Но, с другой стороны, среди собственных родичей Тыгын достиг величайшего почета, культового преклонения» (Пестерев В.И. История Якутии в лицах. Якутск, 2001.

Крымские татары неоднократно были как союзниками, так и противниками московских правителей. Некоторые свои войны они вели безотносительно к Москве. Например, совершали набеги на Кабарду, походы на земли адыгов и черкесов.

А история казачества — это история России?

Казаки были большими охотниками сходить в откровенно разбойничий или пиратский поход. Можно вспомнить хотя бы «Тараса Бульбу»). Или — рассказ Боплана:

«Киев. Именно отсюда вышли те отважные люди, которые в настоящее время называются запорожскими казаками. Эти люди, которые часто, почти ежегодно, предпринимают набеги на Понт Эвксинскийи наносят большой вред туркам. Они много раз грабили Крым, принадлежащий Татарии, опустошали Анатолию, разоряли Трапезунд и достигали даже устья Черного моря, в трех милях от Константинополя, откуда, предав все огню и мечу, возвращаются с большой добычей и некоторым [числом] рабов, обыкновенно малых детей, которых оставляют у себя в качестве прислуги или же дарят вельможам своей страны. Пожилых людей они никогда не берут с собой, разве что тогда, когда считают их достаточно богатыми, чтобы заплатить за себя выкуп» [43] .

43

Гийом Левассер де Боплан. Описание Украины. М., 2004, сс. 152–153

Тут просто фиксируем проблему: «История России» не вполне совпадает ни с «историей русских», ни с «Отечественной историей». Она и шире и уже. История татар, башкир, якутов — это часть ««Отечественной истории», но до определенного времени не часть «Истории России». История казаков, литвинов, киевлян — это часть «Отечественной истории», это часть «истории русских», и на определенных этапах — часть «Истории России». Поэтому при анализе формуле «Россия никогда» или «Россия всегда» прежде фактографического рассмотрения уместно задуматься над проблемой субъектности — что, кто и при каких условиях считается в этой формуле субъектом деяния.

Но сосредоточимся только на «русском» майнстриме отечественной истории.

Если банды норманов-варягов — это «Россия» (этимология слова «Рос» говорит в пользу такого отождествления) [44] , то походы киевских князей Святослава и Олега на Царьград — это чистейшая агрессия.

Первая русская летопись первый эпизод национальной истории начинает вовсе не с асадовской «косы»: герои летописи прежде «призвания варягов» [45] их изгнали, «начали сами собой владеть, и не было среди них правды, и встал род на род, и была у них усобица, и стали воевать друг с другом» (Повесть временных лет. 862 год).

44

В 1989 г. Д. С. Лихачев предложил на Византийском конгрессе, проходившем в Москве, называть Древнюю Русь «Скандославией».

45

Вообще это довольно типовая история: тюрки-болгары, придя на Балканы, покорили местные славянские племена. Уральцы-венгры, придя в средний Дунай, покорили славянские племена. Немцы в Саксонии покорили славянские племена.

За 10 лет до этого в этой летописи стоит первая дата:

«В год 6360 (852), когда начал царствовать Михаил, стала прозываться Русская земля. Узнали мы об этом потому, что при этом царе приходила Русь на Царьград, как пишется об этом в летописании греческом. Вот почему с этой поры начнем и числа положим».

Итак, первая зарубка национальной памяти — «приходила Русь на Царьград». Византия напала на Киев? Нет, и близко не подходила. А Русь на Царьград ходила с мечом или с косой? Олегово «Иду на вы» — это самооборона? [46]

46

В 907 году щит Олега на вратах невзятого им Цареграда это вовсе не знак победы. Скорее наоборот. Это сложенное и оставленное оружие. Воины отчуждали от себя свое оружие при давании клятв и подписании договоров. «Отказ во время клятвы как от меча — оружия наступательного, так и от щита — оружия оборонительного, означает что на момент клятвы воин оказывался безоружным и беззащитным» (См.: Мусин А. Е. Milites Christi Древней Руси. Воинская культура русского Средневековья в контексте религиозного менталитета. СПб., 2005, сс. 114–118).

А о чем говорит древнейшее произведение русской литературы? «Слово о полку Игореве» оплакивает князя, погибшего в отчетливо агрессивном походе 1185 года:

«наплънився ратнаго духа, наведе своя храбрыя плъкы на землю Половецькую… Хощу бо, рече, копие приломити конець поля Половецкаго с вами Русици, хощу главу свою приложити, а любо испити шеломомь Дону».

Далее — в переводе Николая Заболоцкого:

«О Русская земля! Ты уже за холмом… Смяло войско половцев поганых и умчало половецких дев. Захватили золота без счёта, груду аксамитов и шелков… День и ночь над полем незнакомым стрелы половецкие свистят. И настала тяжкая година, поглотила русичей чужбина».

Как видим, первый русский стих воспевает вполне агрессивную войну на чужой земле («за холмом»), правда, оплакивает то, что обернулся тот поход немалой русской кровью. Слезы половецких дев и кровь половцев в расчет не берутся.

Еще один древней русский литературный памятник — «Слово о Законе и Благодати» киевского митрополита Иллариона:

«Похвалим же и мы, по силе нашей, малыми похвалами, великое и дивное сотворившего, нашего учителя и наставника, великого князя земли нашей Владимира, внука старого Игоря, сына же славного Святослава, которые во времена своего владычества мужеством и храбростью прослыли в странах многих и ныне победами и силою поминаются и прославляются. Ибо не в худой и неведомой земле владычество ваше, но в Русской, о которой знают и слышат во всех четырех концах земли».

Упомянутые Игорь и Святослав защищали Киев от нападения «со всех четырех концах земли»? Или эти норманы-Рюриковичи ходили в грабительские походы во все стороны? Повесть временных лет ясно говорит о характере этих походов:

«Пришел Святослав в Переяславец, и затворились болгары в городе. И вышли болгары на битву со Святославом, и была сеча велика, и стали одолевать болгары. И сказал Святослав своим воинам: "Здесь нам и умереть; постоим же мужественно, братья и дружина!" И к вечеру одолел Святослав, и взял город приступом, и послал к грекам со словами: "Хочу идти на вас и взять столицу вашу, как и этот город"».

(971 год)

После печального для русов Доростольского сидения Святослав заключает договор с императором Цимисхием:

«И никогда не буду замышлять на страну вашу, и не буду собирать на нее воинов, и не наведу иного народа на страну вашу, ни на ту, что находится под властью греческой, ни на Корсунскую страну и все города тамошние, ни на страну Болгарскую».

Стоит отметить односторонность этой формулы: греческий император не берет ответных обязательств не нападать на Киев (по той причине, что это ему и в голову не могло прийти).

И точно ли доброй была слава об этих князьях «в странах многих»? Византийский историк Лев Диакон передает такое мнение:

«Сфендослав (таким именем он назывался у тавров) не в силах был сдержать своих устремлений; возбужденный надеждой получить богатство, видя себя во сне владетелем страны мисян, он, будучи мужем горячим и дерзким, да к тому же отважным и деятельным, поднял на войну все молодое поколение тавров…».

Арабский историк Аль-Масуди (писал в середине X века) сохранил такую память о походах русов: