Мифология языка Андрея Платонова
Шрифт:
Заметим, что социализм и коммунизм имеют строгое разграничение лишь на терминологическом, логическом уровне. В обыденном представлении это тонкое различие, как правило, снимается, в силу преобладания гиперсемы 'идеальное устройство жизни', то есть по сути слова эти являлись контекстными синонимами. Для языка А. Платонова, кстати, характерно именно такое, недифференцированное употребление данных лексем.
В дальнейшем исследовании мы покажем мифологизацию этого общеязыкового концептуального содержания, которая проявляется: 1) на уровне знания о мире (соответствует первому и второму аспектам концептуального содержания) – в разного рода искажениях словесным знаком связей и отношений между явлениями объективной действительности; 2) на уровне системы ценностей (соответствует
1. Знание о мире
Наиболее общая направленность в отображении мира словесным знаком (для мифологической языковой картины мира) проявляет себя как овеществление абстракции. В свою очередь, овеществление абстракции осуществляется по-разному в зависимости от его реализации в разных сферах реальности – в мире человека, в мире природы и в мире Производственной деятельности. Разные типы овеществления абстракции сопровождаются в картине мира искажением наиболее общих связей и отношений объективной реальности, из которых, в качестве основных, мы выделяем два типа – пространственно-временные и причинно-следственные.
1.1. Овеществление абстракции
В мифологическом сознании любой концепт с абстрактным, отвлеченным содержанием представлен в качестве конкретночувственного представления. Но дело в том, что многие абстрактные концепты в общеязыковой системе все же имеют потенциал образного, овеществленного осмысления (ср. жизнь, музыка, совесть). Это их свойство и использует поэтическая (в широком смысле слова) речь; при этом не происходит «разрыва» контекстной семантики поэтизма с общеязыковым содержанием. Слова же общественно-политической лексики типа революция, социализм, коммунизм, обозначая абстрактные процессы, сущности, имея первоначально строгую, предметно-логическую по сути, терминированную референцию, не содержат в себе возможности овеществления. Стремление же героев А. Платонова «снять» неприемлемую для них абстрактность посредством ее овеществления приводит к полному несовпадению общеязыковых и наведенных в контексте смыслов.
Вот ряд примеров из «Чевенгура», где слово коммунизм сочетается с глаголами чувственного восприятия.
Коммунизм воспринимается органами зрения:
– … Куда ж коммунизм пропал, я же сам видел его. мы для него место опорожнили… (с. 461).
Но коммунизма в Чевенгуре не было наружи, он, наверное, скрылся в людях – Дванов нигде его не видел… [22] (с. 471).
Коммунизм воспринимается органами слуха:
Теперь скоро сюда надвинутся массы, – тихо подумал Чепурный.
– Вот-вот и зашумит Чевенгур коммунизмом (с. 452).
22
Здесь и далее примеры из «Чевенгура», «Котлована» и «Ювенильного моря» цитируются по: Андрей Платонов. Ювенильное море: Повести, роман. М.: Современник, 1988.
Коммунизм может быть воспринят и «на вкус»:
… коммунизм должен быть едок, малость отравы – это для вкуса хорошо (с. 380).
Коммунизм воспринимается не только внешними органами, но и внутренним ощущением:
Копенкин погружался в Чевенгур, как в сон, чувствуя его тихий коммунизм теплым покоем по всему телу (с. 451).
В этом случае конкретизация семантики коммунизм поддержана употреблением эпитета тихий, предполагающего характеристику физического явления.
[Копенкин]… устал от постоя в этом городе, не чувствуя в нем коммунизма (с 401)
Чепурный… чутко ощущал волнение близкого коммунизма (с. 403).
Абстрактная «идея» (в смысле эйдоса Платона) переосмысляется как данность конкретно-вещественная, воспринимаемая органами чувств. Мифологическое сознание помещает чуждую ему социально-политическую сущность в привычный мир природы, обжитой окружающей среды. Постоянная направленность познавательной активности героя – опредметить любое понятие, чтобы освоить его, приобщить своему сознанию, «вписать» в картину мира. Характерна реакция Копенкина на «нормальное» абстрактное понимание концепта «коммунизм»: Они думают – коммунизм это ум и польза, а тела в нем нету… (с. 369). В ценностной ориентации героя подобное «невещественное» восприятие идеи оценивается как чуждое ему, как негативное. Такое же неприятие абстракции демонстрирует герой «Сокровенного человека» Фома Пухов:
– Это вы очковтиратели, товарищ комиссар!
– Почему? […]
– Потому что вы делаете не вещь, а отношение! – говорил Пухов, смутно припоминая плакаты, где говорилось, что капитал не вещь, а отношение' отношение же Пухов понимал как ничто [23] (с. 53).
Аналогично ведет себя в речи героев романа концепт социализм:
[Игнатий Мошонков]… он окончательно увидел социализм. Это голубое, немного влажное небо, питающееся дыханием кормовых трав (с. 293).
23
Здесь и далее текст рассказа «Сокровенный человек» цитируется по: А. П Платонов. Избранное. М.: Просвещение, 1989.
Гпяди, чтоб к лету социализм из травы виднелся… (с. 292).
Пока что он [Копенкин] не заметил в Чевенгуре явного и очевидного социализма… (с. 368).
То же – о революции:
Чепурный… в будущее шел с темным, ожидающим сердцем, лишь ошущая края революции и тем не сбиваясь со своего хода (с. 411).
Или в «Котловане»:
… он не знал, для чего ему жить иначе – еще вором станешь или тронешь революцию… (с. 141).
Итак, в языковой картине мира героев А. Платонова существует две степени овеществления абстракции:
1) Коммунизм, социализм, революция выступают в качестве некой предметной сущности, чье конкретное содержание может варьироваться в достаточно широких пределах. Вот пример подобного варьирования для слова социализм:
Копенкин говорил с тремя мужиками о том, что социализм – это вода на высокой степи, где пропадают отличные земли (с. 353).
Дванов помог Достоевскому вообразить социализм маподворными артельными поселками с общими приусадебными наделами (с. 293).
Он думал о времени, когда заблестит вода на сухих возвышенных водоразделах, то будет социализмом (с. 323).