Мифология языка Андрея Платонова

…он уже не знал, где же теперь будет коммунизм на свете, если его нет сначала в детском чувстве и в убежденном впечатлении (с. 186).

От коммунизма, социализма, революции в роли отдельного свойства/качества тела в языковой картине мира вполне обоснован мифологический переход к возможности полного замещения общественно-политической лексикой обозначения всей человеческой личности. В «Котловане» Сафронов говорит про потерявшего сознание Жачева:

– Пускай это пролетарское вещество здесь полежит – из него какой-нибудь принцип вырастет (с. 114).

Для мифологической языковой картины мира естественным представляется неразличение существа и вещества – равно как и возможность их взаимозаменяемости.

Очевидно, что рассмотренные выше случаи антропологизованного представления в языковой картине мира концептуального содержания слов общественно-политической лексики полностью расходится с общеязыковым концептуальным содержанием:

– по денотативному компоненту – отсутствие в общеязыковом содержании фрагментов телесности, вещественности, локализованности в пространстве;

– по интерпретационному компоненту – переход абстрактного типа отображения реальности в конкретное, понятийно-логического в образное, а также осмысление психического как физического.

2. Другой стороной антропологизованного представления общественно-политической лексики в языковой картине мира художественной прозы А. Платонова является своеобразное олицетворение – осмысление концептов типа коммунизм, социализм, революция в качестве одушевленных субъектов деятельности, приписывание им свойств и характеристик живых существ. На наш взгляд, это – наиболее крайний случай мифологизации. Ведь при нем полностью разрывается связь концептуального содержания слов общественно-политической лексики у А. Платонова с их общеязыковым содержанием (где отсутствует даже минимальная возможность олицетворенного представления общественно-политической лексики).

От концепта вещества, свойства мифологическое сознание делает переход к концепту живого существа', в мифе вообще ослаблено разграничение между одушевленным и неодушевленным – можно сказать, что в нем практически все сущее одушевлено.

Революция в «Чевенгуре» становится персонифицированной одушевленной силой, она наделена способностью к активному влиянию на мир, «заряжена на действие». Этому переходу способствует модель метонимического переноса, характерная для языка революционной эпохи (ср. партия велела…). Например, революция в «Чевенгуре» может характеризоваться присущими только живому существу действиями и состояниями:

Революция завоевала Чевенгурскому уезду сны и главной профессией сделала душу (с. 376).

… в России революция выполола начисто те редкие места зарослей, где была культура… (с. 307)

… Заголится вся революция и замерзнет насмерть… (с. 292). Революции могут быть приписаны атрибуты живого существа:

Дванов объяснил, что разверстка идет в кровь революции и на питание ее будущих сил (с. 325).

Дванов понял…, что у революции стало другое выражение лица (с. 336).

Любопытно, как общеязыковой перенос по функции для глаголов движения идти, приходить и т. п., вполне нормативный для употребления в значении процесса по отношению к неодушевленным сущностям (типа время придет, дождь идет), у А. Платонова возвращается к первозданному представлению о действии одушевленного субъекта Это достигается избыточной характеризацией действия признаком со значением конкретного способа передвижения, присущего лишь живому существу.

– И знать нечего: идет революция своим шагом (с. 309).

Или – пространственным/временным детерминантом конкретизирующей семантики, возвращающим глаголу идти значение передвижения одушевленного лица:

Чем дальше шла революция, тем все более усталые машины оказывали ей сопротивление (с. 342). Олицетворение действия поддержано здесь и дальнейшим контекстом – одушевленным представлением мира машин и изделий (машины и изделия сопротивлялись ей).

Революция прошла, как день… (с. 469).

Революция миновала эти места, освободив поля под мирную тоску, а сама ушла неизвестно куда… (с. 470).

Социализм в «Чевенгуре» тоже может быть осмыслен как живая материя, и в качестве таковой он способен самозарождаться (а не создаваться, строиться как искусственное, неживое явление):

… побеседовать о намечающемся самозарождении социализма среди масс (с. 256).

Социализму приписана способность совершать действия, присущие миру живой природы:

Социализм придет моментально и все покроет (с. 297).

Ср. в «Котловане»:

Социализм обойдется и без вас, а вы без него проживете зря и помрете (с. 98).

Ведь спой грустных уродов не нужен социализму (с. 165). В «Ювенильном море».

– … у нас нет воды, ее не хватит социализму… (с. 36).

Коммунизм в языковой картине мира героев и автора «Чевенгура» также

может осмысляться в качестве персонифицированного, одушевленного существа:

Значит, в Чевенгуре уже есть коммунизм, и он действует отдельно от людей (с. 463).

– Так ты думаешь – у тебя коммунизм завелся? (с. 472).

Коммунизму могут быть приписаны антропоморфные свойства. Он, к

примеру, обладает волей:

Он думает, весь свет на волю коммунизма отпустил… (с. 381).