Мифология языка Андрея Платонова

… раз сказано, земля – социализм, то пускай то и будет (с. 289).

2) Большая степень овеществления – коммунизм, социализм, революция могут мыслиться и как конкретная вещь, тело [24] :

– А где же социализм-то? – вспомнил Дванов и поглядел во тьму комнаты, ища свою вещь; ему представилось, что он его уже нашел, но утратил во сне среди этих чужих людей (с. 275). – Ср. в «Сокровенном человеке»: Пролетариат – честный предмет (с. 80).

24

Вспомним мысль В. Н Топорова о том, что в мифе всё воспринимается как вещь (Топоров 1973).

Дванов… берег коммунизм без ущерба… (с. 498).
– ^ Ср. в «Котловане»: Мужик же всю свою жизнь копил капитализм… (с. 127).

– … Гебе была дана власть, а ты бедный народ коммунизмом не обеспечил (с. 368).

Ишь ты, человек какой спит – хочется ему коммунизма – и шабаш… (с. 407).

Черты его личности уже стерлись о революцию… (с. 273).

Последний пример интересен тем, что демонстрирует сложную диалектику общего и конкретного (об это см. Свительский, 1970) в языковой картине мира платоновского текста: с одной стороны, в слове революция сохраняется представление обобщенного характера о социальном процессе, по природе – общеязыковое; но с другой стороны, и эта обобщенность в языковой картине мира сохраняет приметы овеществления, опредмечивания (сочетание со стерлись о…).

В языке революционной эпохи также существовала тенденция овеществленного представления общественно-политической лексики. Это фиксирует язык произведений писателей революционной эпохи.

Пожалуй, наиболее близкий А. Платонову тип овеществления – в речи героя А. Неверова [25] :

– … У меня на уме капитализма стоит. Сурьезная штука, если поперек пустить. Весь губземотдел опрокинет (Андрон Непутевый, с. 107).

25

Здесь и далее цитируется по: Александр Неверов. Я хочу жить. М: Сов. Россия, 1984. В дальнейшем указывается только страница издания.

Например, у Бруно Ясенского [26] – уже более близко к общеязыковой модели:

… Пусть другие вывозят социализм на своем горбу … (Заговор равнодушных, с 270).

Для слова социализм сохранена общеязыковая модель метонимического переноса, и фразеологизм отвлеченной семантики употреблен в нормальном контексте.

У Б. Пильняка – овеществление оправдано установкой авторской позиции на конкретно-образную поэтизацию изображаемого [27] :

26

3десь и далее цитируется по: Бруно Ясенский. Избранное. М.: Правда, 1988. В дальнейшем указывается только страница издания.

27

Здесь и далее цитируется по: Борис Пильняк. Повесть непогашенной луны: Рассказы, повести, роман. М.: Правда, 1990. Далее при цитации указывается только страница издания.

… это было время, когда уже отгромыхивала революция (Человеческий ветер, с. 98).

… ей образования никакого не давалось, в громе революции (Там же, с. 124).

… огромный жернов революции смолол Ильинку (Голый год, с. 340).

Но и у Б. Пильняка отчетливо просматривается отвлеченно-переносный план (модус сравнения не исключен из плана содержания).

И в поэзии Октября при конкретно-образном представлении общественно-политической лексики сохраняется отвлеченно-переносный план. Модус сравнения может быть даже развернут из плана содержания в план выражения – у Н. Асеева [28] :

Революцию сравнивают -

кто с любимой.

28

Здесь и далее стихи революционных поэтов цитируются по: Поэты – Революции: Русская поэзия первых десятилетий Советской власти о Великом Октябре. – М.: Правда, 1987. В дальнейшем указывается только страница издания.

Кто с вихрем.

кто с тканью.

цветущей пестро… (с. 69).

А в языковой картине мира героев А. Платонова реализуется прямой, буквальный план значения. Причем, перед нами – не просто обычное Семантическое приращение смысла, известное любому художественному тексту, но полное вытеснение общеязыкового концептуального содержания слов коммунизм, социализм, революция: семантические компоненты «социальный процесс», «общественный строй», «изменение общественного строя» и пр. у А. Платонова отсутствуют. Общеязыковая предметная отнесенность меняется полностью. Тождество же знака поддерживается лишь на ценностном и мотивационно-прагматическом уровне: эти слова – выразители безусловной позитивной ценности и в качестве таковых могут быть употреблены для обозначения любого положительно окрашенного для данной личности фрагмента реальности (как правило, из мира природы или человека).

Далее мы покажем, что социальное в языковой картине мира героев мифологически переосмысляется или как антропологическое, или как природное, «метафизическое» (по Ю. И. Левину), «натурфилософское», или как производственно-технологическое (продукт, изделие), трудовое. Все это сопровождается многочисленными нарушениями в отображении пространственно-временных и причинно-следственных закономерностей.

1.2. Антропологизованное представление общественно-политической лексики

Одной из наиболее характерных черт языка А. Платонова многие исследователи считают антропопогизацию предметов, признаков и процессов окружающего мира (Кожевникова 1989, с. 71). Антропологизация понимается нами как локализация социальных сущностей и явлений в мире человека в широком смысле (включая антропоморфизм – уподобление человеку). В свою очередь, такое антропологизованное представление мира рассматривается как один из важнейших признаков мифологического мышления (Топоров 1973, Фрейденберг 1978, Дьяконов 1990, Маковский 1995 и др.).

На наш взгляд, в антропологизованном представлении общественно-политической лексики А. Платоновым можно видеть три категории явлений: 1) осмысление слов общественно-политической лексики как атрибутов человеческого тела, свойств и признаков человека, принадлежности к миру человека; 2) противоположный процесс – одушевление общественно – политической лексики, то есть осмысление самих этих концептов в качестве «живых субстанций», приписывание им статуса субъекта, источника активности в мироздании; 3) овеществление ключевых символов революционной эпохи как совмещение 1) и 2).