Миллионер

Четверть часа я, как последний дурак, метался по скоростной трассе, пытаясь поймать автомобиль цвета моих башмаков. Многие машины тормозили, но я делал вид, что ищу на обочине утерянный кошель с миллионом родных рубликов. Не объяснять же каждому встречному причину своего странного поведения?

Наконец, мне повезло: подкатил "жигуленок" веселенького оптимистического цвета. Водитель Витек с модным рыжим чубчиком оказался дембелем, и принимал гражданскую жизнь с восторженностью идиота. Ему было все равно, кого перевозить и куда, и мы быстро договорились.

– А служил я под Уссурийском, - рассказывал мой новый знакомый.

– В войсках дяди Васи. Наш девиз: "С неба, об землю и в бой!".

– ВДВ, - понял я.
– Десантура.

– Ага. Служили под местечком Кремово. Дыра - дырой, но весело. С кремовыми молодками кувыркались. Они за стакан спирта такие кульбиты крутили.

– Повезло, - и тоже коротко рассказал о своей службе в каракумских песках, где были только миражи, отцы-командиры, ослы и верблюды.

И мы ударили по рукам: "Зеленые фуражки и голубые береты - дружба навек!"

– Если замочить кого в сортире, - сказал Витек, - это всегда, пожалуйста.

– Все может быть, - согласился я.
– Не живем, выживаем в борьбе за правое дело

– Наше дело правое - мы победим!
– посмеялись, подъезжая к частному домику.

Несмотря на то, что Илья был в принципе нормален и вел себя хорошо, он таки произвел впечатление на бывшего десантника. Витек округлил глаза и таращился на Шепотинника, как детишки пялятся на невидимую зверюшку в зоопарке. Илюша уже сидел в салоне машины и бормотал нечто запредельное:

– Гуси-лебеди летят. Почему они летят? Они птицы. Гуси-лебеди птицы? Почему они птицы? Потому, что летят. Они летят. Куда они летят? Птицы куда летят? Летят куда птицы?..

– Ничего себе, - проговорил водитель, укладывая сумки в багажник.
– Он совсем... того...
– и употребил словцо, которое так любят использовать воздушные ратоборцы, когда приземляются больно на копчик или какие другие части своего тренированного тела.

– Ему уже лучше, - отвечал я.
– Не обращай внимания, Витек. Это он так переезжает, то есть перелетает, как гуси-лебеди. Живет своей жизнью и, возможно, счастливее нас.

– Счастливее?

– Во всяком случае, не знает, в каком говне мы гомозимся.

– Не, - покачивал квадратной головой с рыжим чубчиком мой новый товарищ.
– Так жить... не за какие коврижки.

– У каждого свои коврижки, - позволил философский афоризм.
– Ну, будем здоровы, - сказал соседке Петровне, вышедшей нас провожать.
– Не волнуйтесь - мы ещё вернемся.

– Чего уж мне, - вздыхала сердобольная старушка.
– Вы уж Илюшу-то не обижайте. Он - Богом помеченный. Нельзя блаженных обижать, - и перекрестила нашу машину.

Это я заметил, когда наш "жигуленок" запружинил на местных колдобинах, и посмеялся, вспомнив, как соседи поначалу застращались Илюшы, как чумы. А теперь такая любовь, заметил я, к помазаннику Божьему.

– Не, вроде нормально сидит, - посмотрел в зеркальце заднего обзора Витек.
– Глаза-то какие синие?

– У кого?
– не понял я.

Оказывается, у моего друга детства были глаза цвета васильковых летних небес. Илья полулежал на сидении и вполне здравым взглядом смотрел на плывущие кучевые острова с рафинадными архангелами.

У меня возникло странное чувство, что земной человечек общается с некими эфирными силами, нами невидимыми. А если наш Шепотинник действительно есть проводник этих сил? Мы же по причине ущербности своей не принимаем знака, данного нам свыше.

Не знаю, к чему бы привели меня подобные рассуждения, да начинался угарный город. Вместе с Витьком мы костерили "каскадеров" и "чайников", петляющих по столичным трассам, а Илюша вновь понес свою ахинею, как христарадник котомку.

Родной двор встречал привычным пролетарским духом - время тикало обеденное и, казалось, что все жильцы жарят картошечку, чтобы употребить её вместе со сдавленной в бочках заржавелой селедочкой и хлороформной водочкой.

– Вот так и обретаемся, Витек, - прощался с бывшим десантником, обменявшись телефонными номерами.
– Это тебе не Кремово, брат.

– Кремовые пирожные вредно много жрать, - пожал мне руку.
– Не пропадай, погранец!

– Если какая катавасия, - пообещал, - найду.

– Люблю полеты наяву, - засмеялся и, сев в драндулет, крикнул искренне: - Илюха, будь здоров!

Тот сидел на лавочке и был занят тем, что складывал разорванную газету, словно силясь восстановить прошлое. Естественно, на пожелание быть здоровым не обратил внимания, как нарумяненный покойник не проявляет интереса к добрым словам бывших сослуживцев-завистников спокойно спать вечным сном.

В квартире Илья повел себя нервно - принялся ходить по комнатам и бормотать абракадабру, из которой следовало, что здесь ему не нравится. Я решил не обращать внимания на его демарш, хотя желание заехать в лихое ухо появилось и крепло с каждой минутой.

По возвращению из кухни, где готовился обед, обнаруживаю все ту же картину: Илюша вышагивает по комнатам с лицом одержимого ходока, мечтающего о золотой медали, и недовольно бубнит:

– ... у времени в плену. Нет времени - нет плена. Пленники времени это не пленники эпохи. Какая эпоха? Эпоха смотрит своими глазами, сверкающими молниями. Она не хочет убивать, а только мучить, мучить! Для чего меня мучить, ты, злорадное неизвестное божество!..

– Хватить бредить и бегать, - гаркнул я, - олимпиец! Иди жрать!

Мой вопль привел счастливчика в чувство - он сник и послушно, как маленький ребенок, побрел в кухню.

– А, говорят, ничего не понимаешь, - соскребал в тарелки яичницу. Все понимаешь. Мозги напрягай - и порядок. Знаешь, как дрессируют зверей? Голодом, - и развил мысль примером из жизни цирковых мишек, которым давали мед только после того, как они научились выделывать танцевальные па, похожие на па мной упомянутого однажды балетно-клозетного балеруна.

Неведомо, понимал меня Илья или нет, однако свое не лепетал, а старательно заталкивал жареные куски пищи в перекошенный свой рот. Зрелище было на любителя - да я был профессионалом (по жизни), и поэтому никаких отрицательных эмоций не испытывал.

– Так, родной, - продолжил.
– Я тебя люблю любовью брата, но это не значит, что позволю сидеть на моей шее и болтать ножками. Сейчас закуплю харча на неделю, дам тебе пазлы - и живи в свое удовольствие. А у меня своих проблем выше крыши и ещё выше. Понимаешь?