Миллионер
Шрифт:
– У иного жизнь неудачна, - ответил мой друг детства.
– Ядовитый червь грызет его сердце...
– Ты это о чем?
– сглупил, позабыв, с кем имею дело.
– Так пусть он следит за тем, чтобы тем удачнее была его смерть.
– Ну, началось, - заскучал я.
– Кто о чем, а мужик о бабе в бане.
– Слишком многие живут и слишком долго висят на своих сучьях. Пусть бы пришла буря и стряхнула с дерева все гнилое и проточенное червями.
– Красиво излагаешь, сукин сын, - заметил я.
– А говоришь, дурак. Если ты такой, тогда кто мы такие?
И не получил
... В соседний универсам отправился с легким сердцем и тележкой на колесиках. С легким сердцем, поскольку Илья заснул сном малого ребенка, а тележка требовалась для перевозки пищевых продуктов.
Этот вид транспорта ненавижу: он вихляет под ногами, а ржавые колеса скрипят, как скрипка великого Страдивари в блудливых руках любителя баяна.
В магазине я задержался. В молочно-колбасном отделе трудилась Ирочка Фирсенко, моя первая школьная любовь. Лет десять назад она была девочкой-конфеточкой, но уже тогда умела работать ротиком получше передовых ударниц с Тверской.
Такое вот у неё было народное призвание: слабела от мужского члена, проводника слюняво-спазматического счастья. Еще в школе пользовалась заслуженным успехом и могла на переменке в укромном, правда, местечке посладить минетом жизнь везунчику, притомленному от бесконечных уроков.
Помню, на выпускном вечере мы перепились и затащили Ирочку в спортивную раздевалку: три мальчика и одна девочка. И что? Ровным счетом ничего - все остались довольны: девочка мальчиками, проявившим коллективную выдержку и персональную стойкость, а мальчики девочкой, ненасытно глотающей молодое семя, как теплый кисель из лесной ягоды.
Конечно, время изменило романтичную девушку, превратив её в деловую хваткую женщину, да не изменилась привычка расточать ласки тем, кто не боялся её сладких уст. Я не боялся - и, когда в том была нужда, приходил к бывшей однокласснице в отдел, чтобы пополнить холодильник отечественными колбасными изделиями и вспомнить нашу хватскую молодость.
– О, Славочка, - обрадовалась и теперь.
– Запенсионерил, пионер?
– Ты о чем?
– Да, старые пердуны этими тележками затрахали!
– А жизнь-то как?
– А что наша жизнь - сказка, - рассмеялась, облизывая накрашенные губы.
– Тебя, милок, отоварить по полной нашей программе?
Я догадался, о какой культурно-развлекательной программе идет речь, и принялся было отнекиваться, мол, времени нет: ждет меня дома Илюша Шепотинник, тот, который накрепко некрепок на голову.
Ничего, подождет, отмахнулась плутовка и, дав задание молоденькой продавщице заполнить тележку продуктами на сто американских рубликов, потащила меня в подсобку, где вкусно пахло мукой, колбасой и какими-то восточными пряностями.
– А мышей нет?
– почему-то
– Есть, - отвечала Ирочка, - и я даже знаю, в какой норке она прячется, - заставила меня плюхнуться на тугой мешок с сахаром, прибывшим, если судить по чернильному клейму, из южного города Николаева.
– Вот наша мышка, - сказала потом.
– Нет, это не мышка, это уже слоник с хоботом. Ну, как наш слон трубит?..
И через минуту мир для меня изменился - будто я переместился в другую реальность и в другую эпоху. Я увидел мощных боевых слонов Индокитая, рвущихся на поля сражений. Я услышал звон малиновых колоколов и удары военных барабанов. Я удивился людям, миллионами входящим в священную реку Ганг.
Потом ощутил необыкновенную легкость в теле - моя душа ещё выше воспарила над пыльной планетой, и я усмотрел заснеженные горы Непала и пагоды в них, где молились своему невозмутимому многорукому Богу верующие в краповых хитонах.
После увидел: далекие горы приходят в движение, словно в них начинаются вулканические процессы. Над их чистыми маковками закурился дымок, превращающийся с каждой секундой в гигантскую дымовую завесу.
Наконец, чудовищная огненная магмы вырвалась наружу, и моя парящая душа от этого великолепного зрелища буквально завизжала, захлебываясь от сладострастного пароксизма неземного наслаждения.
... По возвращению на грешную землю обнаружил себя с голым задом, провалившимся в мешок с сахаром. Проклятая мешковина оказалась недоброкачественной и треснула, когда мы с Ирочкой елозили на ней. Было очень смешно - не мне.
– Можешь чай более не сладить, - смеялась работящая женщина.
– Надолго запомнишь мою любовь - цукорную.
– Вот именно, чувствую себя цукатом, - пытался привести себя в порядок.
– В следующий раз на красном перце, - продолжала шутить и смеяться баловница.
– Или на черном! Ха-ха!
К счастью, на этом наше беглое амурное свидание заканчивается. С наполненной доверху сумкой на колесиках и переполненными чувствами прибываю в дом родной.
Еще на лестнице слышу телефонный перезвон и вопли Илюши Шепотинника, который до ужаса не любит подобного механического вторжения в свою жизнь.
Чертыхаясь, оставляю тележку у двери и бегу к аппарату. Кто там ещё по мою душу?
– Это Мукомольников?
– слышу женский, неприятный и официальный голос. Я отвечаю - да, я - это я.
– Очень хорошо. То есть ничего хорошего, конечно.
– В чем дело?
– нервничаю.
– Лидия Ивановна Шепотинник вам родственница?
– Родственница, - вру.
– Дальняя.
– Вы знаете, - говорит невидимая тетка таким тоном, будто участвует в праздничном шоу, - она умерла.
Я не понимаю информации, и поэтому переспрашиваю с нечаянно-циничным удивлением:
– Как это умерла?!
– Умерла во время операции, - слышу.
– Запущенная форма рака пищевода. Наши врачи сделали все, что могли.
– Спасибо, - и отвечаю на какие-то вопросы, связанные с погребением. Оказывается, ритуальные услуги можно комплексно организовать в ООО "Лаванда", которое находится при областной больнице.
– Удобно, соглашаюсь.
– Всего хорошего, - заканчиваю разговор.