Миллионер

– Как фамилия?
– недоумеваю.
– Криво... чего?

– Крутоверцер, - повторяет.
– Борис Владимирович. А в чем дело?

– Фамилия какая-то... с загогулинами, - делаю экс-президентский жест рукой.
– Француз, что ли?

– Не хами. Он тебя вытащил оттуда, - вздергивает голову к небесам.

– Откуда?

– Там, где тебя били, - сообщает не без издевки.
– Иногда мне тоже хочется тебя стукнуть.

– Бей, - склоняю голову.
– Хотя я ему должок отдал.

– Чем?

– Бомбой. Кстати, а почему хлопотала за меня? Не за красивые же глаза?

– И за них тоже, - фыркает, показывая всем видом, что терпит меня исключительно за то, что я экзотический фрукт с пролетарской плантации.

Продравшись сквозь взбудораженное светское общество, которое уже навсегда распрощалось с г-ном Брувером, однако было остановлено известными событиями на территории погоста, мы с Маей приближаемся к группе атлетических людей. Их лица мужественны и строги. Взгляды пронзают, как инфракрасные лучи в ночи. Руки тянутся к невидимым кобурам. Такие пристрелят и глазом не моргнут. Тело хозяина они будут охранять, как псы обглоданный конский мосол. Один из них мне знаком - пистолетом. Ему хватило ума и умения не застрелить меня, за что отдельное спасибо. Я хочу его поприветствовать поднятой рукой, да Мая одергивает:

– Это мы, Боря!

"Боря" - что за фамильярности, хочу спросить, да не спрашиваю по причине того, что отвлечен встречей с небожителем.

Господин Крутоверцер - типичный представитель хитрожопых завлабов всяких разных НИИ. Случившийся исторический слом советской системы вынес его и ему подобных на верхушку новой власти, которая нуждалась в людях услужливых, да неглупых, беспринципных, да хватких, себе на уме, да командных. Они быстро вошли во вкус администрирования и пришли к пониманию того, что страну необходимо в срочном порядке приватизировать, то есть прикарманить, точно чужую барсетку. А почему бы и нет? Доверчивый лохастый народец, получив по сортирно-ваучерной бумажке, принялся ждать магического обогащения.

Тогдашний лозунг дня: "Каждому дураку - по автомобилю "Волга"" вспоминается теперь, как удачный пиаровский ход. А в результате: 99,99 % населения получили с гулькин fuck-байс, а остальные 0,01 % - все.

Профакал страну народ, профакал за бумажки, и это есть факт нашего сирого существования на развалинах СССР (б).

Борис Владимирович росточка был небольшого, как того требовало последнее веяние политического истеблишмента. Лицом вышел суховатеньким, скуластеньким, с крючковатым носом. Глаза внимательные и не без иронического блёка. Лоб с ленинской залысинкой - с таким лбищем удобно национализировать банки, мосты, СМИ, телеграфы и брать олигархов за седые их яйца, похожие на гусиные.

– Прошу, - указывает на скамейку, глядя на меня не без некоторого оторопения, - садитесь.

Истолковав его взгляд по-своему, решаю опередить вопрос и выпаливаю:

– Упал с третьей полки вагона поезда Сочи-Москва! Лицом о столик. Да-с! Такие вот билеты продают - на третью полку-с!

– Слава, прекрати бредить, - недоумевает моя спутница.
– Ты о чем?

– Он глаголет правду жизни, - усмехается г-н Крутоверцер.
– Времена такие: не знаешь, где упадешь, где на тебя упадет, - машинально приглаживает плешинку.
– Бомба - самое радикальное средство против перхоти. Но не будем о грустном, господа. Поговорим о делах наших.

После этих слов я чувствую неодолимое желание расхохотаться в голос. Если сейчас господин Крутоверцер предложит общий бизнес и все те же 33, 3333333 %, я сам себя сдам в лапы медицины. Не пора ли выстраивать в очередь всех желающих владеть "золотым" аутистом?

– Простите, - закашлялся я.
– Слушаю вас.

Очевидно, в моем роду были ясновидцы. Если убрать все словесные изящества, похожие на декадентские виньетки, то смысл предложения высшего государственного чина сводилось именно к тесному сотрудничеству.

– А с кем буду работать, - задаю вопрос, - конкретно?

– С Маей Михайловной, - по-ленински щурится.
– Она возглавить дилеровский, назовем это так, центр при правительстве. Обещаю всяческую поддержку.

– Извините, - ляпаю, - а зачем это мне нужно?

– То есть?

– Дилеровский, понимаешь, центр?

– Нужно, Слава, нужно, - с нажимом проговаривает высшее государственное лицо.
– Вы же не хотите все время падать с полок поездов Сочи-Москва?

– Не хочу.

– Тогда какие проблемы?

Мы смотрим друга на друга, как представители двух разных миропорядков. Потом я медленно выговариваю:

– Вы, Борис Владимирович, тоже можете упасть с полки поезда Сочи-Москва.

– Я летаю самолетами, - парирует.

– Все мы в поезде, - настаиваю.
– Я был вашим должником, но долг возвращен, - отмахиваю в сторону автостоянки.
– Мы квиты, Борис Владимирович.

Высший государственный чин хлопает себя по колену, весело говорит, что он в который раз убеждается, что людям надо делать добро.

– Но, - поднимает указательный палец, - мои парни всегда, как говорится, зачищают территорию...

– Не хотите ли сказать: я принес бомбу?

– Дело не в ней, а в том, что кто-то пытается помешать нам работать вместе. Не конкуренты ли какие?

– Конкуренты?
– и выражаю недоумение: разыгран спектакль с далеко идущими планами?
– Больно сложная постановка, - не верю.

– Слава, - доверительно наклоняется.
– Вы не представляете, какие бывают постановки. Глобальные!
– Снова поднимает указательный палец. Иногда приходится жертвовать и людьми, и территориями, и домами, и кораблями и проч. Зачем? Чтобы победить в большом.

– Вы о чем?
– не понимаю.

– О великой науке побеждать, - заразительно смеется, как великий вождь маленького роста В.И. Ленин во время кремлевской киносъемки в 1918 году. Уверен, мы договоримся. Подумайте, - по-демократически жмет руку.
– Маечка, на пару слов, - начинает движение к уходу.
– Это по другим нашим делам, считает нужным меня поставить в известность.

– Пожалуйста, - передергиваю плечами, оставаясь сидеть в одиночестве, но гордом.

Впрочем, меня окружали могилы. Они были ухожены и с гранитными надгробиями. Выбитые цифры на камнях утверждали, что почившие в бозе проживали ещё в прошлом веке.

Наверное, ничего принципиально не изменилось: они тоже любили, страдали, совокуплялись, размышляли, мечтали, страшились смерти и так далее.

Спрашивается, зачем тогда эта вся наша проклятущая кровавая маета? Уверен, Илюша Шепотинник куда счастливее нас, считающих, что мы живем во имя какого-то высшего смысла.

Ничего подобного, господа! Пустая м`ука! Маета. Прах и тлен!

– Что такой задумчивый, - возвращается Мая, - как верблюд?
– Она наполнена силой и жизненной энергией, и это почему-то мне неприятно.