Милый друг - английский и русский параллельные тексты

Was he going to be afraid?	"Что это, неужели я трушу?"
Why did his heart beat wildly at each well-known sound in the room?	Отчего сердце у него начинает бешено колотиться при малейшем привычном шорохе в комнате?
When his clock was going to strike, the faint squeak of the lever made him jump, and he had to open his mouth for some moments in order to breathe, so oppressed did he feel.	Чуть только скрипнет пружина стенных часов перед боем, как по телу у него пробегает дрожь, ему становится нечем дышать, и несколько секунд он ловит ртом воздух.
He began to reason philosophically on the possibility of his being afraid.	Он принялся подробно, как психолог, анализировать свое состояние: "Боюсь я или нет?"
No, certainly he would not be afraid, now he had made up his mind to go through with it to the end, since he was firmly decided to fight and not to tremble.	Конечно, нет, не боится, ведь он решил идти до конца, у него есть твердое намерение драться, не проявить малодушия.
But he felt so deeply moved that he asked himself:	Но он так волновался, что невольно задал себе вопрос:
"Can one be afraid in spite of one's self?"	"Можно ли испытывать страх помимо собственной воли?"
This doubt assailed him.	И тут сомнения, тревога, ужас разом нахлынули на него.
If some power stronger than his will overcame it, what would happen?	Что будет, если иная сила, более мощная, чем его личная воля, властная, неодолимая сила возьмет над ним верх?
Yes, what would happen?	Да, что тогда будет?
Certainly he would go on the ground, since he meant to.	Конечно, он выйдет к барьеру, раз он этого хочет.
But suppose he shook? suppose he fainted?	Ну, а если начнет дрожать? Если потеряет сознание?
And he thought of his position, his reputation, his future.	Ведь от его поведения на дуэли зависит все: достигнутое благополучие, репутация, будущность.
A strange need of getting up to look at himself in the glass suddenly seized him.	У него возникло необъяснимое желание встать и посмотреть на себя в зеркало.
He relit the candle.	Он зажег свечу.
When he saw his face so reflected, he scarcely recognized himself, and it seemed to him that he had never seen himself before.	Увидев свое отражение в шлифованном стекле, он едва узнал себя - он точно видел себя впервые.
His eyes appeared enormous, and he was pale; yes, he was certainly pale, very pale.	Глаза казались огромными; он был бледен, да, бледен, очень бледен.
Suddenly the thought shot through his mind:	Внезапно пулей впилась в него мысль:
"By this time to-morrow I may be dead."	"Быть может, завтра в это время меня уже не будет в живых".
And his heart began to beat again furiously.	И опять у него отчаянно забилось сердце.

He turned towards his bed, and distinctly saw himself stretched on his back between the same sheets as he had just left.	Он подошел к кровати, и вдруг ему ясно представилось, что он лежит на спине, под тем самым одеялом, которое он только что откинул, вставая.
He had the hollow cheeks of the dead, and the whiteness of those hands that no longer move.	Лицо у двойника было истонченное, как у мертвеца, и еще бросалась в глаза белизна навеки застывших рук.
Then he grew afraid of his bed, and in order to see it no longer he opened the window to look out.	Ему стало страшно собственной кровати; чтобы не видеть ее, он растворил окно и высунулся наружу.
An icy coldness assailed him from head to foot, and he drew back breathless.	Тотчас же он весь заледенел, задохнулся и отскочил от окна.
The thought occurred to him to make a fire.	Он решил затопить камин.
He built it up slowly, without looking around.	Медленно, не оборачиваясь, принялся он растапливать.
His hands shook slightly with a kind of nervous tremor when he touched anything.	Когда он прикасался к чему-нибудь, руки у него начинали дрожать нервной дрожью.
His head wandered, his disjointed, drifting thoughts became fleeting and painful, an intoxication invaded his mind as though he had been drinking.	Соображал он плохо, в голове кружились разорванные, ускользающие, мрачные мысли, рассудок мутился, как у пьяного.
And he kept asking himself:	Он все время спрашивал себя:
"What shall I do?	– Что мне делать?
What will become of me?"	Что со мной будет?
He began to walk up and down, repeating mechanically:	Он снова зашагал по комнате, машинально повторяя одно и то же:
"I must pull myself together. I must pull myself together."	– Я должен взять себя в руки, во что бы то ни стало я должен взять себя в руки.
Then he added:	Некоторое время спустя он вдруг подумал:
"I will write to my parents, in case of accident."	"На всякий случай надо написать родителям".
He sat down again, took some notepaper, and wrote:	Он сел и, положив перед собой лист почтовой бумаги, начал писать:
"Dear papa, dear mamma."	"Дорогие папа и мама..."
Then, thinking these words rather too familiar under such tragic circumstances, he tore up the first sheet, and began anew,	Но это обращение показалось ему недостаточно торжественным для столь трагических обстоятельств. Разорвав лист, он начал снова:
"My dear father, my dear mother, I am to fight a duel at daybreak, and as it might happen that--" He did not dare write the rest, and sprang up with a jump.	"Дорогие отец и мать, завтра чуть свет у меня дуэль, и так как может случиться, что..." У него не хватило смелости дописать до конца, и он вскочил со стула.
He was now crushed by one besetting idea.	Мысль о дуэли угнетала его.
He was going to fight a duel.	Завтра он подойдет к барьеру.
He could no longer avoid it.	Это неизбежно.
What was the matter with him, then?	Но что же в нем происходит?

He meant to fight, his mind was firmly made up to do so, and yet it seemed to him that, despite every effort of will, he could not retain strength enough to go to the place appointed for the meeting.	Он хочет драться, он непоколебим в этом своем твердом намерении и решении. И вместе с тем ему казалось, что, сколько бы он ни заставлял себя, у него даже не хватит сил добраться до места дуэли.
From time to time his teeth absolutely chattered, and he asked himself:	По временам у него начинали стучать зубы, - это был сухой и негромкий стук.
"Has my adversary been out before?	"Приходилось ли моему противнику драться на дуэли? – думал Дюруа.
Is he a frequenter of the shooting galleries?	– Посещал ли он тир?
Is he known and classed as a shot?"	Классный ли он стрелок? Знают ли его как хорошего стрелка?
He had never heard his name mentioned.	Он, Дюруа, никогда о нем не слыхал.
And yet, if this man was not a remarkably good pistol shot, he would scarcely have accepted that dangerous weapon without discussion or hesitation.	Однако если этот человек без малейших колебаний, без всяких разговоров соглашается драться на пистолетах, - значит, он превосходно владеет этим опасным оружием.
Then Duroy pictured to himself their meeting, his own attitude, and the bearing of his opponent.	Дюруа пытался вообразить, как будут вести себя во время дуэли он сам и его противник.
He wearied himself in imagining the slightest details of the duel, and all at once saw in front of him the little round black hole in the barrel from which the ball was about to issue.	Он напрягал мысль, силясь угадать малейшие подробности поединка. Но вдруг он увидел перед собой узкое и глубокое черное отверстие, из которого должна вылететь пуля.
He was suddenly seized with a fit of terrible despair.	И тут им овладело невыразимое отчаяние.
His whole body quivered, shaken by short, sharp shudderings.	Все тело его судорожно вздрагивало.
He clenched his teeth to avoid crying out, and was assailed by a wild desire to roll on the ground, to tear something to pieces, to bite.	Он стиснул зубы, чтобы не закричать, он готов был, как безумный, кататься по полу, рвать и кусать все, что попадется под руку.
But he caught sight of a glass on the mantelpiece, and remembered that there was in the cupboard a bottle of brandy almost full, for he had kept up a military habit of a morning dram.	Но, увидев на камине рюмку, вспомнил, что в шкафу у него стоит почти полный литр водки (от военной службы у Дюруа осталась привычка каждое утро "промачивать горло").
He seized the bottle and greedily drank from its mouth in long gulps.	Он схватил бутылку и, жадно припав к ней, стал пить прямо из горлышка, большими глотками.
He only put it down when his breath failed him.	Только когда у него захватило дыхание, он поставил ее на место.
It was a third empty.	Опорожнил он ее на целую треть.
A warmth like that of flame soon kindled within his body, and spreading through his limbs, buoyed up his mind by deadening his thoughts.	Что-то горячее, как огонь, тотчас обожгло ему желудок, растеклось по жилам, одурманило его, и он почувствовал себя крепче.
He said to himself: "I have hit upon the right plan."	"Я нашел средство", - подумал он.
And as his skin now seemed burning he reopened the window.	Тело у него горело, пришлось снова открыть окно.
Day was breaking, calm and icy cold.	Занимался день, морозный и тихий.

On high the stars seemed dying away in the brightening sky, and in the deep cutting of the railway, the red, green, and white signal lamps were paling.	Там, в посветлевшей вышине небес, казалось, умирали звезды, а в глубокой железнодорожной траншее уже начинали бледнеть сигнальные огни, зеленые, красные, белые.
The first locomotives were leaving the engine shed, and went off whistling, to be coupled to the first trains.	Из депо выходили первые паровозы и, свистя, направлялись к первым поездам.
Others, in the distance, gave vent to shrill and repeated screeches, their awakening cries, like cocks of the country.	Вдали, точно петухи в деревне, беспрестанно перекликались другие, спугивая предутреннюю тишь своими пронзительными криками.
Duroy thought: "Perhaps I shall never see all this again."	"Быть может, я этого никогда больше не увижу", -мелькнуло в голове у Дюруа.
But as he felt that he was going again to be moved by the prospect of his own fate, he fought against it strongly, saying:	Но он сейчас же встряхнулся, и подавил вновь пробудившуюся жалость к себе:
"Come, I must not think of anything till the moment of the meeting; it is the only way to keep up my pluck."	"Полно! Ни о чем не надо думать до самой дуэли, только так и можно сохранить присутствие духа".
And he set about his toilet.	Он стал одеваться.
He had another moment of weakness while shaving, in thinking that it was perhaps the last time he should see his face.	Во время бритья у него снова екнуло сердце: ему пришла мысль, что, быть может, он в последний раз смотрит на себя в зеркало.
But he swallowed another mouthful of brandy, and finished dressing.	Однако, выпив еще глоток водки, он закончил свой туалет.
The hour which followed was difficult to get through.	Последний час показался ему особенно тяжким.
He walked up and down, trying to keep from thinking.	Он ходил взад и вперед по комнате, пытаясь восстановить душевное равновесие.
When he heard a knock at the door he almost dropped, so violent was the shock to him.	Когда раздался стук в дверь, от волнения он едва устоял на ногах.
It was his seconds.	Пришли секунданты.
Already!	Уже!
They were wrapped up in furs, and Rival, after shaking his principal's hand, said:	Они были в шубах. Жак Риваль пожал своему подопечному руку.
"It is as cold as Siberia."	– Холод сибирский.
Then he added: "Well, how goes it?"	Ну, как мы себя чувствуем?
"Very well."	– Отлично.
"You are quite steady?"	– Не волнуемся?
"Quite."	– Ничуть.
"That's it; we shall get on all right.	– Ну-ну, значит, все в порядке.
Have you had something to eat and drink?"	Вы уже позавтракали?
"Yes; I don't need anything."	– Да, я готов.

Boisrenard, in honor of the occasion, sported a foreign order, yellow and green, that Duroy had never seen him display before.	Буаренар ради такого торжественного случая нацепил иностранный желто-зеленый орден, -Дюруа видел его на нем впервые.
They went downstairs.	Они сошли вниз.
A gentleman was awaiting them in the carriage.	В ландо их дожидался какой-то господин.
Rival introduced him as "Doctor Le Brument."	– Доктор Ле Брюман, - представил его Риваль.
Duroy shook hands, saying, "I am very much obliged to you," and sought to take his place on the front seat. He sat down on something hard that made him spring up again, as though impelled by a spring.	– Благодарю вас, - здороваясь с ним, пробормотал Дюруа. Он решил было занять место на передней скамейке, но опустился на что-то твердое и подскочил, как на пружинах.
It was the pistol case.	Это был ящик с пистолетами.
Rival observed: "No, the back seat for the doctor and the principal, the back seat."	– Не сюда! Дуэлянт и врач сзади! – несколько раз повторил Риваль.
Duroy ended by understanding him, and sank down beside the doctor.	Дюруа наконец понял, чего от него хотят, и грузно сел рядом с доктором.
The two seconds got in in their turn, and the driver started.	Затем уселись секунданты, и лошади тронули.
He knew where to go.	Кучер знал, куда ехать.
But the pistol case was in the way of everyone, above all of Duroy, who would have preferred it out of sight.	Ящик с пистолетами мешал всем, особенно Дюруа, - он предпочел бы не видеть его вовсе.
They tried to put it at the back of the seat and it hurt their own; they stuck it upright between Rival and Boisrenard, and it kept falling all the time.	Попробовали поставить сзади - он бил по спине; поместили между Ривалем и Буаренаром - он все время падал.
They finished by stowing it away under their feet.	Кончилось тем, что задвинули его под скамейку.
Conversation languished, although the doctor related some anecdotes.	Доктор рассказывал анекдоты, но разговор все же не клеился.
Rival alone replied to him.	Один лишь Риваль подавал ему реплики.
Duroy would have liked to have given a proof of presence of mind, but he was afraid of losing the thread of his ideas, of showing the troubled state of his mind, and was haunted, too, by the disturbing fear of beginning to tremble.	Дюруа хотелось выказать присутствие духа, но он боялся, что мысли у него спутаются и что этим он выдаст свое душевное смятение. Притом его мучила страшная мысль: а вдруг он начнет дрожать?
The carriage was soon right out in the country.	Экипаж вскоре выехал за город.
It was about nine o'clock.	Было около девяти.
It was one of those sharp winter mornings when everything is as bright and brittle as glass.	В это морозное зимнее утро вся природа казалась искрящейся, ломкой и твердой, как хрусталь.
The trees, coated with hoar frost, seemed to have been sweating ice; the earth rang under a footstep, the dry air carried the slightest sound to a distance, the blue sky seemed to shine like a mirror, and the sun, dazzling and cold itself, shed upon the frozen universe rays which did not warm anything.	Каплями ледяного пота висел на деревьях иней; земля под ногами звенела; в сухом воздухе далеко разносился малейший звук; голубое небо блестело, как зеркало, и в нем, ослепительное и тоже холодное, проплывало солнце, посылая окоченевшему миру свои негреющие лучи.

Rival observed to Duroy: "I got the pistols at Gastine Renette's.	– Пистолеты я купил у Гастин-Ренета[21], -обращаясь к Дюруа, сказал Жак Риваль.
He loaded them himself.	– Он же сам их и зарядил.
The box is sealed.	Ящик запечатан.
We shall toss up, besides, whether we use them or those of our adversary."	Впрочем, придется бросить жребий, из чьих пистолетов стрелять: из ваших или из его.
Duroy mechanically replied: "I am very much obliged to you."	– Благодарю, - машинально ответил Дюруа.
Then Rival gave him a series of circumstantial recommendations, for he was anxious that his principal should not make any mistake.	С целью предотвратить малейшую ошибку со стороны своего подопечного Риваль дал ему подробные указания.
He emphasized each point several times, saying:	Каждое из них он повторял по нескольку раз:
"When they say,	– Когда спросят:
'Are you ready, gentlemen?' you must answer 'Yes' in a loud tone.	"Готовы?" - отвечайте громко "Да!"
When they give the word	Когда скомандуют:
'Fire!' you must raise your arm quickly, and you must fire before they have finished counting	"Стреляйте!" - быстро поднимите руку и спустите курок прежде, чем скажут
' One, two, three.'"	"Три!"
And Duroy kept on repeating to himself: "When they give the word to fire, I must raise my arm. When they give the word to fire, I must raise my arm."	"Когда скомандуют: "Стреляйте!" - я подниму руку, - твердил про себя Дюруа, - когда скомандуют: "Стреляйте!" - я подниму руку, когда скомандуют: "Стреляйте!" - я подниму руку".
He learnt it as children learn their lessons, by murmuring them to satiety in order to fix them on their minds.	Для того чтобы наставления Риваля запечатлелись у него в памяти, он зубрил их, как школьник, до тех пор, пока они не набили ему оскомины:
"When they give the word to fire, I must raise my arm."	"Когда скомандуют: "Стреляйте!" - я подниму руку".
The carriage entered a wood, turned down an avenue on the right, and then to the right again.	Въехав в лес, ландо свернуло направо, в аллею, потом опять направо.
Rival suddenly opened the door to cry to the driver:	Риваль резким движением распахнул дверцу и крикнул кучеру:
"That way, down the narrow road."	– Сюда, по этой дорожке.
The carriage turned into a rutty road between two copses, in which dead leaves fringed with ice were quivering.	Это была торная дорога, тянувшаяся между двумя перелесками; на деревьях дрожали сухие листья с ледяной бахромкой.
Duroy was still murmuring:	Дюруа все еще бормотал себе под нос?
"When they give the word to fire, I must raise my arm."	– Когда скомандуют: "Стреляйте!" - я поднимуру^ку.
And he thought how a carriage accident would settle the whole affair.	Вдруг ему пришла мысль, что катастрофа с экипажем могла бы уладить все.

"Oh! if they could only upset, what luck; if he could only break a leg."	Вывалиться из ландо, сломать себе ногу - как бы это было хорошо!..
But he caught sight, at the further side of a clearing, of another carriage drawn up, and four gentlemen stamping to keep their feet warm, and he was obliged to open his mouth, so difficult did his breathing become.	Но тут он заметил, что на краю прогалины стоит экипаж, а поодаль четверо мужчин топчутся на месте, чтобы согреть ноги. Ему даже пришлось раскрыть рот - так у него захватило дыхание.
The seconds got out first, and then the doctor and the principal.	Сначала вышли секунданты, за ними врач и^Дюру^а.
Rival had taken the pistol-case and walked away with Boisrenard to meet two of the strangers who came towards them.	Риваль взял ящик с пистолетами и вместе с Буаренаром пошел навстречу двум незнакомцам.
Duroy watched them salute one another ceremoniously, and then walk up and down the clearing, looking now on the ground and now at the trees, as though they were looking for something that had fallen down or might fly away.	Дюруа видел, как они церемонно раскланялись и вчетвером двинулись вперед по прогалине, глядя то себе под ноги, то на деревья, будто искали что-то улетевшее или упавшее наземь.
Then they measured off a certain number of paces, and with great difficulty stuck two walking sticks into the frozen ground.	Потом отсчитали шаги и с силой воткнули в мерзлую землю две палки.
They then reassembled in a group and went through the action of tossing, like children playing heads or tails.	Затем опять сбились в кучу и стали делать такие движения, точно играли в орлянку.
Doctor Le Brument said to Duroy: "Do you feel all right?	– Вы себя хорошо чувствуете? – обратился к Дюруа Ле Брюман.
Do you want anything?"	– Вам ничего не требуется?
"No, nothing, thanks."	– Нет, ничего, благодарю вас.
It seemed to him that he was mad, that he was asleep, that he was dreaming, that supernatural influences enveloped him.	Дюруа казалось, будто он сошел с ума, будто ему снится сон, будто он грезит, будто что-то сверхъестественное обступило его со всех сторон.
Was he afraid?	Боится ли он?
Perhaps.	Пожалуй, да!
But he did not know.	Он сам не знал.
Everything about him had altered.	Все вокруг него преобразилось.
Jacques Rival returned, and announced in low tones of satisfaction:	Вернулся Жак Риваль и с довольным видом шепнул ему:
"It is all ready.	– Все готово.
Luck has favored us as regards the pistols."	С пистолетами нам повезло.
That, so far as Duroy was concerned, was a matter of profound indifference.	Дюруа это было совершенно безразлично.
They took off his overcoat, which he let them do mechanically.	С него сняли пальто. Он не противился.

They felt the breast-pocket of his frock-coat to make certain that he had no pocketbook or papers likely to deaden a ball.	Затем ощупали карманы сюртука, чтобы удостовериться, не защищен ли он бумажником или чем-нибудь вроде этого.
He kept repeating to himself like a prayer: "When the word is given to fire, I must raise my arm."	"Когда скомандуют: "Стреляйте!" - я подниму руку", - как молитву твердил он про себя.
They led him up to one of the sticks stuck in the ground and handed him his pistol.	Потом его подвели к одной из воткнутых в землю палок и сунули в руку пистолет.
Then he saw a man standing just in front of him--a short, stout, bald-headed man, wearing spectacles.	Тут только он заметил, что впереди, совсем близко, стоит лысый пузан в очках.
It was his adversary.	Это и был его противник.
He saw him very plainly, but he could only think:	Он видел его очень ясно, но думал об одном:
"When the word to fire is given, I must raise my arm and fire at once."	"Когда скомандуют: "Стреляйте!" - я подниму руку и спущу курок".
A voice rang out in the deep silence, a voice that seemed to come from a great distance, saying:	Внезапно мертвую тишину леса нарушил чей-то голос, как бы донесшийся издалека:
"Are you ready, gentlemen?" George exclaimed	– Готовы?
"Yes."	– Да! – крикнул Жорж.
The same voice gave the word "Fire!"	– Стреляйте! – скомандовал тот же голос.
He heard nothing more, he saw nothing more, he took note of nothing more, he only knew that he raised his arm, pressing strongly on the trigger.	Дюруа ничего уже больше не улавливал, не различал, не сознавал, он чувствовал лишь, что поднимает руку и изо всех сил нажимает спусковой крючок.
And he heard nothing.	Но он ничего не услышал.
But he saw all at once a little smoke at the end of his pistol barrel, and as the man in front of him still stood in the same position, he perceived, too, a little cloud of smoke drifting off over his head.	Однако он тотчас же увидел дымок около дула своего пистолета. Человек, стоявший против него, не шевельнулся, не изменил положения, и над его головой тоже вилось белое облачко.
They had both fired.	Они выстрелили оба.
It was over.	Все было кончено.
His seconds and the doctor touched him, felt him and unbuttoned his clothes, asking, anxiously:	Секунданты и врач осматривали его, ощупывали, расстегивали одежду, с тревогой в голосе спрашивали:
"Are you hit?"	– Вы не ранены?
He replied at haphazard: "No, I do not think so."	– Кажется, нет, - ответил он наугад.
Langremont, too, was as unhurt as his enemy, and Jacques Rival murmured in a discontented tone: "It is always so with those damned pistols; you either miss or kill.	Лангремон тоже был невредим. – С этими проклятыми пистолетами всегда так, - проворчал Риваль, - либо промах, либо наповал.
What a filthy weapon."	Мерзкое оружие!
Duroy did not move, paralyzed by surprise and joy.	Дюруа не двигался. Он обомлел от радости и изумления.
It was over.	"Дуэль кончилась!"

They had to take away his weapon, which he still had clenched in his hand.	Пришлось отнять у него пистолет, так как он все еще сжимал его в руке.
It seemed to him now that he could have done battle with the whole world.	Теперь ему казалось, что он померялся бы силами с целым светом.
It was over.	Дуэль кончилась.
What happiness!	Какое счастье!
He felt suddenly brave enough to defy no matter whom.	Он до того вдруг осмелел, что готов был бросить вызов кому угодно.
The whole of the seconds conversed together for a few moments, making an appointment to draw up their report of the proceedings in the course of the day. Then they got into the carriage again, and the driver, who was laughing on the box, started off, cracking his whip.	Секунданты поговорили несколько минут и условились встретиться в тот же день для составления протокола, потом все снова сели в экипаж, и кучер, ухмыляясь, щелкнул бичом.
They breakfasted together on the boulevards, and in chatting over the event, Duroy narrated his impressions.	Некоторое время спустя оба секунданта, Дюруа и врач уже завтракали в ресторане и говорили о поединке. Дюруа описывал свои ощущения:
"I felt quite unconcerned, quite.	– Я нисколько не волновался. Нисколько.
You must, besides, have seen it yourself."	Впрочем, вы это и сами, наверно, заметили?
Rival replied: "Yes, you bore yourself very well."	– Да, вы держались хорошо, - подтвердил Риваль.
When the report was drawn up it was handed to Duroy, who was to insert it in the paper.	В тот же день Дюруа получил протокол, - он должен был поместить его в хронике.
He was astonished to read that he had exchanged a couple of shots with Monsieur Louis Langremont, and rather uneasily interrogated Rival, saying:	Сообщение о том, что он "обменялся с г-ном Луи Лангремоном двумя выстрелами", удивило его, и, слегка смущенный, он спросил Риваля:
"But we only fired once."	– Но ведь мы выпустили по одной пуле?
The other smiled.	Риваль усмехнулся.
"Yes, one shot apiece, that makes a couple of shots."	– Да, по одной... каждый - по одной... значит, всего две.
Duroy, deeming the explanation satisfactory, did not persist.	Объяснение Риваля удовлетворило Дюруа, и он не стал в это углубляться.
Daddy Walter embraced him, saying:	Старик Вальтер обнял его:
"Bravo, bravo, you have defended the colors of _Vie Francaise_; bravo!"	– Браво, браво, вы не посрамили "Французской жизни", браво!
George showed himself in the course of the evening at the principal newspaper offices, and at the chief _caf?s_ on the boulevards.	Вечером Жорж показался в редакциях самых влиятельных газет и в самых модных ресторанах.
He twice encountered his adversary, who was also showing himself.	Со своим противником он встретился дважды, -тот, видимо, тоже счел нужным показать себя.
They did not bow to one another.	Они не поклонились друг другу.
If one of them had been wounded they would have shaken hands.	Они обменялись бы рукопожатием только в том случае, если бы один из них был ранен.

Each of them, moreover, swore with conviction that he had heard the whistling of the other's bullet.	Впрочем, оба клялись, что слышали, как над головой у них просвистели пули.
The next day, at about eleven, Duroy received a telegram.	На другой день, около одиннадцати, Дюруа получил "голубой листочек":
"Awfully alarmed. Come at once. Rue de Constantinople.--Clo."	"Боже, как я боялась за тебя! Приходи скорей на Константинопольскую, я хочу поцеловать тебя, моя радость. Какой ты смелый. Обожающая тебя Кло"
He hastened to their meeting-place, and she threw herself into his arms, smothering him with kisses.	Когда он пришел на свидание, она бросилась к нему в объятия и покрыла поцелуями его лицо.
"Oh, my darling! if you only knew what I felt when I saw the papers this morning.	– Дорогой мой, если б ты знал, как взволновали меня сегодняшние газеты!
Oh, tell me all about it!	Ну, рассказывай же!
I want to know everything."	С самого начала.
He had to give minute details.	Я хочу знать, как это было.
She said:	Он вынужден был рассказать ей все до мелочей.
"What a dreadful night you must have passed before the duel."	– Воображаю, какую ты ужасную ночь провел перед дуэлью, - воскликнула она.
"No, I slept very well."	– Да нет. Я отлично спал.
"I should not have closed an eye.	– Я бы на твоем месте не сомкнула глаз.
And on the ground--tell me all that happened."	А как прошла самая дуэль?
He gave a dramatic account.	Он тут же сочинил драматическую сцену:
"When we were face to face with one another at twenty paces, only four times the length of this room, Jacques, after asking if we were ready, gave the word	– Когда мы стали друг против друга в двадцати шагах, - расстояние всего лишь в четыре раза больше, чем эта комната, - Жак спросил, готовы ли мы, и скомандовал:
' Fire.'	"Стреляйте!"
I raised my arm at once, keeping a good line, but I made the mistake of trying to aim at the head.	В ту же секунду я поднял руку, вытянул ее по прямой линии и стал целить в голову, - это была моя ошибка.
I had a pistol with an unusually stiff pull, and I am accustomed to very easy ones, so that the resistance of the trigger caused me to fire too high.	Пистолет мне попался с тугим курком, а я привык к легкому спуску, - в результате сопротивление спускового крючка отклонило выстрел в сторону.
No matter, it could not have gone very far off him.	Но все-таки я чуть-чуть в него не попал.
He shoots well, too, the rascal.	Он тоже здорово стреляет, мерзавец.
His bullet skimmed by my temple.	Пуля оцарапала мне висок.
I felt the wind of it."	Я почувствовал ветер.
She was sitting on his knees, and holding him in her arms as though to share his dangers.	Сидя у Дюруа на коленях, г-жа де Марель сжимала его в своих объятиях, - она точно желала разделить грозившую ему опасность.
She murmured: "Oh, my poor darling! my poor darling!"	– Ах, бедняжка, бедняжка, - шептала она.

When he had finished his narration, she said:	Когда он кончил свой рассказ, г-жа де Марель воскликнула:
"Do you know, I cannot live without you.	– Ты знаешь, я не могу больше жить без тебя!
I must see you, and with my husband in Paris it is not easy.	Я должна с тобой видеться, но, пока муж в Париже, это невозможно.
Often I could find an hour in the morning before you were up to run in and kiss you, but I won't enter that awful house of yours.	Утром я могла бы вырваться на часок и забежать поцеловать тебя, когда ты еще в постели, но в твой ужасный дом я не пойду.
What is to be done?"	Как быть?
He suddenly had an inspiration, and asked:	Дюруа пришла в голову счастливая мысль.
"What is the rent here?"	– Сколько ты здесь платишь? – спросил он.
"A hundred francs a month."	– Сто франков в месяц.
"Well, I will take the rooms over on my own account, and live here altogether.	– Ну так вот: я обоснуюсь в этих комнатах и буду платить за них сам.
Mine are no longer good enough for my new position."	Теперь моя квартира меня уже не устраивает.
She reflected a few moments, and then said: "No, I won't have that."	– Нет. Я не согласна, - подумав несколько секунд, возразила она.
He was astonished, and asked:	Он удивился:
"Why not?"	– Почему?
"Because I won't."	– Потому...
"That is not a reason.	– Это не объяснение.
These rooms suit me very well.	Здесь мне очень нравится.
I am here, and shall remain here.	Кончено. Я остаюсь.
Besides," he added, with a laugh, "they are taken in my name."	– Он засмеялся: - К тому же квартира снята на мое имя.
But she kept on refusing,	Она стояла на своем:
"No, no, I won't have it."	– Нет, нет, я не хочу...
"Why not, then?"	– Да почему же?
Then she whispered tenderly:	В ответ он услышал ее ласковый шепот:
"Because you would bring women here, and I won't have it."	– Потому что ты будешь приводить сюда женщин, а я этого не хочу.
He grew indignant.	Он возмутился:
"Never.	– Да ни за что на свете!
I can promise you that."	Обещаю тебе.
"No, you will bring them all the same."	– Нет, будешь.
"I swear I won't."	– Клянусь...
"Truly?"	– Правда?