Милый друг - английский и русский параллельные тексты

She is a treasure for anyone wanting to get on."	Настоящее сокровище для того, кто желает преуспеть.
George said: "She will marry again very quickly, no doubt?"	– Разумеется, она не замедлит выйти замуж вторично? – осведомился Дюруа.
Madame de Marelle replied: "Yes.	– Да, - ответила г-жа де Марель.
I should not be surprised if she had some one already in her eye--a deputy, unless, indeed, he objects--for--for--there may be serious--moral--obstacles. But then--I don't really know."	– Я не удивлюсь, если у нее и сейчас уже есть кто-нибудь на примете... какой-нибудь депутат... разве только... он не пожелает... потому что... потому что... тут могут возникнуть серьезные препятствия... морального характера... Впрочем, я ничего не знаю. Довольно об этом.
Monsieur de Marelle grumbled with slow impatience: "You are always suspecting a number of things that I do not like.	– Вечно ты чего-то не договариваешь, не люблю я этой манеры, - проворчал г-н де Марель; в тоне его слышалось вялое раздражение.
Do not let us meddle with the affairs of others.	– Никогда не нужно вмешиваться в чужие дела.
Our conscience is enough to guide us.	Надо предоставить людям поступать, как им подсказывает совесть.
That should be a rule with everyone."	Этому правилу должны бы следовать все.
Duroy withdrew, uneasy at heart, and with his mind full of vague plans.	Дюруа ушел взволнованный: он уже смутно предугадывал какие-то новые возможности.
The next day he paid a visit to the Forestiers, and found them finishing their packing up.	На другой день он отправился с визитом к Форестье; в доме у них заканчивались приготовления к отъезду.
Charles, stretched on a sofa, exaggerated his difficulty of breathing, and repeated: "I ought to have been off a month ago."	Шарль, лежа на диване, преувеличенно тяжело дышал. – Мне надо было уехать месяц назад, -твердил он.
Then he gave George a series of recommendations concerning the paper, although everything had been agreed upon and settled with Monsieur Walter.	Хотя обо всем уже было переговорено с Вальтером, тем не менее он дал Дюруа ряд деловых указаний.
As George left, he energetically squeezed his old comrade's hand, saying:	Уходя, Жорж крепко пожал руку своему приятелю.
"Well, old fellow, we shall have you back soon."	– Ну, старик, до скорого свидания!
But as Madame Forestier was showing him out, he said to her, quickly: "You have not forgotten our agreement?	Госпожа Форестье пошла проводить его. – Вы не забыли наш уговор? – с живостью обратился он к ней.
We are friends and allies, are we not?	– Ведь мы друзья и союзники, не так ли?
So if you have need of me, for no matter what, do not hesitate.	А потому, если я вам зачем-нибудь понадоблюсь, - не стесняйтесь.
Send a letter or a telegram, and I will obey."	Телеграмма, письмо - и я к вашим услугам.
She murmured: "Thanks, I will not forget."	– Спасибо, я не забуду, - прошептала она.
And her eye, too, said "Thanks," in a deeper and tenderer fashion.	Взгляд ее говорил то же самое, но только еще нежнее и проникновеннее.

As Duroy went downstairs, he met slowly coming up Monsieur de Vaudrec, whom he had met there once before.	На лестнице Дюруа встретил медленно поднимавшегося де Водрека, которого он уже как-то видел у г-жи Форестье.
The Count appeared sad, at this departure, perhaps.	Граф имел печальный вид, - быть может, ему было грустно оттого, что она уезжает?
Wishing to show his good breeding, the journalist eagerly bowed.	Желая выказать перед ним свой светский лоск, журналист поспешил поклониться.
The other returned the salutation courteously, but in a somewhat dignified manner.	Де Водрек ответил учтивым, но несколько высокомерным поклоном.
The Forestiers left on Thursday evening.	В четверг вечером Форестье уехали.
VII	VII
Charles's absence gave Duroy increased importance in the editorial department of the _Vie Francaise_.	После отъезда Шарля Дюруа стал играть более видную роль в редакции "Французской жизни".
He signed several leaders besides his "Echoes," for the governor insisted on everyone assuming the responsibility of his "copy."	Он напечатал за своей подписью несколько передовиц, продолжая в то же время подписывать хронику, так как патрон требовал, чтобы каждый сотрудник отвечал за свой материал.
He became engaged in several newspaper controversies, in which he acquitted himself creditably, and his constant relations with different statesmen were gradually preparing him to become in his turn a clever and perspicuous political editor.	Вступал он и в полемику, причем всякий раз блестяще выходил из положения. Между тем постоянное общение с государственными деятелями вырабатывало в нем ловкость и проницательность - качества, необходимые для сотрудника политического отдела.
There was only one cloud on his horizon.	На горизонте Дюруа было только одно облачко.
It came from a little free-lance newspaper, which continually assailed him, or rather in him assailed the chief writer of	На него постоянно нападала одна злопыхательствовавшая газетка, выходившая под названием
"Echoes" in the _Vie Francaise_, the chief of "Monsieur Walter's startlers," as it was put by the anonymous writer of the _Plume_. Day by day cutting paragraphs, insinuations of every kind, appeared in it.	"Перо", - точнее, в его лице она нападала на заведующего отделом хроники "Французской жизни", "отделом сногсшибательной хроники г-на Вальтера", как выражался анонимный сотрудник этой газетки. Дюруа ежедневно находил в ней прозрачные намеки, колкости и всякого рода инсинуации.
One day Jacques Rival said to Duroy: "You are very patient."	– Терпеливый вы человек, - сказал ему как-то Жак Риваль.
Duroy replied: "What can I do, there is no direct attack?"	– Ничего не поделаешь, - пробормотал Дюруа. – Пока прямого нападения нет.
But one afternoon, as he entered the editor's room, Boisrenard held out the current number of the _Plume_, saying:	Но вот однажды не успел Дюруа войти в редакционный зал, как Буаренар протянул ему номер "Пера".
"Here's another spiteful dig at you."	– Смотрите, опять неприятная для вас заметка.
"Ah! what about?"	– А-а! В связи с чем?
"Oh! a mere nothing--the arrest of a Madame Aubert by the police."	– Ерунда, в связи с тем, что какую-то Обер задержал агент полиции нравов.

George took the paper, and read, under the heading,	Жорж взял газету и прочел заметку под названием
"Duroy's Latest":	"Дюруа забавляется[20]":
"The illustrious reporter of the _Vie Francaise_ to-day informs us that Madame Aubert, whose arrest by a police agent belonging to the odious _brigade des moeurs_ we announced, exists only in our imagination.	"Знаменитый репортер "Французской жизни" объявляет, что г-жа Обер, которая, как мы об этом сообщали, была арестована агентом гнусной полиции нравов, существует лишь в нашем воображении.
Now the person in question lives at 18 Rue de l'Ecureuil, Montmartre.	Между тем названная особа проживает на Монмартре, улица Экюрей, 18.
We understand only too well, however, the interest the agents of Walter's bank have in supporting those of the Prefect of Police, who tolerates their commerce.	Впрочем, мы прекрасно отдаем себе отчет, какого рода интерес или, вернее, какого рода интересы побуждают агентов банка Вальтера защищать агентов префекта полиции, который смотрит сквозь пальцы на их коммерцию.
As to the reporter of whom it is a question, he would do better to give us one of those good sensational bits of news of which he has the secret--news of deaths contradicted the following day, news of battles which have never taken place, announcements of important utterances by sovereigns who have not said anything--all the news, in short, which constitutes Walter's profits, or even one of those little indiscretions concerning entertainments given by would-be fashionable ladies, or the excellence of certain articles of consumption which are of such resource to some of our compeers."	Что же касается самого репортера, то уж лучше бы он сообщил нам какую-нибудь сенсационную новость, - ведь он специалист по части известий о смерти, которые завтра же будут опровергнуты, сражений, которые никогда не происходили, и торжественных речей, произнесенных монархами, которые и не думали ничего говорить, - словом, мастер всей той информации, что составляет побочные доходы Вальтера, - или пусть бы он рассказал невинные сплетни о вечерах у женщин, пользующихся сомнительным успехом, или, наконец, расхвалил качество продуктов, приносящих немалую прибыль кое-кому из наших собратьев".
The young fellow was more astonished than annoyed, only understanding that there was something very disagreeable for him in all this.	Дюруа, не столько взбешенный, сколько озадаченный, понял одно: под всем этим крылось нечто весьма для него неприятное.
Boisrenard went on: "Who gave you this 'Echo'?"	– Кто вам дал эти сведения? – спросил Буаренар.
Duroy thought for a moment, having forgotten.	Дюруа тщетно перебирал в памяти своих сотрудников.
Then all at once the recollection occurred to him,	Наконец вспомнил:
"Saint-Potin."	– Ах да, это Сен-Потен!
He re-read the paragraph in the _Plume_ and reddened, roused by the accusation of venality.	Перечитав заметку, он покраснел от злости: его обвиняли в продажности.
He exclaimed: "What! do they mean to assert that I am paid--"	– Как! – воскликнул он. – Они утверждают, что мне платят за...
Boisrenard interrupted him: "They do, though.	– Ну, разумеется.
It is very annoying for you.	Они вам сделали гадость.
The governor is very strict about that sort of thing.	А патрон в таких случаях поблажки не дает.
It might happen so often in the 'Echoes.'"	Хроникеры так часто...
Saint-Potin came in at that moment.	В это время вошел Сен-Потен.

Duroy hastened to him.	Дюруа устремился к нему.
"Have you seen the paragraph in the _Plume_?"	– Вы читали заметку в "Пере"?
"Yes, and I have just come from Madame Aubert.	– Да, я сейчас прямо от госпожи Обер.
She does exist, but she was not arrested.	Она действительно существует, но не была арестована.
That much of the report has no foundation."	Этот слух ни на чем не основан.
Duroy hastened to the room of the governor, whom he found somewhat cool, and with a look of suspicion in his eye.	Дюруа бросился к патрону, тот встретил его холодно, глядел недоверчиво.
After having listened to the statement of the case, Monsieur Walter said: "Go and see the woman yourself, and contradict the paragraph in such terms as will put a stop to such things being written about you any more.	– Поезжайте к этой особе, - выслушав его объяснения, сказал Вальтер, - а потом составьте опровержение таким образом, чтобы о вас больше не писали подобных вещей.
I mean the latter part of the paragraph.	Я имею в виду то, чем кончается заметка.
It is very annoying for the paper, for yourself, and for me.	Это бросает тень и на газету, и на меня, и на вас.
A journalist should no more be suspected than Caesar's wife."	Журналист, как жена Цезаря, должен быть вне подозрений.
Duroy got into a cab, with Saint-Potin as his guide, and called out to the driver:	Дюруа, в качестве проводника взяв с собой Сен-Потена, сел в фиакр.
"Number 18 Rue de l'Ecureuil, Montmartre."	– Монмартр, улица Экюрей, восемнадцать! – крикнул он кучеру.
It was a huge house, in which they had to go up six flights of stairs.	Им пришлось подняться на седьмой этаж огромного дома.
An old woman in a woolen jacket opened the door to them.	Дверь отворила старуха в шерстяной кофте.
"What is it you want with me now?" said she, on catching sight of Saint-Potin.	– Опять ко мне? – при виде Сен-Потена заворчала она.
He replied: "I have brought this gentleman, who is an inspector of police, and who would like to hear your story."	– Я привел к вам инспектора полиции, - ответил Сен-Потен, - вы должны ему рассказать все, что с вами случилось.
Then she let him in, saying:	Старуха впустила их.
"Two more have been here since you, for some paper or other, I don't know which," and turning towards Duroy, added: "So this gentleman wants to know about it?"	– После вас приходили еще двое из какой-то газеты, не знаю только, из какой, - сообщила она и обратилась к Дюруа: - Так вы, сударь, хотите знать, как это было?
"Yes.	^– Да
Were you arrested by an _agent des moeurs_?"	Правда ли, что вас арестовал агент полиции нравов?
She lifted her arms into the air.	Она всплеснула руками:
"Never in my life, sir, never in my life.	– Ничего подобного, сударь вы мой, ничего подобного.

This is what it is all about.	Дело было так.
I have a butcher who sells good meat, but who gives bad weight.	У моего мясника мясо хорошее, да только он обвешивает.
I have often noticed it without saying anything; but the other day, when I asked him for two pounds of chops, as I had my daughter and my son-in-law to dinner, I caught him weighing in bits of trimmings--trimmings of chops, it is true, but not of mine.	Я это часто за ним замечала, но ему - ни слова, а тут прошу у него два фунта отбивных, потому ко мне должны прийти дочка с зятем, - гляжу: он вешает одни обрезки да кости, - правда, отбивных без костей не бывает, да он-то мне кладет одни кости.
I could have made a stew of them, it is true, as well, but when I ask for chops it is not to get other people's trimmings.	Правда и то, что из этого можно сделать рагу, но ведь я-то прошу отбивных, - зачем же мне какие-то обрезки?
I refused to take them, and he calls me an old shark. I called him an old rogue, and from one thing to another we picked up such a row that there were over a hundred people round the shop, some of them laughing fit to split.	Ну, я отказалась, тогда он меня назвал старой крысой, а я его - старым мошенником. Слово за слово, сцепились мы с ним, а возле лавки уже собрался народ, человек сто, и ну гоготать, и ну гоготать!
So that at last a police agent came up and asked us to settle it before the commissary.	В конце концов подошел полицейский и повел нас к комиссару.
We went, and he dismissed the case.	Побыли мы у комиссара - и разошлись врагами.
Since then I get my meat elsewhere, and don't even pass his door, in order to avoid his slanders."	С тех пор я беру мясо в другом месте, даже лавку его всякий раз обхожу, - от греха подальше.
She ceased talking, and Duroy asked: "Is that all?"	На этом она кончила свой рассказ. – Все? – спросил Дюруа.
"It is the whole truth, sir," and having offered him a glass of cordial, which he declined, the old woman insisted on the short weight of the butcher being spoken of in the report.	– Вот все, что было, сударь вы мой. Старуха предложила Дюруа рюмку черносмородинной наливки, он отказался; тогда она пристала к нему, чтобы он упомянул в протоколе, что мясник обвешивает.
On his return to the office, Duroy wrote his reply:	Вернувшись в редакцию, Дюруа написал опровержение:
"An anonymous scribbler in the _Plume_ seeks to pick a quarrel with me on the subject of an old woman whom he states was arrested by an _agent des moeurs_, which fact I deny.	"Анонимный писака из "Пера", выдернув у себя перышко, с явной целью опорочить меня, утверждает, что одна почтенного возраста женщина была арестована агентом полиции нравов, я же это отрицаю.
I have myself seen Madame Aubert--who is at least sixty years of age--and she told me in detail her quarrel with the butcher over the weighing of some chops, which led to an explanation before the commissary of police.	Я видел г-жу Обер своими глазами, - ей по меньшей мере шестьдесят лет, и она во всех подробностях рассказала мне о своей ссоре с мясником: ссора эта возникла из-за того, что он обвесил ее, когда она покупала у него отбивные котлеты, и дело кончилось объяснением у комиссара полиции.
This is the whole truth.	Таковы факты.
As to the other insinuations of the writer in the _Plume_, I despise them.	Что касается других инсинуаций сотрудника "Пера", то я считаю ниже своего достоинства на них отвечать.

Besides, a man does not reply to such things when they are written under a mask.	Тем более что изобретатель таковых скрывается под маской.
"GEORGE DUROY."	Жорж Дюруа".
Monsieur Walter and Jacques Rival, who had come in, thought this note satisfactory, and it was settled that it should go in at once.	Вальтер и вошедший в это время к нему в кабинет Жак Риваль нашли, что этого достаточно; решено было поместить опровержение в ближайшем же номере, прямо под отделом хроники.
Duroy went home early, somewhat agitated and slightly uneasy.	Дюруа рано вернулся домой, несколько встревоженный и взволнованный.
What reply would the other man make?	Что ему ответит аноним?
Who was he?	Кто он такой?
Why this brutal attack?	Почему так резко на него нападает?
With the brusque manners of journalists this affair might go very far.	Зная крутой нрав журналистов, легко можно предположить, что из этой чепухи выйдет целая история.
He slept badly.	Спал Дюруа плохо.
When he read his reply in the paper next morning, it seemed to him more aggressive in print than in manuscript.	Когда на другой день он перечитал свою заметку в газете, тон ее показался ему более оскорбительным, чем в рукописи.
He might, it seemed to him, have softened certain phrases.	Пожалуй, отдельные выражения надо было смягчить.
He felt feverish all day, and slept badly again at night.	Весь день он нервничал и опять почти не спал ночь.
He rose at dawn to get the number of the _Plume_ that must contain a reply to him.	Встал он на рассвете, чтобы поскорее купить номер "Пера" с ответом на его опровержение.
The weather had turned cold again, it was freezing hard.	Погода снова изменилась: было очень холодно.
The gutters, frozen while still flowing, showed like two ribbons of ice alongside the pavement.	Вдоль тротуаров тянулись ледяные ленты прихваченных морозом ручьев.
The morning papers had not yet come in, and Duroy recalled the day of his first article,	Г азеты еще не поступали в киоски. И тут Дюруа невольно вспомнил день, когда была напечатана его первая статья -
"The Recollections of a Chasseur d'Afrique."	"Воспоминания африканского стрелка".
His hands and feet getting numbed, grew painful, especially the tips of his fingers, and he began to trot round the glazed kiosque in which the newspaper seller, squatting over her foot warmer, only showed through the little window a red nose and a pair of cheeks to match in a woolen hood.	Руки и ноги у него закоченели, он уже чувствовал сильную боль, особенно в кончиках пальцев. Чтобы согреться, он забегал вокруг киоска, в окошке которого виден был лишь нос, красные щеки и шерстяной платок продавщицы, сидевшей на корточках подле жаровни.
At length the newspaper porter passed the expected parcel through the opening, and the woman held out to Duroy an unfolded copy of the _Plume_.	Наконец газетчик просунул в форточку долгожданную кипу, и вслед за тем женщина протянула Жоржу развернутый номер "Пера".
He glanced through it in search of his name, and at first saw nothing.	Поискав глазами, Дюруа сперва не нашел своего имени.

He was breathing again, when he saw between two dashes:	Он уже перевел дух, как вдруг увидел выделенную двумя чертами заметку:
"Monsieur Duroy, of the _Vie Francaise_, contradicts us, and in contradicting us, lies.	"Почтенный Дюруа, сотрудник "Французской жизни", написал опровержение, но, опровергая, он снова лжет.
He admits, however, that there is a Madame Aubert, and that an agent took her before the commissary of police.	Впрочем, он признает, что г-жа Обер действительно существует и что агент полиции водил ее в участок.
It only remains, therefore, to add two words, '_des moeurs_,' after the word 'agent,' and he is right.	Ему оставалось лишь после слов "агент полиции" вставить еще одно слово: "нравов", и тогда все было бы сказано.
But the conscience of certain journalists is on a level with their talent.	Но совесть у некоторых журналистов стоит на одном уровне с их дарованием.
And I sign,	Я подписываюсь:
"LOUIS LANGREMONT."	Луи Лангремон".
George's heart began to beat violently, and he went home to dress without being too well aware of what he was doing.	У Дюруа сильно забилось сердце. Не отдавая себе ясного отчета в своих поступках, он пошел домой переодеться.
So he had been insulted, and in such a way that no hesitation was possible.	Да, его оскорбили, оскорбили так, что всякое промедление становится невозможным.
And why?	Из-за чего все это вышло?
For nothing at all.	Ни из-за чего.
On account of an old woman who had quarreled with her butcher.	Из-за того, что какая-то старуха поругалась с мясником.
He dressed quickly and went to see Monsieur Walter, although it was barely eight o'clock.	Он быстро оделся и, хотя еще не было восьми, отправился к Вальтеру.
Monsieur Walter, already up, was reading the Plume .	Вальтер уже встал и читал "Перо".
"Well," said he, with a grave face, on seeing Duroy, "you cannot draw back now."	– Итак, - увидев Дюруа, торжественно начал он, -вы, конечно, не намерены отступать?
The young fellow did not answer, and the other went on: "Go at once and see Rival, who will act for you."	Дюруа ничего ему не ответил. – Немедленно отправляйтесь к Жаку Ривалю, - продолжал издатель, - он вам все устроит.
Duroy stammered a few vague words, and went out in quest of the descriptive writer, who was still asleep.	Пробормотав нечто неопределенное, Дюруа отправился к фельетонисту. Тот еще спал.
He jumped out of bed, and, having read the paragraph, said: "By Jove, you must go out.	Звонок заставил его вскочить с постели. – Дьявольщина! Придется к нему поехать, -прочитав заметку, сказал он.
Whom do you think of for the other second?"	– Кого бы вы хотели вторым секундантом?
"I really don't know."	– Право, не знаю.
"Boisrenard?	– Что, если Буаренара?
What do you think?"	Как вы думаете?
"Yes. Boisrenard."	– Буаренара так Буаренара.

"Are you a good swordsman?"	– Фехтуете вы хорошо?
"Not at all."	– Совсем не умею.
"The devil!	– А, черт!
And with the pistol?"	Ну, а из пистолета?
"I can shoot a little."	– Немного стреляю.
"Good.	– Прекрасно.
You shall practice while I look after everything else.	Пока я займусь вашими делами, вы поупражняйтесь.
Wait for me a moment."	Подождите минутку.
He went into his dressing-room, and soon reappeared washed, shaved, correct-looking.	Он прошел к себе в туалетную и вскоре вернулся умытый, выбритый, одетый безукоризненно.
"Come with me," said he.	– Пойдемте, - сказал он.
He lived on the ground floor of a small house, and he led Duroy to the cellar, an enormous cellar, converted into a fencing-room and shooting gallery, all the openings on the street being closed.	Риваль жил в нижнем этаже маленького особняка. Он провел Дюруа в огромный подвал с наглухо забитыми окнами на улицу - подвал, превращенный в тир и в фехтовальный зал.
After having lit a row of gas jets running the whole length of a second cellar, at the end of which was an iron man painted red and blue; he placed on a table two pairs of breech-loading pistols, and began to give the word of command in a sharp tone, as though on the ground:	Здесь он зажег цепь газовых рожков, обрывавшуюся в глубине смежного, менее обширного, подвального помещения, где стоял железный манекен, окрашенный в красный и синий цвета, положил на стол четыре пистолета новой системы, заряжающиеся с казенной части, а затем, точно они были уже на месте дуэли, начал отрывисто подавать команду:
"Ready?	– Готово?
Fire--one--two--three."	Стреляйте! Раз, два, три!
Duroy, dumbfounded, obeyed, raising his arm, aiming and firing, and as he often hit the mark fair on the body, having frequently made use of an old horse pistol of his father's when a boy, against the birds, Jacques Rival, well satisfied, exclaimed:	В ранней юности Дюруа часто стрелял на огороде птиц из старого отцовского седельного пистолета, и теперь это ему пригодилось: покорно, не рассуждая, поднимал он руку, целился, спускал курок и часто попадал манекену прямо в живот, выслушивая при этом одобрительные замечания Жака Риваля:
"Good--very good--very good--you will do--you will do."	– Хорошо. Очень хорошо. Очень хорошо. Вы делаете успехи.
Then he left George, saying:	Уходя, он сказал:
"Go on shooting till noon; here is plenty of ammunition, don't be afraid to use it.	– Стреляйте так до полудня. Вот вам патроны, не жалейте их.
I will come back to take you to lunch and tell you how things are going."	Я зайду за вами, чтобы вместе позавтракать, и все расскажу.
Left to himself, Duroy fired a few more shots, and then sat down and began to reflect.	С этими словами он вышел. Сделав еще несколько выстрелов, Дюруа сел и задумался.
How absurd these things were, all the same!	– Какая, однако, все это чушь!

What did a duel prove?	Кому это нужно?
Was a rascal less of a rascal after going out?	Неужели мерзавец перестает быть мерзавцем только оттого, что дрался на дуэли?
What did an honest man, who had been insulted, gain by risking his life against a scoundrel?	И с какой радости честный человек, которого оскорбила какая-то мразь, должен подставлять свою грудь под пули?
And his mind, gloomily inclined, recalled the words of Norbert de Varenne. Then he felt thirsty, and having heard the sound of water dropping behind him, found that there was a hydrant serving as a douche bath, and drank from the nozzle of the hose.	Мысли его приняли мрачное направление, и он невольно вспомнил то, что говорил Норбер де Варен о бессилии разума, убожестве наших идей, тщете наших усилий и о нелепости человеческой морали. – Черт возьми, как он был прав! – вслух проговорил Дюруа. Ему захотелось пить. Г де-то капала вода; он обернулся и, увидев душ, подошел и напился прямо из трубки.
Then he began to think again.	Затем снова погрузился в раздумье.
It was gloomy in this cellar, as gloomy as a tomb.	В подвале было мрачно, мрачно, как в склепе.
The dull and distant rolling of vehicles sounded like the rumblings of a far-off storm.	Глухой стук экипажей, доносившийся с улицы, напоминал отдаленные раскаты грома.
What o'clock could it be?	Который теперь час?
The hours passed by there as they must pass in prisons, without anything to indicate or mark them save the visits of the warder.	Время тянулось здесь, как в тюрьме, где его указывают и отмеряют лишь приходы тюремшика, который приносит пищу.
He waited a long time.	Он ждал долго-долго.
Then all at once he heard footsteps and voices, and Jacques Rival reappeared, accompanied by Boisrenard.	Но вот послышались шаги, голоса, и вместе с Буаренаром вошел Жак Риваль.
He called out as soon as he saw Duroy: "It's all settled."	– Все улажено! – издали крикнул он.
The latter thought the matter terminated by a letter of apology, his heart beat, and he stammered: "Ah! thanks."	Дюруа подумал, что дело может кончиться извинительным письмом. Сердце у него запрыгало. – А-а!.. Благодарю, - пробормотал он.
The descriptive writer continued: "That fellow Langremont is very square; he accepted all our conditions.	– Этот Лангремон не робкого десятка, - продолжал фельетонист, - он принял все наши условия.
Twenty-five paces, one shot, at the word of command raising the pistol.	Двадцать пять шагов, стрелять по команде, подняв пистолет.
The hand is much steadier that way than bringing it down.	Так рука гораздо тверже, чем при наводке сверху вниз.
See here, Boisrenard, what I told you."	Смотрите, Буаренар, вы увидите, что я прав.
And taking a pistol he began to fire, pointed out how much better one kept the line by raising the arm.	И, взяв пистолет, он начал стрелять, показывая, что, наводя снизу вверх, легче сохранить линию прицела.
Then he said: "Now let's go and lunch; it is past twelve o'clock."	– А теперь пойдемте завтракать, ведь уже первый час, - сказал он немного погодя.
They went to a neighboring restaurant.	Они позавтракали в ближайшем ресторане.

Duroy scarcely spoke. He ate in order not to appear afraid, and then, in course of the afternoon, accompanied Boisrenard to the office, where he got through his work in an abstracted and mechanical fashion.	Дюруа за все время не проронил ни слова; он ел только для того, чтобы не подумали, что он трусит. Придя вместе с Буаренаром в редакцию, он машинально, рассеянно принялся за работу.
They thought him plucky.	Все нашли, что он держится великолепно.
Jacques Rival dropped in in the course of the afternoon, and it was settled that his seconds should call for him in a landau at seven o'clock the next morning, and drive to the Bois de Vesinet, where the meeting was to take place.	Среди дня Жак Риваль зашел пожать руку Дюруа, и они уговорились, что секунданты заедут за ним в ландо к семи утра, а затем все вместе отправятся в лес Везине, где и должна была состояться встреча.
All this had been done so unexpectedly, without his taking part in it, without his saying a word, without his giving his opinion, without accepting or refusing, and with such rapidity, too, that he was bewildered, scared, and scarcely able to understand what was going on.	Все это случилось внезапно, помимо него, никто даже не полюбопытствовал, что он обо всем этом думает, никто не дал себе труда спросить, согласен он или нет; события развивались с такой быстротой, что он до сих пор не мог опомниться, прийти в себя, разобраться в происшедшем.
He found himself at home at nine o'clock, after having dined with Boisrenard, who, out of self-devotion, had not left him all day.	Пообедав с Буаренаром, который, как преданный друг, весь день не отходил от него ни на шаг, Дюруа около девяти вечера вернулся домой.
As soon as he was alone he strode quickly up and down his room for several minutes.	Оставшись один, он несколько минут большими быстрыми шагами ходил из угла в угол.
He was too uneasy to think about anything.	Он был до того взволнован, что ни о чем не мог думать.
One solitary idea filled his mind, that of a duel on the morrow, without this idea awakening in him anything else save a powerful emotion.	Одна-единственная мысль гвоздем сидела у него в голове: "Завтра дуэль", - но, кроме безотчетной, все растущей тревоги, она ничего не вызывала в нем.
He had been a soldier, he had been engaged with the Arabs, without much danger to himself though, any more than when one hunts a wild boar.	И, однако, был же он солдатом, стрелял же он когда-то в арабов, - впрочем, большой опасности это для него не представляло: ведь это почти то же, что охота на кабанов.
To reckon things up, he had done his duty.	В общем, он поступил как должно.
He had shown himself what he should be.	Он показал себя с лучшей стороны.
He would be talked of, approved of, and congratulated.	О нем заговорят, его будут хвалить, поздравлять.
Then he said aloud, as one does under powerful impressions:	Но тут, как это бывает с людьми в минуту сильной душевной встряски, Дюруа громко воскликнул:
"What a brute of a fellow."	– Какая же он скотина!
He sat down and began to reflect.	Потом сел и задумался.
He had thrown upon his little table one of his adversary's cards, given him by Rival in order to retain his address.	На столе валялась визитная карточка противника, которую Риваль дал ему для того, чтобы он знал адрес.
He read, as he had already done a score of times during the day:	Он снова перечел ее - уже в двадцатый раз:

"Louis Langremont, 176 Rue Montmartre."	"Луи Лангремон, улица Монмартр, 176".
Nothing more.	Вот и все.
He examined these assembled letters, which seemed to him mysterious and full of some disturbing import.	Он всматривался в этот ряд букв, и они казались ему таинственными, полными зловещего смысла.
Louis Langremont. Who was this man?	"Луи Лангремон" - что это за человек?
What was his age, his height, his appearance?	Сколько ему лет? Какого он роста? Какое у него лицо?
Was it not disgusting that a stranger, an unknown, should thus come and suddenly disturb one's existence without cause and from sheer caprice, on account of an old woman who had had a quarrel with her butcher.	Разве это не безобразие, что какой-то посторонний человек, незнакомец, вдруг, ни с того ни с сего, здорово живешь, нарушает мирное течение вашей жизни из-за того, что какая-то старуха поругалась со своим мясником?
He again repeated aloud: "What a brute."	– Экая скотина! – снова проговорил он вслух.
And he stood lost in thought, his eyes fixed on the card.	Он сидел неподвижно, смотрел, не отрываясь, на визитную карточку и размышлял.
Anger was aroused in him against this bit of paper, an anger with which was blended a strange sense of uneasiness.	В нем росла злоба на этот клочок бумаги, дикая злоба, к которой примешивалось странное чувство неловкости.
What a stupid business it was.	Какая глупая история!
He took a pair of nail scissors which were lying about, and stuck their points into the printed name, as though he was stabbing someone.	Он схватил ножницы для ногтей и, с таким видом, точно наносил кому-то удар кинжалом, проткнул напечатанное на картоне имя.
So he was to fight, and with pistols.	Итак, он должен драться, и притом на пистолетах!
Why had he not chosen swords?	Почему он не выбрал шпагу?
He would have got off with a prick in the hand or arm, while with the pistols one never knew the possible result.	Отделался бы царапиной на руке, а тут еще неизвестно, чем кончится.
He said: "Come, I must keep my pluck up."	– А ну, не вешать голову! – сказал он себе.
The sound of his own voice made him shudder, and he glanced about him.	Звук собственного голоса заставил его вздрогнуть, и он огляделся по сторонам.
He began to feel very nervous.	Какой он, однако, стал нервный!
He drank a glass of water and went to bed.	Он выпил стакан воды и начал раздеваться.
As soon as he was in bed he blew out his candle and closed his eyes.	Затем лег, погасил свет и закрыл глаза.
He was warm between the sheets, though it was very cold in his room, but he could not manage to doze off.	Под одеялом ему стало очень жарко, хотя в комнате было весьма прохладно, и ему так и не удалось задремать.
He turned over and over, remained five minutes on his back, then lay on his left side, then rolled on the right.	Он все время ворочался, полежав минут пять на спине, ложился на левый бок, потом на правый.
He was still thirsty, and got up to drink.	К тому же его мучила жажда.
Then a sense of uneasiness assailed him.	Он встал, выпил воды, и тут им овладело беспокойство: