Мир Гаора

– Отбой, всем дрыхнуть!

С лязгом задвигались решётки.

– Старшие! Чтоб порядок был! Отбой, лохмачи!

Странно - подумал Гаор - попробовал бы кто его раньше так назвать, уделал бы вдрызг и насмерть, а теперь... хоть бы хны. Может и вправду, да отец Стига как-то сказал: "На правду обижается только дурак". Это когда он Стига обыграл в шахматы и сказал, что Стиг слабак против него, а Стиг обиделся. Так что обижаться ему самому теперь нечего. Он лохмач, а ещё волосатик, и... нет, на мохнача, или нет, как это, Бурнаш объяснял, бурнастого он не тянет. Так, вылезло у него на лобке три волосины. Гаор тихо засмеялся, пряча лицо в подушку: скоро он, похоже, будет остальным на их волосья завидовать. С этим он и заснул.

Разбудил его какой-то непонятный звук. И голос. Открыв глаза и лёжа неподвижно, Гаор слушал.

Вот по прутьям решётки провели дубинкой, не постучали, а провели, ещё раз. И голос.

– Эй, фронтовик, иди сюда.

И снова дубинкой по прутьям.

– Слышишь, фронтовик, хватит дрыхнуть, иди сюда. Поговорим.

Прикусив губу, Гаор лежал неподвижно, чувствуя, как обдавший его ледяной волной страх сменяется столь же холодным бешенством.

– Лежи, - еле слышно шепнул снизу Полоша.

– Ты ж оклемался уже, фронтовик.

И дубинкой по прутьям. Но не стучит, стук по решётке - это вызов Старшего. По напряжённой тишине Гаор понял, что проснулись многие, но никто не шевелится.

– Трусишь, дерьмо фронтовое, вонючка армейская. Я ведь войду, хуже будет.

Войди - мысленно ответил Гаор. Войди, сам я не спущусь, тебе придётся подойти, вплотную, и тогда... ты без каски, значит, бить в переносицу, а там... войди. А как ты меня назвал, в задницу себе засунь. Спину тебе здесь никто не прикроет. Гаор бесшумно повернулся на койке, накрылся с головой. Теперь, где голова, где ноги, сразу не понять, приготовил руки. Войдя, гад попытается сдёрнуть его за ногу или за одеяло и поневоле подставит лицо. Тогда, на губе он так отбился.

– Я войду, фронтовик.

Снова дубинкой по решётке и напряжённая тишина.

И вдруг громовым раскатом шепот Тукмана.

– Дяденька, он щас опять Рыжего метелить будет? А за что, дяденька?

И тут пронзительно заверещала в женской спальне девчонка. В щёлку из-под одеяла, Гаор увидел, как тёмный силуэт у решётки вздрогнул и обернулся. Чёрт если гад сейчас её... придётся прыгать, чёрт...

– Что происходит?
– прозвучал начальственный голос.

Девчонка мгновенно замолчала как выключенная, а надзиратель нехотя встал по стойке смирно. У решётки появился второй силуэт, и по характерной сутулости Гаор узнал начальника ночной смены надзирателей.

– Слежу за порядком, начальник, - издевательским тоном ответил надзиратель.

Начальник постоял у решётки, вглядываясь в темноту.

– Не вижу нарушений, - наконец сказал он.
– Возвращайтесь на свой пост.

Надзиратель с насмешливой небрежностью козырнул и ушёл. Начальник постоял ещё, прошёл к женской спальне, где была такая же тишина и никто не шевелился, и, наконец ушёл. Тихо щёлкнула, закрываясь, дверь надзирательской.

Гаор перевёл дыхание и перевернулся обратно, лёг на спину, откинув одеяло с груди. Только сейчас он ощутил, что волосы у него мокрые от пота. Эк меня со страха пробрало - недовольно подумал он. Рядом и напротив так же тихо ворочались, укладываясь разбуженные, но голоса никто не подал. Гаор подумал о заверещавшей так вовремя девчонке и улыбнулся: её бы вместо воздушной сирены, на пункт дальнего оповещения. Ну, пронесло, теперь можно спать.

Сменялись надзиратели перед утренним и вечерним построениями, так что увидеть гада утром Гаор не опасался. Дежурят надзиратели: смена через три, так что на трое суток он в безопасности. Относительной, конечно, Седой ему правильно объяснил: здесь тот же фронт. Не одно так другое. Не бомбёжка, так обстрел. Не атака своя, так атака чужая. Только шкура у тебя и жизнь одна-единственная на все случаи. Но когда одной опасностью меньше - уже хорошо. А дальше трёх суток и на фронте не загадывали, там и на сутки, а, случалось, не то, что на период, на долю вперёд полная неизвестность.

О ночном случае утром никто ни словом, ни вздохом не обмолвился. Гаор понял игру: спал, ничего не знаю,- и молча принял её. К тому же назревали новые события.

– Выходной седни, паря, - объявил ему Плешак, когда они шли к своему складу.

– Это как?
– заинтересовался Гаор.

Он заметил, что всё-таки какие-то не такие все сегодня, но думал, что это из-за ночного случая. А оказывается...

– А так, - стал объяснять Плешак, - работаем до обеда и шабашим. А апосля обеда нам фишки выдадут и до ужина выход на двор свободный. Но со двора ни-ни. Ух ты, паря, седни же и сигаретная выдача, забыл совсем. Ну, живём!

– Живём!
– весело согласился Гаор.

Синяки его уже совсем не беспокоили, хотя только-только из чёрных побагровели. Свободный выход - это вроде увольнительной, а то он только и видит небо, когда на склад или со склада идёт. Здорово! И сигареты... да, вот ещё выяснить надо.

И как только, обыскав их, складской надзиратель впустил и закрыл за ними дверь, он сразу спросил.

– Плешак, сигареты всем дают?

– Мужикам тольки, - ответил Плешак, пыхтя за контейнером с электропечами.
– Пачка на две недели.

– А фишки?

– Кому скольки. Ты его на себя подай, порожок здеся. Ага, хорош. Пошёл.

Они поволокли контейнер на его место, а Плешак продолжил рассказ.

– Ну, у кого какая работа. Грузчикам помене, кто в залах работает поболе. Уборщикам дворовым совсем ничего, кто на фасаде и большом входе убирается, тем куда поболе, у них и работа... не присесть. Мать со Старшим поболе всех имеют. Им и положено.

Гаор понимающе кивнул. Интересно, сколько ему отвалят. Пачка сигарет на две недели... нежирно, до... да, иначе не скажешь, до рабства он выкуривал пачку в день, и то это он уже себя отучать стал, а то вся почти ветеранская пенсия у него на сигареты уходила.

– Давай, паря, покатим их, сейчас из залов за запасом прибегут.

Гаор уже тоже знал, за чем прибегают чаще всего, и даже запомнил, какая бригада из какого торгового зала, так что, пока Плешак разбирался в бланке заказа, он, только посмотрев на него, уходил за нужным.

Перед обедом заказы пошли особенно густо, перед дверьми даже очередь образовалась, и надзиратель дубинкой успокаивал самых горластых. Их склад пятый, а всего - Гаор уже знал - десять, перед ними четверо, за ними пятеро, и те тоже не пустуют, в коридоре толкотня, ругань грузчиков из-за сцепившихся тележек и надзирателей, наводящих порядок. Туда слева, оттуда направо, а куда направо, если тут холодильники вытаскивают, а хреновина эта в полтора человеческих роста и встала, понимаешь, поперёк и хоть пили её.

– Рыжий, тащи!

– Куда?
– заорал Гаор, - стопор убери, дурень! Стопор торчит.

Он протиснулся мимо застрявшего холодильника в коридор и, оттолкнув Булана, стал разбираться с тележкой.

Стопор выпал из-за тяжести. Тележка на такой груз не была рассчитана.

– На хрена ты за ним с такой фиговиной припёрся?!

– Какую дали, с той и приехал!
– огрызнулся Булан.

Наконец Гаору удалось заправить выпавший стопор.