Мир «Искателя», 2004 № 04

Обстановка курительной комнаты, в которой он был встречен, явно не располагала к ведению серьезных бесед; к тому же Сима начала объяснять то, что ей было необходимо, с конца к началу. Павлу дважды пришлось слушать ее путаные, сумбурные объяснения, прерывающиеся то на уверения, что все сказанное навсегда останется между ними, то на нелицеприятные высказывания в адрес обсуждаемого человека, прежде чем он добрался до их потаенной сути. А когда добрался, решил, что она попросту пошутила.

Но нет, Сима не шутила, говорила всерьез, она все обдумала и решила уже давно, да, очень давно, еще тогда, впервые посетив его квартиру. Ей пришлось сказать и повторить эту фразу не единожды. А затем она произнесла то слово, которое ни он, ни сама Сима не упоминали за все время разговора, — слово разом объяснившее все, альфу и омегу их дальнейших действий. Слово это, произнесенное Серафимой с решимостью и безо всякой стеснительности, которая кажется совершенно естественной в подобного рода делах, настолько, что становится своего рода ритуалом, необходимым для соблюдения приличий, слово это подействовало на Павла незамедлительно и адекватно Серафиминой решительности.

Едва Сима произнесла это слово, он будто почувствовал, что к этому шло с самого начала, с того момента, как они познакомились и вроде бы разошлись, развязанные ее свадьбой с Алексеем. С того момента, как, впервые посетив инкогнито его квартиру, Серафима согласилась со всеми пунктами их негласного договора. С тем, что она безоговорочно, к его вящему удовольствию, признавала его авторитет и власть над ней, само право решать за нее развитие их дальнейших взаимоотношений.

К этому он и стремился с того дня, как впервые увидел Симу, с того мига, как клятвенно пообещал себе то, что обычно обещает мужчина при встрече с очаровательной и, главное, незамужней дамой. А впоследствии, когда они в первый раз остались наедине, пообещал и ей. То самое, что надлежит обещать мужчине при первой встрече с очаровательной незнакомкой, при встрече, что так незаметно переходит в свидание.

Теперь ему надлежало свои обещания выполнять. И как можно оперативнее, если он не хочет лишиться прежнего влияния на Серафиму.

Точно так же, как и в тот день, когда услышал от Серафимы ее откровенные признания и почти нелепые в своей решительности требования. И неожиданно для себя почти в охотку решился их выполнять. Не для нее решился, тогда он не ответил ей согласием, он даже в машине так же спорил, убеждал, убедительно возражал, составляя выразительные по силе монологи и уже не замечая того факта, что его единственная слушательница осталась далеко позади, и разговаривает, убеждает и возражает он лишь самому себе. Что отнюдь не делало его монологи менее страстными.

Прошло всего несколько минут с того момента, как Павел покинул в спешке дом. Он даже не пытался скрывать от Симы своего торопливого бегства. Он уже подруливал к зданию, где находилась его квартира, и паркуясь, неожиданно почувствовал себя куда спокойнее и увереннее, чем во время разговора, когда выслушивал страстные признания, резкие фразы и откровенные пошлости. Теперь он, безо всяких околичностей и тонких намеков, был согласен с ее предложением, убедив себя окончательно и бесповоротно. С предложением, которое еще пять минут назад считал бредом чистой воды, бессмысленной прихотью женщины, не имевшей для этой прихоти ни малейшей нужды. А еще чуть раньше, предлогом для его посещения этих роскошных апартаментов, для того мига, к которому подсознательно готовился, едва услышав ее приглашение.

Поначалу он даже испугался своей определенности, нет, не испугался, не то слово, поразился, так будет точнее. Он никак не думал, что столь быстро и столь безоговорочно согласится с ее доводами.

Вечером того же дня он сам позвонил Симе и сказал, что займется лично. Пускай она действует так — ни больше и ни меньше, — как он скажет. И как-то очень уж малодушно и неубедительно сослался непонятно для чего на все их предыдущие соглашения.

Серафима не возражала. И этим связала его по рукам и ногам…

Курить расхотелось. Павел задвинул ящик стола столь же резко, как и выдвинул его. Пистолет-зажигалка глухо бухнулся о борт ящика. Снова напомнил о себе.

И о необходимости срочно связаться с тем человеком, который позавчера в приватной беседе пообещал ему все, что Павел хотел от него услышать.

Павел снял трубку телефона, набрал номер и, едва заслышав голос на том конце провода, произнес, торопливо проглатывая окончания слов:

— Он выехал десять минут назад. Видимо, шеф его уже ждет. Не торопитесь, дайте им договориться обо всем. Скорее всего, они останутся наедине. Тогда уже и стоит их беспокоить.

— Хорошо, мы выедем через четверть часа — по радио передали, на дорогах пробки. А вы как, патрон?

Обращение с того конца провода, несколько грубоватое и слишком уж точно соответствующее ситуации и тем людям, с которыми Павел говорил, несколько покоробило. Он облизнул враз пересохшие губы и ответил только:

— Я буду ждать от вас всех промежуточных результатов. И не спешите только, дайте лишним людям убраться восвояси.

— Договорились. Звонить вам сюда или на мобильный?

Мгновение он размышлял. Вспомнил ни с того ни с сего о Серафиме.

— Да, на мобильный.

И повесил трубку.

«Вольво» остановился на узкой улочке впритирку с «БМВ» третьей модели, за рулем которой недвижно сидел шофер, погруженный в чтение потрепанной книжки в мягкой обложке. Мотор заглох, и в это первое мгновение тишины сидящие в салоне услышали восторженный крик петуха. Точно приветствие.

Вероника выскочила первой, тут же остановилась, вернулась и заглянула в машину:

— Грязища непролазная. А обещали, что в этом году точно заасфальтируют. Или тут асфальт уже есть. Не поймешь.

Вероника подошла к въездным воротам, пред которыми остановилась их машина. Судя по всему, ими давно не пользовались: цепь, перекинутая через створки и запертая на висячий замок, уже изрядно заржавела. По ту сторону ворот, сквозь частые прутья, виднелась сама усадьба и заснеженная гравийная дорожка, на которой отпечатались следы прибывшего хозяина, который, привыкнув к отсутствию нормального въезда на территорию, просто прошел привычным путем от слегка покосившейся калитки во въездных воротах, к крыльцу дома.

На противоположной стороне переулочка, немного поодаль и как раз со стороны Вероники, стояла еще одна машина, новенький «Сааб», не успевший даже запачкаться на поселковой дороге. Алексей предположил, что «Сааб» привез или охрану или кого-то из поверенных в делах, не вместившегося в «БМВ».

Алексей усмехнулся этой мысли и дернул дверцу калитки. Та жалобно заскрипела. Он так и вошел первым, за ним следом поспешала Вероника, тщательно выбирая места для своих модельных сапожек. Иван замыкал шествие. Пройдя на территорию усадьбы, он аккуратно притворил за собой калитку.

— А, по-моему, симпатичное местечко. Тихое и спокойное, в самый раз, — сказав это, Вероника нарочито театральным жестом вынула сигарету и закурила; шедший за ней Мельников, приостановился и закашлялся: сигаретный дым попал ему в горло. Иван обогнал их обоих и тронул шефа за плечо.

— Полагаю, мне лучше остаться здесь.

— Зачем?

— Ну, — он смутился на мгновение, — присмотреться, выяснить, что да как. В смысле участка, конечно.

— А, да, конечно, — Алексей кивнул.

В сущности, Иван был прав, надобности в нем в данный момент не было, в усадьбе собирались люди, давно и хорошо друг друга знающие. Сейчас они и собрались вместе только для того, чтобы документально подтвердить уже достигнутые ранее соглашения. Ну и, конечно, распить традиционную бутылочку по поводу проведенной сделки.