Мир по обе стороны планеты

Хозяин таверны не стал останавливать путников, а лишь молча протянул им пару лепёшек со вчерашним гуляшом и флягу с водой. Альбос сильно удивился выпечке, но с благодарностью принял подарок.

И теперь, свежим росистым утром пара приключенцев, не считая тушканчика, топали вдоль высокой душистой травы. Отбрасывая длинные тени в лучах восходящего Фолио, они поднимали пыль на пустом дорожном тракте.

Зевая и потягиваясь, Комен старался шагать как можно быстрее, чтобы прогнать сон. Тушкан шуршал где-то в траве, время от времени останавливаясь, чтобы перекусить тонким стебельком и запить трапезу кристально чистой бусинкой росы. Матеус плёлся рядом и тёр заспанные глаза. Не успел прийти в себя после резкого подъёма, еле волочил ноги и канючил:

— Постой, ну! Погоди, куда мы торопимся? — дёргал Комена за рукав куртки.

— Нужно торопиться. Этой ночью я снова видел Найру во сне, — Комен поморщился, постарался развеять неприятные мысли и, плеснув на руку немного воды из фляги, умыл лицо.

— Найра — это твоя жена?

— Нет, — сухо бросил альбос. — Мы просто друзья.

— А… почему тогда беспокоишься? Никуда твоя подруга не денется!

— Не твоё дело, Мат.

— Ну что ты завёлся, утопленник?! — юнец в очередной раз дёрнул товарища за рукав и еле устоял на ногах, когда альбос резким движением вырвал у него свою куртку.

— У меня есть имя! И хватит задавать глупые вопросы! Лучше бы я не соглашался брать тебя с собой.

— Но я же могу быть полезен! Ты совсем ничего не знаешь о Тефтонге…

— И что?! — грубо ответил Комен. — Может быть ты расскажешь, например, почему та громадина в гроте называла тебя хранителем?!

— Да я… э-э, не знаю…

— Я уверен, что твоя бабушка знает, что это за монстр, — отмахнулся альбос. — Она ничего не говорила о ящере со светящимися узорами?

— Нет… — задумался Матеус. — Хотя…

— Что “хотя”? Говори!

— Несколько раз деда рассказывал мне сказку на ночь о каком-то “Элементале”, — мальчик выделил интонацией последнее слово. — Он может сотрясти всю Элларию одним ударом хвоста. Я не знаю, что это значит — “Элементаль” и всегда представлял себе папу в доспехах и с большо-ой дубинкой, как у Арка!

— Не знаю, что может заставить трястись всю планету целиком, но на правду это не похоже. К тому же, та громадина, судя по её словам, не очень-то активна.

— Просто вспомнил, — пожал плечами юный маг. — И, это…

Матеус замялся и, глядя под ноги, пнул камушек, попавшийся на дороге.

— Комен, извини…

— Проплыли, — пришелец сделал вид, что оглядывается по сторонам, но на самом деле старался скрыть от юноши самодовольную улыбку. Мальчик тут же воспрял духом и стал скакать вокруг альбоса, сменив тему разговора:

— Комен, а расскажи, а как называется та земля откуда ты родом?

— Мы называем её Ионией, потому что в небе парит здоровенный кристалл — Ион Сол. “Сол” означает “светило”.

— Но ведь Иония, а не Солония. А что такое Ион? — спросил мальчик.

— Что-то на языке древних, я толком не знаю. Всю жизнь думал, Ион — это его имя.

— Древних… Как же вы поняли, что он Ион? Откуда узнали это слово?

— Изредка он разговаривает с избранными альбосами. Некоторые будто слышат его голос, и все как один твердят, что он называет себя именно так. Не забивай голову. Сол — штука бесполезная, светит как ваш Фолио, только никогда не сдвигается с места. Да жизненную энергию нашу сосёт, стекляшка проклятая.

Комен с омерзением закатал рукав и посмотрел на еле заметную пульсацию энергии в его некогда любимой печати жёлтого цвета.

— Странно это… Есть вот наша Эллария, — мальчик поднял одну руку на уровень груди ладонью вверх, а затем повторил жест второй рукой. — А есть ваша Иония, такая далёкая… А вместе мы — Эллариония! Вроде как соседи и живём совсем рядом, но даже не знакомы…

Юный маг сплёл пальцы обеих рук и посмотрел на Комена, но альбос уже не слушал его. Встав как вкопанный, он стеклянными глазами смотрел вдаль.

— Ты чего?

Взгляд альбоса устремился туда, где на широком холме вдоль горизонта простирались пшеничные колоски, словно в золотое море, переливающееся в ярком свете восходящего светила. Сглотнув и протерев глаза, он справился с наваждением и, спотыкаясь, побежал к полю. Не сбавляя скорости, он погрузился в глубь колосков.

— Пшеница! О, Сол, сколько ее! — вопил Комен во всю глотку, гладя колоски. — Сколько же здесь хлеба?!

Матеус рванул за ним. Догоняя товарища, чуть не споткнулся о Шу-шу, проскочившего под ногами. Тушкан настиг хозяина, крутящегося между колосьями, и прыгнул к нему на плечо.

— Этой пшеницей же можно накормить голодающих Чакра, а может и всего Ильдраира! — восторженно сказал альбос.

Матеус опешил, ведь сам никогда не видел таких больших злаковых полей, а питался в основном фруктами, грибами и дарами океана. Он спросил:

— У вас там совсем нечего есть?

— Есть, но на моём родном острове почти везде скалы. Я не представляю себе, чтобы где-нибудь на Ильдраире раскинулось злаковое поле!

— Но хлеб у вас всё же пекут?

— Да, но… выращивание зерна сравнимо с добычей алмазов… — Комен задумчиво поглаживал Шу-шу. — Сол не греет, тепло исходит из недр Ионии, то есть Элларии, если по-вашему… Короче говоря, чтобы не заморозить колоски, нужно посадить их глубоко под землёй, но при этом провести туда систему зеркал. Это ужасно дорого, но свет тоже важен для растений. Так глубоко в породе нет плодородной почвы, её приходится туда завозить.

— Значит, тебе повезло оказаться у нас в гостях! — не вникая в слова Комена, мальчик радовался, что друг наконец попробует выпечку. — И мы поедим хлеба! Я тоже давно не пробовал его. Как ты заметил, на старой мельнице оставалось только гнилое зерно. Теперь я с нетерпением жду обеда!

Подкрепляя слова, Матеус похлопал по своей наплечной сумке, где лежало мясо в лепёшке.

Дальнейшая дорога пролетела незаметно, Комен вдохновился увиденными пейзажами и размерами злаковых полей, а также не забыл порадоваться вернувшимся воспоминаниям об агрономических особенностях родного острова.

***

Когда Фолио оказался в зените, путешественники наконец добрались до окраин Хейдинбурга. Комен ожидал увидеть что-то более грандиозное. Чакр — город, где жил альбос, — был самым крупным на острове, и благодаря тому, что в шаре перспектива играла на руку, город в отдалении казался ещё больше. Он не уходил за горизонт, как здесь, на Элларии, а возвышался над созерцателем, норовя прихлопнуть его словно муху. В Ионии вообще не было такого слова "горизонт". Комен узнал о нём от Гастода.