Мир под лунами. Начало будущего
Шрифт:
Эти люди были, пожалуй, одного со мной роста, если не выше, поджарые и сильные, сделанные из одних сухих мускулов. Они разговаривали. Во всяком случае, я видела, как старший мужчина несколько раз поворачивался к младшему и открывал рот. Никакие эмоции при этом не читались на коричневых лицах. Нельзя было их назвать ни веселыми, ни раздраженными. Даже сосредоточенными они не были. Просто шли, как шли вчера и позавчера, как будут идти завтра - для того, чтобы найти какую-нибудь еду, поспать, свернувшись калачиком на земле, и идти дальше... Трудно представить, что у них есть где-то становище, шатры или обжитые пещеры, что они готовят пищу на огне и шьют одежду. Однако в левой руке оба мужчины несли копья - добротные копья с каменными
– Что ты видишь?
– спросил великий Анту.
– Это люди. Они еще очень близки к природе и не видят различий между собой и животными, но они уже люди. Они охотятся с оружием и украшают себя. Животные так не делают.
– Да, это не животные. Они не осознали силу своего ума, но уже умеют им пользоваться. Все же многое им недоступно. Они не думают о завтрашнем дне, потому что не знают категории времени. Они поедают своих родителей и умерших детей, потому что мертвый сородич для них - легко доставшееся мясо. Вчера яростно оборонявшие границы своей территории, сегодня они уходят вдаль и забывают место, где ночевали, - им неведомо, что такое дом. Для их мужчин существует только два закона: убей чужака и детей чужака и возьми себе его женщин. А для женщин законов и вовсе нет, они живут только ради того, чтобы выжить. Они рожают по четверо детей, из которых переживают троих, и умирают в двадцать лет. У них нет памяти, нет цели и будущего.
– И все же это уже не обезьяны!
– Кто знает, - проговорил он, - кто знает, сколько еще десятков, сотен тысяч лет они существовали бы только ради того, чтобы, подобно всем другим живым существам, снова и снова рожать таких же точно детей, пока виду не придет пора умирать? Разум возникает во многих мирах, но в подавляющем большинстве случаев он останавливается на стадии второго плато. Так было с этими лэнеи. Они научились добывать огонь и изготовлять оружие для охоты, но дальше не пошли. Если б не вмешались мы, скорее всего, они не смогли бы самостоятельно сделать следующий шаг, навсегда остались такими, как эти трое.
– Теи рассказывала, что после извержения одна группа лэнеи изменила обычное поведение, по собственной инициативе начав работать на вас.
– Именно это и натолкнуло великого Тавкарона на мысль привлечь их к постоянному труду. Этот случай показал, что эволюция сознания у лэнеи может происходить скачкообразно, за несколько лет. Конечно, ему повезло. В этой группе был яркий лидер, отличавшийся особым умом, а главное - дальновидностью. А еще важнее - он не только смог сам преодолеть психологический барьер, но и заставил других перешагнуть через себя. Их приход к нам так же важен для истории лэнеи, как был важен для предков нанья первый выход за пределы своей планеты. Он доказал: даже среди полуживотных рождаются люди. И чем труднее было им выжить, чем больше их умирало после извержения, тем важнее становилась в обществе роль этих новаторов.
– У нас говорят: то, что нас не убивает, делает нас сильнее.
Великий Анту одобрил:
– Верные слова. Из этих-то, самых сильных, отец и сделал лулу. В их сознании, психологии, обычаях уже были предпосылки к изменениям. Но для лэнеи прошлое всегда главнее будущего, а отец хотел, чтобы было наоборот. Нужно было избавить их от слепой приверженности к традициям отцов, научить меняться вместе с каждым новым днем и смело смотреть вперед. Долгое время ему казалось, что это невозможно. Одна-единственная вспышка света в темноте - отнюдь не признак приближения утра; быть может, свет вспыхнул лишь для того, чтобы показать, насколько глубок мрак... И все же она была, эта вспышка, и отец никогда не простил бы себе, если б не воспользовался ею. Увы, в этих лэнеи имелся лишь намек на то, что было нужно, поэтому пришлось дать им то, чем владели
мы.Его тусклые, поголубевшие от старости глаза остро вглядывались в меня, будто считая секунды - скоро ли я пойму, что он хочет сказать. После все прочитанных книг о палеоконтакте я могла предположить лишь одно.
– Ты имеешь в виду, что в лулу - ваши собственные гены?
– Тоньше, Ксенья, тоньше, - великий Анту поморщился и тихонько засмеялся.
– Ты быстро соображаешь и почти всегда угадываешь верно, но твои предположения слишком прямолинейны. Впрочем, в этом нет твоей вины, просто вы еще многого не знаете.
Как всегда, при высказываемом нанья пренебрежении к моим сверстникам во мне взыграла гордость:
– Будь на моем месте человек со специальным образованием, он бы понял тебя лучше. Но я не...
Он ласково потрепал меня по волосам, веля замолчать.
– Я понимаю. Мне действительно хотелось бы, чтобы гость из далекого будущего знал как можно больше, - это доказало бы мою правоту. Ты не самый подходящий объект для демонстрации нашего триумфа. Возможно, в твоем времени люди действительно проводят манипуляции с генами, непосредственно удаляя или по-новому комбинируя их. Мы этим практически не пользовались - есть более изящные и эффективные методики, тем более, что нанья и лэнеи - дети разных планет, у нас очень мало общего... Но не будем погружаться в этот океан, ты для него слишком слабый пловец. Скажу проще: великий Тавкарон подарил лэнеи новый взгляд на мир, заставил их взглянуть на себя и на свое будущее.
– Но для этого он, как ты выражаешься, проводил какие-то манипуляции с их геномом? Как же можно по-другому сделать?
– Естественно. Другого пути нет. С тех пор наследственный аппарат лэнеи несет не только информацию о собственных предках, но и некоторые данные нанья - данные великого Тавкарона. Это новое существо, объединившее в себе кровь лэнеи и каплю интеллектуальных способностей нанья, и стало лулу.
– То есть, - медленно произнесла я, - все мы в некотором смысле твои братья и сестры.
– Не в физиологическом, но шире, в биологическом смысле так и есть.
– И египетские фараоны не преувеличивали, утверждая, что являются сыновьями богов, лишь забывали упомянуть при этом, что их подданные тоже дети богов!
– Здесь, пожалуй, нечто иное, - сказал великий Анту.
– Не исключаю, что правители Египта и других государств будущего действительно могут вести свой род непосредственно от нанья. Уже сегодня Териваг и Парьеге многого добились для осуществления этой возможности, а Бероэс при первой же возможности поспешит довести эту работу до конца. Меня это не радует - я создавал Аэля вовсе не...
– То есть, - я его не слушала, - во мне тоже есть что-то от тебя? Я тоже твоя...
Он осторожно подхватил меня под мышки, посадил себе на колени.
– Как ни пафосно это звучит, но ты - действительно моя самая далекая и самая прекрасная сестра, Ксенья.
Голова у меня закружилась от счастья. Так вот почему! Вот почему нанья так меня восхищают! Они родные мне, мои родители, пусть и через тысячи поколений!
– Отец мой!
– я всхлипнула и прижалась лицом к его груди, обхватила руками за шею, обняла так крепко, как только могла.
Его теплые руки поглаживали меня по спине - без особого, впрочем, восторга.
– Тебе это так приятно?
– Приятно ли?
– я выпрямилась, вгляделась в прекрасное мудрое лицо, потянулась было, чтобы в своей радости его расцеловать, - но что-то в нем заставило меня остановиться.
Он-то знал это с самого начала. И его морщинистое лицо ни разу не отразило любви, в лучшем случае умильную нежность. Я расцепила ладони. Прошептала:
– Но ты не читаешь нас родственниками.
Спустив меня с колен, великий Анту поднялся. Прошелся по кабинету, остановился у настенной мандалы - сложного узора, в котором переплетались разноцветные геометрические фигуры.