Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Мир под лунами. Начало будущего
Шрифт:

– Коротко говоря, - сказал он, когда груз оказался на палубе, - великий Анту сделал кое-что... Последствия его поступка были настолько ужасны, что все нанья в душе содрогнулись, а великий господин Дома света в порыве гнева едва не испепелил Высокий дом. Возьми-ка это, помоги нести. Но его милосердие оказалось сильнее гнева. Чтобы покарать нас за случившееся, он повелел двадцати двум нанья оправиться работать на рудники и заводы, раскиданные по Африке, а сам Высокий дом должен был покинуть обжитое место. Великий Анту вынужден был принять это, иначе великий Амелу угрожал сообщить о случившемся на Эркой. С тех пор вот уже почти шестьдесят лет мои братья трудятся надсмотрщиками лулу. Только нескольким было разрешено на новом месте продолжать прежние занятия - изучать гидрографию полуострова, ухаживать за новыми полями и садами, отслеживать изменения в физиологии лулу. Нам повезло - мне, Теривагу, Теи

и Бероэсу. Еще больше повезло Льесте и Бьоле. Их ровесники, усланные в горы, уже все умерли, даже несмотря на то, что им оставили достаточно саркофагов и они могут каждый год уходить в имруру. Условия там, как ты понимаешь, совсем не те, что здесь, в Высоком доме. Я не надеюсь, что хотя бы один из них проживет девять тысяч местных лет.

Девять тысяч лет. Я закрыла глаза и попыталась почувствовать, каково это - прожить столько. Нет, не понимаю... Не понимаю! Невозможно представить даже, каким будет простой человек, проживший хотя бы пятую часть этого срока. И дело не в физиологии, а прежде всего в психологии. Люди уже после пятидесяти становятся консервативны, ворчливы, чересчур категоричны. Причина этого изменения характера мне неизвестна. Что это - влияние ли слабеющего тела, или же подобное неизбежно ждет всякого, даже уникума, преодолевшего физическую старость? Что станет с человеком, обреченным на долгую жизнь в сильном молодом теле? Я не знаю. А когда вспоминаю, какой ценой приобретался мой жизненный опыт, очень хочется оказаться на месте нанья.

Все мы проходим в индивидуальном развитии одни и те же этапы. В раннем детстве восхищаемся родителями, потом начинаем видеть их недостатки, потом - протестовать и конфликтовать, еще позже - понимать и жалеть. Примерно в одном и том же возрасте переживаем первую влюбленность, первую настоящую любовь, первый секс, измену, разочарование. Все мы совершаем одни и те же ошибки и познаем одни и те же истины. Поэтому, расставшись с Юрой, я не могла по-настоящему сердиться на него. По закону жизни мне требовалось пережить эту потерю, также как ему требовалось научиться отказываться от ненужного человека. Это не он, а сама жизнь причинила мне боль. На его месте мог быть другой мужчина, на моем - другая женщина.

Но человеческий век так короток! Ты еще не успел перебрать все возможные варианты поведения в самых банальных ситуациях, как приходит пора умирать! А сколько вариантов и ситуаций доступны нанья? Живя тысячелетиями, они не могут не знать о любви, дружбе, смерти то, чего мы узнать не сможем никогда! В сто лет Бероэс, возможно, влюблялся в земных женщин. В четыреста он их насилует. Что произошло между? Сколько этапов познания он уже прошел, и сколько еще предстоит? Что там, за рубежом человеческой жизни?..

Раздумывая об этом, я понимаю, что нанья в общем-то совсем недалеко ушли от нас. Если я в мои двадцать семь могу общаться с существом, которое старше меня в триста с лишним раз, - значит, это существо очень ко мне близко. Потом, здесь есть еще одна сложность. Каждое поколение нанья на Земле живет меньше предыдущего. Великий Анту - исключение; он, Бьоле и Льесте находятся на одной стадии физического угасания, но при этом у него в три раза больше жизненного опыта! Как одно соотносится с другим? Мудрость отца Анту - заслуга великих лет? Если Бьоле проживет столько же, будет ли он подобен великим? Что-то подсказывает мне, что нет. Так что из чего следует - годы из мудрости или мудрость из долгих лет? И самое главное, самое непонятное - как можно не сойти с ума, прожив в одном и том же месте, на одной планете тридцать, да даже и девять тысяч лет?! Лично я умерла бы от тоски, не имея возможности выезжать из города, путешествовать по стране, по миру. Если вернусь домой, объеду весь мир, точно. Теперь уже точно. А тот же Парьеге столетиями сидит в своей лаборатории, выбираясь из нее лишь изредка, на несколько дней... Боже мой, какие же они тормознутые! Кто знает, может быть, великий Анту решился сотворить что-то рискованное именно от скуки...

Все эти мысли промелькнули в моей голове за несколько секунд. Я оставила их на потом и постаралась представить, что же такое жуткое нужно сделать, чтобы нанья содрогнулись. Уж наверно за свои первые несколько сотен лет они видят все, что только возможно на нашей планете. Чем же их удивить?

Дойдя до кухни, мы выложили еду из контейнеров и распределили ее по специальным шкафам, в которых она долго остается свежей. В этих шкафах не холодно, и вакуум в них не создается при закрытии, однако любые, даже самые нежные продукты хранятся месяцами, если не годами.

– Я так понимаю, ты не скажешь мне, что такое страшное совершил великий Анту?

– Не скажу. Это событие прошлого, мы все надеемся его забыть.

Я услышала этот ответ с облегчением. Честно

говоря, уже хватит. За три месяца я узнала слишком много. Как бы не спятить от такого обилия информации! Да и на что она мне? Я всем довольна и не хочу ничего менять. Конечно, даже в моем двусмысленном положении умненькой рабыни при богах можно было бы чего-то добиться. Более честолюбивая женщина на моем месте могла бы, к примеру, добраться до великого Амелу в надежде занять место рядом с ним и, пусть даже в качестве наложницы, повелевать гордыми нанья с лунной высоты. Но я начисто лишена честолюбия, и при мысли о том, что второй великий может узнать обо мне, испытываю лишь страх. Нет, мне и здесь хорошо.

Время все шло, ничего не менялось, и я постепенно будто бы погрузилась в спячку. Настали бесконечные каникулы - знай себе гуляй по палубе, поглощай витамины килограммами да спи.

Теи должна была проснуться в мае, великий Анту - в начале августа. Я прожила зиму, весну и лето в ожидании его возвращения.

Индия в разгар ледникового периода - отличное место. Большая часть полуострова покрыта саваннами. Лесов и рек мало, воздух сухой, зима незначительно отличается от лета. В саваннах пасутся стада разных копытных, на них охотятся огромные кошки вроде леопардов и страшные мохнатые львы, совсем не похожие на африканских. Кто-нибудь из нанья иногда брал меня с собой в далекие прогулки, и тогда, пролетая над бескрайними равнинами, я видела внизу носорогов, внушающих почтение своими размерами, и громадных гиен.

Южнее начинаются тропические леса. Но это вовсе не влажные дебри джунглей. Конечно, там встречаются болота и течет множество рек, но по этим лесам можно путешествовать пешком, не боясь погибнуть от влажности или кровососущих насекомых. Здесь тоже водятся нереально крупные животные. Сама я их не видела, но Бьоле показывал фотографии своих охотничьих трофеев - гигантских лесных слонов и бегемотов.

С первого дня в Высоком доме я мечтала искупаться в Индийском океане, но все никак не удавалось. Каждый раз, завидев Теривага или Парьеге, я уже открывала рот, чтобы воскликнуть: "Полетели к морю купаться!" - и каждый раз они опережали меня предложениями вроде: "Мы собираемся на северо-восток, к пирамидам" или "Мне нужно в сады, а потом, если хочешь, посидим у реки, выпьем". И все это с характерным наньянским взглядом сверху вниз и ласковой улыбкой. Ну, я, конечно, тут же забывала о собственных планах и устремлялась за своими большими друзьями.

Чаще всего корабль наш зависал на высоте четырех-пяти километров над океаном. Иногда поднимался выше, и тогда я обязательно выходила на палубу. Сначала дело каждый раз заканчивалось тошнотой и головной болью. Но организм привыкал, и уже через несколько месяцев я могла проводить в условиях большой высоты пятнадцать-двадцать минут без неприятных последствий. Нередко я подходила к саркофагу и смотрела на спящую Теи. В такие минуты я представлялась себе в роли королевича Елисея, добравшегося до хрустального гроба, или Фродо, склонившегося над мертвым болотом. Лежавшая на стеклянном ложе внутри каменного ящика Теи была очень красива и одновременно пугала меня до дрожи. В состоянии этого странного сна все процессы в теле замедляются, сокращения сердца происходят все реже, кровь еле-еле продвигается по сосудам. Предо мною представал хладный труп, с синюшными, будто бы тронутыми разложением губами и кистями рук. Я притрагивалась к ним - кожа была холодной, и даже самое легкое прикосновение оставляло голубые пятна, исчезавшие лишь через несколько дней. Нежные черты лица в сочетании с мертвенным цветом кожи завораживали меня. Испуганно и жадно разглядывая их, я незаметно для себя наклонялась к ним все ближе, пока сладкий запах нанья не приводил меня в чувство, и тогда я выпрямлялась, по-прежнему не отрывая взгляда от тайны, с замиранием сердца ожидая, что от этого резкого движения тайна очнется, голубые веки поднимутся и сам загадочный имруру посмотрит на меня глазами Теи. Каждый раз в такой момент мне вспоминался образ маленького юноши на болоте, увлекаемого сладким подводным ужасом. Но Теи здесь не было. Она бродила где-то далеко, так далеко, что я не могла угнаться за нею в самых смелых мечтах.

А время все шло. Бесконечное, безжалостное время! Оно окружало меня со всех сторон, обманывало снаружи и сжирало изнутри. Ни на минуту я не забывала о том, что всего через пятьдесят лет буду глубокой старухой, а у нанья не прибавится и морщинки. Меня не радовало собственное отражение в зеркале - отражение, за которое год назад я отдала бы все, что имею! На чистом воздухе и отличной еде я похорошела. Чуть поправилась, но эти килограммы легли куда надо. Никакого целлюлита, наоборот, тело стало упругим и гладким, хотя я никак за ним не ухаживала. На лицо вернулся нежный румянец. Ногти стали крепкими, волосы блестели и росли очень быстро.

Поделиться с друзьями: