Мир под лунами. Начало будущего

В общем, туман вроде коротких замыканий в электроцепи - это пробои в пространстве-времени, на считанные минуты соединяющие разные реальности, разные эпохи и планеты. Туман подобен паутине, раскинувшейся в многомерном пространстве. Наблюдатель видит только ее узлы - точки пробоя - и лишь в том случае, если находится рядом с ними. А сама паутина существует постоянно, в каждый момент времени. Она реальна, пусть даже ее невозможно себе вообразить, ведь для этого требуется представить тысячи планет, миллионолетиями вращающихся вокруг своих звезд. Оказавшись в нужное время в месте пробоя, ты провалишься в него и вынырнешь с одинаковой вероятностью в любом из этих миров, включая свой собственный, в любой момент этих миллионолетий. Мне очень повезло, что туман швырнул меня всего лишь в собственное недавнее прошлое. Могла бы оказаться на планете, где кромлехи еще кое-где стоят, а воздуха уже нет.

Некоторые законы тумана известны. Так, нанья выяснили, что на Земле почти одновременно возникает два пробоя, работающих в обе стороны, как шоссе с двусторонним движением. Временные промежутки между вторым пробоем одной серии и первым другой не вписываются ни в какую систему, нерегулярны и непредсказуемы. Между ними может пройти и сто, и несколько сотен тысяч лет. Но внутри серии действуют строгие законы. Образуется два пробоя с периодом около 12638 земных часов - чуть более 526 с половиной суток. Если стал свидетелем появления одного тумана, можешь точно вычислить, когда и где появится следующий. При условии, конечно, что известный тебе пробой был первым, а не вторым. В любой золотой тарелке есть специальная программа для этого. В тарелках вообще полно ненужных приблуд. А ненужная она потому, что ни один нанья в туман не вступит. Потому и малоизвестны его законы - слишком велик риск. Для исследований нужна какая-то база, точка, в которую можно вернуться, проанализировать полученную информацию, обменяться ею с другими исследователями, сделать выводы. Но как общаться и делать выводы, если одного путешественника закинет на миллион лет в прошлое и за два парсека от базы, а другой вынырнет всего через пару лет, но за пятьсот мегапарсеков? А иных способов изучить действие загадочного механизма пока не придумали. Возможно, на Эркое после войны нашли метод изучить это явление или даже узнали, как использовать его с выгодой для себя. Но на Земле ничего об этом неизвестно.

Туман - явление редкое. Большинство пробоев вообще не фиксируется. Они ведь могут открываться не только на поверхности земли, но и под водой, и высоко в воздухе, или вообще в скальном массиве. Чаще всего никто в них не попадает. Ну, насекомое случайно окажется в этой точке, рыба или птица... Так что мне просто удивительно не повезло.

Помню, Парьеге еще рассказывал подробности, а я его не слушала, напряженно размышляя. Меня выкинуло сюда в середине зимы. День не знаю, но можно узнать, ввести координаты в тарелку и получить точные координаты второго тумана. Если первый возник, скажем, в декабре... нулевого года, то второй нужно ждать в июне года второго. У меня есть еще больше года. Это в том случае, если мой туман был первым. А если вторым, то я застряла здесь навсегда.

Мысли были равнодушными, будто речь шла не обо мне, а о несуществующем человеке. Конечно же, прыгать в туман еще раз - отчаянная авантюра. Вероятность вернуться в свое время практически равна нулю. Свою долю везения я уже исчерпала; в следующий раз могу попасть на планету с ядовитой атмосферой или вовсе без таковой. Или даже на Землю пару миллионов лет назад, и тогда по сравнению с австралопитеками лулу покажутся мне милашками. Я заставила себя прислушаться к Парьеге.

– Мы не помним своих первых снов, первых визитов в имруру. Это мир с иными законами, и сознание отвергает его. Позже я возвращался с воспоминаниями. Но так еще хуже: на втором этапе взаимодействие с имруру просто-напросто опасно. После возвращения в земную реальность наступает депрессия, апатия. В старые времена, когда наши предки только-только нащупали имруру, многие после третьего-четвертого визита возвращались другими, не могли больше жить как раньше и убивали себя. Собственно, так и появились нанья: эпидемия изучения имруру погубила большую часть населения Эркоя, и оставшиеся поняли, что нужно принимать кардинальные меры, пока кто-то еще хочет остаться на земле. Так появились долгоживущие, сумевшие соединить привычную реальность и существование в истинном мире.

Парьеге выше Теривага и худее. Собранные на затылке в пучок волосы обтягивают длинный острый череп, оставляя открытым очень высокий лоб. Из-под платья торчат ключицы, и кисти рук у него поистине гигантские! Если разглядывать каждую черту внешности Парьеге по отдельности, они кажутся преувеличенными до нелепости. Но все вместе, облагороженные уверенными движениями и умным взглядом черных глаз, производят впечатление гармоничной красоты, которой больше ничего не требуется. Помню, что-то подобное я испытывала, рассматривая золотой саркофаг Тутанхамона: у изображенного на нем мужчины головной убор едва виден за ушами, глаза чересчур большие, брови неправдоподобно длинные, губам Анджелина Джоли позавидует - а все-таки он прекрасен!

– Может быть, - предположила я, - имруру - это смерть? После смерти мы все уходим туда?

Парьеге поднял и опустил кисть руки: нет.

– Имруру - мир над смертью и привычной реальностью. Открыв его, мы не сразу осознали, что депрессию вызывает не посещение имруру, а возврат к обычной жизни. Стремление к самоубийству - напрасная попытка вернуться туда. Не понимаешь? Ты поняла бы меня лучше, если б оказалась там еще раз. Но вряд ли ты выдержишь еще один визит. Даже наша психика долгие века не справлялась с этим испытанием. Наконец, после второго, самого опасного этапа наступает третий: имруру сам приходит к тебе, дает новые силы. В этот период юные нанья овладевают телепатией, интуитивно постигают законы обоих миров. Но за это приходится дорого платить! Мы должны возвращаться туда снова и снова - только так мы можем продлить свою жизнь. Но и пребывать там постоянно не можем тоже.

– Правильно ли я поняла, что лулу путь туда закрыт?

– Я никогда не встречал их там.

– Теи говорила, что я была в имруру, когда шла через туман. А что это значит? Туман - это вроде возникающего на мгновенье тоннеля в имруру?

– Не на мгновенье. Там другое время. Ты могла пробыть там сколь угодно долго.

Я попыталась представить, что бы это могло значить. Слова Парьеге звучали как безумная выдумка. Невозможно вообразить такое, невозможно поверить. Продолжить разговор нам не удалось - подошел Териваг.

Оба они относились ко мне как к равной. Им нравилось на меня смотреть, и они не скрывали этого, как не брезговали есть из одной со мной посуды. Они даже танцевали со мной!

Многие годы музыка была важной частью моей жизни. Сопровождала меня всюду: я любила просыпаться под Вима Мертенса и засыпать под Mandalay, мои рабочие часы проходили под попурри из Милен Фармер, Сезарии Эворы, Хью Лори, Dream Theater, Massive Attack, Cafe del Mar... А пару лет назад я заболела латиноамериканскими танцами. Задорные ритмы бачаты, сальсы, регетона окружали меня со всех сторон, даже сны с ночи до утра были пропитаны ими, и чуть не каждый вечер я ходила танцевать...

О том, что мы расстаемся, Юра сказал между двумя танцами. Помню, я настолько была поражена тогда, что просто отказалась понимать его и с удовольствием кружилась в сальсе с приятелем по танцевальной школе, а Юра терпеливо сидел за нашим столиком, ожидая, когда я вернусь и что-нибудь скажу. К концу танца до меня дошло наконец. После этого до самого падения в туман от любой музыки мне становилось дурно - сразу вспоминался полумрак клуба, запахи мяса, сладостей и мужской туалетной воды, мое глупое безразличие к только что услышанным словам и внезапный испуг, когда я поняла, что они означают.

Но все это было теперь так далеко! И до чего же мне не хватало музыки в Высоком доме! Нельзя сказать, что нанья к этому искусству равнодушны. Достаточно вспомнить ту дивную песню, которой Теи успокаивала меня в первый день на корабле. Но больше она не пела, а те мелодии, что по моим просьбам Териваг время от времени включал в своей тарелке, мне не нравились. У нанья другое восприятие времени, они живут и мыслят большими периодами. В их стихах строки состоят из десятков слов и рифмы отсутствуют; и музыка у них такая же: нужна очень большая голова, чтобы понять форму этих произведений, отследить их конструкцию и отдельные фразы. Танец под мелодии нанья невозможен в принципе - с таким же успехом можно пытаться вальсировать под песни китов.

Тишина давила на меня, давила так сильно, что музыка стала рождаться изнутри и рваться наружу. Вот почему я обрадовалась, услышав однажды барабан в поселке лулу, куда мы прилетели за инструментами для лаборатории.

Кособокие, крытые шкурами шатры сгрудились в тени вечнозеленых деревьев. За рощей начинались поля, правее располагался знакомый мне сад. Шатры стояли полукругом, на образованной ими площадке дымились три костра и женщины разделывали поросенка. Половина мужчин была на охоте в дальних лесах. Остальные, завидев катер, степенно вышли нам навстречу и, отдав честь многочисленными поклонами и ползаньем по земле, затем преспокойно разошлись кто куда. Мы прошли на площадь. Мастер - его высокое положение в племени подчеркивали татуировки на предплечьях и несколько ожерелий - вынес господам их заказ. Териваг внимательно осмотрел каждый инструмент: аккуратно отшлифованные каменные ножи длиной всего лишь с мою ладонь, деревянные палочки с костяными крючками на концах, моток тонкого эластичного шланга, сделанного вроде из целиком снятых с веток и аккуратно соединенных кусков коры. В лаборатории есть и настоящие медицинские инструменты из легких прочных металлов и искусственных материалов, но для простых операций предпочитают пользоваться этими самоделками, которые местные лулу делают безупречно. Осмотрев инструменты, Териваг одобрительно поднял брови, осторожно уложил их в маленький чемоданчик и о чем-то заговорил с мастером.