Миры Роджера Желязны. Том 17

— Как мило сгруппированы эти головы! — сказал он.

— Спасибо, — отозвался Марко Поло, — но будет еще прелестнее, когда работа завершится.

Тут он крикнул десятнику, надзиравшему за слугами на лестницах:

— Ну-ка, сделайте пирамиду поплотнее! Когда головы разбросаны, утрачивается единство композиции, размывается художественный эффект! И повыше пирамиды, повыше! На каждом постаменте должна быть гора голов высотой не меньше семи футов. Говоришь, рассыплются? Понимаю, головы надо чем-то связать. Но должно создаваться впечатление, что они лежат так сами по себе, ничем не сцепленные. Пораскиньте мозгами, как этого добиться. Свяжите головы бечевками, или вязальной проволокой, или еще чем, но только чтоб незаметно! И уберите к чертям собачьим высохшие головы. Подумают, что им не один десяток лет. Сегодня мы собираемся не для того, чтобы восславить прошлые победы. Сегодня мы намерены отпраздновать нынешние и грядущие победы Кублай-хана, поэтому нам нужны только свежеотрубленные головы, а не лежалые! Чтоб кровь ручьями лилась! Если где кровь засохла, полейте голову кровью из чана.

Мак и Марко Поло некоторое время наблюдали за работой.

Глядя на внесенные изменения, Мак произнес:

— Ну вот, теперь совсем другое дело!

— Вы действительно так думаете?

— Намного лучше! В подобных вещах у венецианцев острый глаз.

— Спасибо на добром слове. Так вы, значит, из Офира?

— Да, — подтвердил Мак. — Но не будем говорить обо мне. Я пришел сказать, как мне приятно встретить вас. Ведь я восторгаюсь вами, дорогой Марко. Какая честь — познакомиться с самым знаменитым сочинителем своего поколения, а то и всех поколений!

— Приятно слышать подобные вещи, — сказал Марко Поло. — Но, согласитесь, вы ведь тоже искусный сочинитель? Я имею в виду весь этот Офир — прелестное сочинение!

— Ну, тут столько же правды, сколько небылицы… В конце концов, кого заботит полная правда об Офире? Рассказ о прелестях Офира исчерпывается рассказом о слоновой кости, павлинах и обезьянах.

Марко Поло улыбнулся тонкой опасной улыбкой.

— Надеюсь, не исчерпывается… Мнится мне, два сочинителя при монаршем дворе — это перебор.

— Бросьте, я птица залетная, а вы здешний почетный обитатель, — сказал Мак. — Больше того, меня сюда привело в том числе и желание увидеть вас. Хотелось бы, чтобы вы черкнули мне несколько слов на память.

— У вас есть экземпляр моей книги?

— Ваша книга — среди самых дорогих моему сердцу вещей. Вернее, была. Проклятый вор-араб утащил бесценный экземпляр вместе с моим сундучком — это случилось однажды ночью на татарских нагорьях.

— Сочиняете?

— Нисколько, — сказал Мак, памятуя, что при дворе должен быть лишь один рассказчик небылиц. — Меня самым банальным образом обокрали. Огромное несчастье — теперь у меня нет экземпляра книги, который вы могли бы надписать. Но если вы поставите свою подпись на кусок бумаги, я мог бы вклеить его в книгу, когда раздобуду ее.

— Считайте, что она у вас есть, — небрежно сказал Марко Поло. — Если хорошо заплатите, я продам.

— Ваш единственный экземпляр? Нет, я не посмею!

— У меня их несколько.

— Я буду весьма польщен, если вы надпишете мне вашу книгу… И буду еще больше польщен, если вы позволите мне служить вашим защитником и оберегать вас от покушений на вашу жизнь, от интриг и заговоров, которые плетутся вокруг вашей знаменитой особы.

— Как вы проведали о заговорах против меня? — спросил Марко Поло. — Ведь вы только что прибыли сюда!

— Нетрудно догадаться, — молвил Мак, — что человек столь талантливый и столь прославленный, как вы, не может не иметь врагов. И я был бы счастлив оберегать вас от коварных происков.

— Что ж, если вы и впрямь так рветесь мне помочь, — раздумчиво произнес Марко Поло, — то есть кое-что, чем вы могли бы помочь мне.

— Только скажите — все сделаю.

— Как я понимаю, вы, господин офирский посол, бегло говорите на множестве языков?

— Какой посол может обойтись без этого?

— Я уже знаю, что вы владеете немецким, французским, монгольским и персидским.

— Это наинужнейшие языки.

— А как насчет фарси, китайского, тибетского?

— Могу объясниться, — сказал Мак.

— А на пушту?

— Точно не знаю. Как он звучит?

Марко Поло произнес на пушту, характерно кривя рот:

— Вот так звучит этот язык.

— Да, — сказал Мак, — я понимаю.

— Великолепно! — воскликнул Марко Поло. — Княжна Ире говорит только на пушту, она пока не освоила как следует монгольский язык. И ей решительно не с кем поболтать во всем дворце.

— Кроме вас?

— Единственные слова, которые я знаю на пушту: «Вот так звучит этот язык». Из-за нехватки времени мне не удалось его выучить.

— Досадно.

— Если хотите услужить мне, — сказал Марко Поло, — отправляйтесь к княжне и побеседуйте с ней. Ей будет чрезвычайно приятно пообщаться на родном языке. К тому же она наверняка заинтересуется обычаями далекого Офира.

— Я не стану докучать ей рассказами об Офире, — возразил Мак. — Офир похож на любое другое место. Но если вам кажется, что моя болтовня поднимет ее настроение, положитесь на меня. Я немедленно отправляюсь в покои княжны.

Мак вышел из зала с пирамидами отрезанных голов, в душе поздравляя себя с тем, как быстро он умудрился проникнуть в святая святых монгольского двора.

Глава 4

Маку повезло, что ему указали точный путь в покои княжны Ире, — многочисленные коридоры дворца Кублай-хана напоминали лабиринт, в котором было немудрено заблудиться. Маку чудилось, что длинные-предлинные туннели, выстланные полированным паркетом, уходят в бесконечность. Проникая через немногочисленные оконца, солнечный свет заливал пологие межэтажные переходы и лестницы.

Дворец был построен так, что все звуки в нем приглушались. Коридоры будто жили своей особой жизнью. С потолка свешивались клетки с певчими птицами, свободно разгуливали коты, собаки и оцелоты, из-за дверей то там, то здесь доносились пронзительные звуки труб, которым басисто вторили барабаны. Дважды Маку встретились коридорные торговцы, предлагавшие шашлыки, похлебку, а также — бесплатно — какие-то монгольские блюда с ханского стола, подлинное спасение проголодавшихся гостей, которые в противном случае могли бы умереть с голоду, плутая в поисках трапезной в дворцовых глубинах.

Во внутренних коридорах, ведущих в сердцевину дворца, окон не имелось; их заменяли диорамы — освещенные павильончики с картинами живой природы: в одном месте это была березка с чучелом бурундучка, в другом — речная заводь с выдрами, в третьем — джунгли, кишащие обезьянами. В этих замкнутых пространствах человек не чувствовал себя оторванным от природы; пусть символически, благодаря фантазии художников, она все же присутствовала. Коридоры сходились или в небольших двориках с алтарями посередине, или в просторных залах.