Миттельшпиль
Шрифт:
Австро-Венгрия. Вена, Придворная площадь, д. 2. Апрель 1906 г.
Кабинет военного министра поражал своей строгой, непривычной для Вены, утилитарностью. Ничего лишнего, никаких личных вещей или безделушек. Однако объяснение этому могло быть весьма простым — фон Питрейх уже пару лет, после высказанного эрцгерцогом Францем-Фердинандом неудовольствия, готовился к отставке. Дело в том, что с подачи и по предложению императора в 1903 году приняли новый Строевой устав, в соответствии с которым офицерам предписывалось знать язык подданных, из которых она сформирована. Офицерский состав империи, немецкоязычный в большинстве, был против этого новшества. Сам
Но пока барон фон Питрейх сидел в своем кресле, а прибывший к нему на прием Франц Ксаверий Винценц Карл фон Шенайх, которого, по слухам, прочили ему в преемники, расположился в таком же кресле напротив. Министр ландвера Цислейтании прибыл в военное министерство, чтобы решить неотложные вопросы по вооружению артиллерией австрийской части армии империи. А заодно и неофициально переговорить с министром.
— Полагаю, с гаубицами проблем не будет, — прочитав доклад, резюмировал Генрих фон Питрейх. — С пушками сложнее, сами знаете, что их модернизация идет медленно. Не хватает даже для полного штата имперских артиллерийских бригад. Разве что выделить вам восьмисантиметровые образца семьдесят пятого года. Устаревшие, но для обучения артиллеристов подойдут.
— Если только временно, — согласился фон Шенайх. — Генрих, с пулеметами, надеюсь, таких проблем нет? Получим вовремя?
— Нет, с ними все в порядке, Франц. После выделения средств «Шкода» выделывает их в любом мыслимом количестве. Вижу, ты согласился со мной по эффективности этого оружия? — улыбнулся фон Питрейх. — Жаль, венгры все еще скупятся и не выделяют достаточных ассигнований на оснащение этими орудиями гонведа. Моему преемнику придется об этом позаботится, — намекнул он о своей осведомленности.
— Да, твоему преемнику достанется немало хлопот. По скорострельной артиллерии, например, — согласился фон Шенайх. — Какие новости по новой пушке? Ее вроде уже собирались принять на вооружение в прошлом году, как уверял меня Альфред[5].
— Никак не удается добиться надежной работы откатных устройств и клинового затвора. Опять проводят доработки.
— Тогда может быть возобновить производство пушек девяносто девятого года? — предложил фон Шенайх. — Пусть даже временно.
— Нет, Франц. Стоит нам потратить даже часть ассигнований на эти фактически устаревшие пушки, как нам сразу урежут ассигнования на разработки нового орудия. А мы и так сильно отстаем, что от Германии, что от Франции с Британией, что от России.
— А что, русские начали выделывать что-то новое? — удивился министр ландвера. — Как я читал в последней сводке, их скорострельная пушка показала себя на полях реальной войны не слишком хорошо, по их же собственному мнению.
— А это еще не вошло в новую сводку, — пояснил министр. — Они придумали хитрую комбинацию. Видимо подсмотрели у нас. Как наши конструкторы взяли для новой пушки ствол от девяносто девятой, так и у них — взяли ствол их старого орудия и наложили на лафет, который они проектировали для новой трехдюймовой пушки. Лафет похож на французский, но конструкция своя. Пишут, что добились увеличения скорострельности почти в два раза.
— Это печально.
Таким путем они могут быстрее нас перевооружиться на скорострельную пушку, — констатировал фон Шенайх. — Тебе надо дать хорошего пинка Альфреду, чтобы он поторопил конструкторов Арсенала.— Ты прав, Франц, — согласился министр и посмотрел на настенные часы. — О как время бежит… Как смотришь на то, чтобы пообедать в ресторане?
Дания. Вилла Видере. Май 1905 г.
Лакей едва успел открыть дверцу коляски, как Мария Федоровна[6] быстро и ловко, несмотря на возраст и сан, спрыгнула с подножки и быстрым шагом устремилась к дверям виллы Видере. Красивая белоснежная вилла в пригороде Копенгагена Клапенборге стала ее резиденцией с тысяча девятьсот третьего года. Когда, окончательно убедившись в невозможности повлиять на ставшего неожиданно упрямым сына, Мария Федоровна покинула Россию вместе с частью своих придворных.
Войдя в предупредительно распахнутые двери, она сразу же направилась в свой кабинет, по пути приказав лакею вызвать управляющего ее двором (обер-гофмейстера) князя Шервашидзе. Который не заставил себя долго ждать, появившись в дверях всего на пару минут позднее. Рослый и осанистый потомок владетельных князей Абхазии, сверстник вдовствующей государыни походил больше на русского, чем на кавказца. Кроме официальных обязанностей обер-гофмейстера красивый и умный князь имел и неофициальные. Оставаясь мужем баронессы Марии Николаи, оставшейся в Петербурге с детьми, он был фактически морганатическим супругом энергичной старой императрицы.
Обратив внимание на ликующий, даже сияющий вид Марии Федоровны, он хотел спросить, чем сие сияние вызвано, но не успел.
— Жорж! Новости из России! — воскликнула государыня, бросаясь навстречу князю. — Я была права!
— Я нисколько не сомневался в том, что ты не только самая красивая, но и самая умная, — крепко обнял ее, отвечая, князь. Но Мария, настроенная на серьезный разговор, ловко выкрутилась из его объятий.
— Жоржи, ты стал несносен, — капризно заявила она и улыбнулась. — Давай лучше вернёмся к новостям.
— Да, милая, расскажи мне, что из твоих прогнозов сбылось.
— Помнишь, я говорила, что все жестокость и одновременно небольшие уступки нисколько не помогут бедному Николаю стать популярным и решить русские проблемы. Это ужасно! Мой тихий и ласковый мальчик стал таким…, — она замолчала и положила голову на грудь князя. — Убить лучшего слугу Семьи, гениального, энергичного человека с ясной головой[7], столь жестоко поступить со своими родственниками…
— Да, это печально, — согласился князь и ласково погладил ее по спине. — Но что же произошло в России?
— О, уступки Николая общественности привели лишь к тому, что собравшиеся выборные потребовали конституцию и ответственного министерства. А эти, как их… — а, вспомнила, господа «трудовики» еще и внесли проект закона о запрете личного владения землей. Это ужасно, они дают советы, когда никто их об этом не просит! Но, с другой стороны, Ольга написала мне, что и Сандро и Ксения сейчас тоже разочаровались в новом курсе Николая. И это открывает возможности к изменению существующего положения вещей.
— Ты имеешь в виду венчание на царство любимого сына Михаила? — неловко пошутил прямолинейный абхазец. Он хорошо знал тайные помыслы Марии Фёдоровны, ее безумную и бездумную любовь к младшему сыну. И не разделял эти ее взгляды, считая Великого Князя Михаила Александровича легкомысленным и вздорным человеком, в котором совершенно отсутствует необходимое члену правящей династии чувство ответственности. Более того, он не доверял даже отзывам о том, что вернувшийся с войны Михаил резко повзрослел и уже не напоминает того шалопая, каким он на нее отправился. К тому же, будучи генерал-адьютантом, он довольно тесно общался с Николаем и считал, что император, при всей неоднозначности его характера, отнюдь не самый худший правитель.