Мне нельзя тебя хотеть

— Замолчи!

— Я тебя хочу Марк, и мне плевать что будет потом! И даже если ты меня используешь, это все равно лучше, чем быть скучной женой скучного мужчины.

— Заткнись!!!

— Лучше быть использованной тобой, чем жить с тем, кого не любишь…

Ударил стенку лифта, боль прострелила кулак и костяшки, на металле осталась вмятина, а Дашка даже не вздрогнула — так же прямо смотрела на меня и не отводила взгляд. Демонстративно вынимала мою душу и кромсала ее своей преданностью. А я не мог дышать.

— Ты… — рука на ее щеке сжалась, обхватил лицо склонился к нему тупо на инстинкте: разорвать, вцепиться, порвать к чертям. Пухлые губы так близко, а я все еще не могу дышать. — Идиотка…Не понимаешь, о чем говоришь!

— А что, если это ты не понимаешь от чего отказываешься, не подпуская меня к себе? — прорычала глядя в глаза. — И кто из нас идиот Марк? Кто из нас трус?

Снова ударил стену, разжал руку и долбанул по кнопке, вылетая из лифта. Внутри все горит, плавится от напалма, травится ядом ненависти. Открыл квартиру, почти бегом в свою комнату и открыл шкаф, собираясь скидать свои вещи в чемодан и свалить к чертям собачьим, но взрыв мобильного заставил рывком вынуть его и заорать в трубку.

— Чего тебе!?

— Брат, забери из бара, такси не едет…

Голос у Пашки был пьяный, таким я его уже давно не слышал и даже на секунду удивился и забыл о пиздеце в своей жизни.

— Ты где?

— Кафе Алебастр на трассе. Приедешь?

— Выезжаю.

Хлопнул дверцей шкафа и отключился. Вышел из комнаты заметив, что рыжая голова мелькнула и скрылась за дверью ванной. Услышал всхлип.

Сердце сжалось, и мне захотелось вынуть его и вышвырнуть. К черту этот мотор, гоняющий кровь по венам.

Вышел из квартиры и хлопнул дверью, а потом минуя лифт прошел к лестнице, чтобы не вспоминать о произошедшем там, внутри, за толстой сталью, скрывающей от мира. Там на ней скрывались призраки. Они манили и тянули, звали, приглашали.

Чтобы разорвать душу и сжечь к чертям собачьим.

44

В ванную влетела будто за мной гонятся все черти ада. Хлопнула дверью и закрылась на задвижку, будь моя воля я повесила бы и навесной замок, чтобы не тревожили. И дело не в том, то я собралась делать тесты.

Дело в том, что сейчас я чувствовала себя голой. Голой и оплёванной. Не нужной позорной по настоящему грязной шлюхой.

Не нужна я ему и чувства мои не нужны. И сейчас мне яснее ясного дали это понять. Буквально носом ткнули в эту новость и заставили подавиться собственными словами.

Открыла кран и дрожащими руками плеснула в лицо ледяной воды, но все равно не отпускало. Тушь потекла по щекам да и плевать на нее, вообще на все плевать, больше не перед кем рядиться.

Долбануло по барашку и шум воды стих, а я вытряхнула содержимое пакетика на пол и взяла тест.

На все ушло около десяти минут. Остальные сгребла и сунула обратно, достаточно будет пяти, чтобы прекратить этот мерзкий фарс.

Оставила тест полоски на полочке раковины и убрав упаковки в урну все-таки набралась храбрости и вышла из ванной.

Дома стояла гробовая тишина. Было темно и пусто. Марк ушел. Я не видела, как он уходил и даже не смотрела в прихожую, чтобы понять там ли его кроссовки, мне достаточно было окинуть гостиную, чтобы понять — я одна.

Оно и лучше.

Медленно побрела в свою спальню, точнее спальню брата, который позволил мне ее занять. Пустота комнаты постепенно стирала внутреннюю дрожь и напитывала покоем. Умиротворяла. Хотя внутри по-прежнему творился ад, я медленно прошла к шкафу и стянула с себя шмотки. Как шелуху луковицы слой за слоем сняла одежду, а потом обнаженная встала напротив зеркальной дверцы шкафа и застыла.

Уродина.

Слишком худая, слишком никчемная, слишком уродливая. Не удивительно, что эти две недели не изменили ничего. Марк никогда не влюбится в такую как я. Трахнуть — пожалуйста. Но влюбляться…

Всхлипнула и ударила по зеркалу ладонью, но отражение не исчезло. А так хотелось провалиться сквозь землю, и чтобы эти признания никогда не прозвучали. Не хотелось, чтобы он знал, что я давно и сильно его люблю.

Это так унизительно.

Боль разрывала сердце, а вместо души уже давно зияет черная дыра, и нет никакой надежды что сейчас я смогу уснуть, но попытаться стоит.

Достала из шкафа старую растянутую футболку и шорты, медленно апатично надела и взяв с тумбочки пачку салфеток начала методично стирать с лица косметику. До красноты терла губы, хотя помады на них и не было сегодня. Но были его прикосновения, которые все еще прожигали кожу будто кислота. Сотру и станет легче.

В итоге легла спать еще более заплаканной чем до этого. Голова коснулась подушки и вопреки опасениям меня сразу выключило. Просто мгновенно сознание провалилось во тьму и меня не стало.

Проснулась, услышав женский смех. Сначала думала, что у соседей, но в гостиной горел свет и к голосам брата и Марка примешивался еще один. Голос девушки. Он был смутно знакомым, но я не могла вспомнить, где его слышала.

Села, потирая сонные глаза. В комнате темно и я будто в пещере и духота обволакивает, хочется открыть окно и надышаться, поэтому встала с постели, но новый взрыв женского смеха заставил застыть. В горло ударил пульс и необъяснимой ревностью прожег вены. Не успела все обдумать, подлетела к двери и схватилась за ручку, но в последний момент помедлила.

А может, это девушка брата? А я помешаю им, и Пашка сделает мне выговор утром… Но к чему тогда там голос Марка?

Поджала губы, не зная, как поступить. Любопытство съедало и хотелось поскорее выйти из комнаты чтобы посмотреть, кто же там в гостиной, но не решалась. Тем временем голоса стихли и перешли в едва различимый шепот. Он смешался, и я чуть придвинулась к двери, чтобы расслышать, а потом, не выдержав разрывающих внутренности эмоций ревности и любопытства, открыла дверь и все внутри оборвалось.

Она сидела на его коленях и обнимала его за шею.

Марк улыбался, шептал что-то, глядя в ее лицо и его широкие ладони лежали на ее бедрах. Обнаженных бедрах, потому что кроме темной футболки Марка на девушке не было ничего. Меня затошнило.

Он потянулся и поцеловал ее, и я всхлипнула, а потом меня прошибло взглядом Пашки. Я даже не сразу заметила, что тоже там стоял. В аккурат за спиной этой девушки, что они собрались делать!?

Развернулась и чувствуя, как все тело, лицо и даже кожа головы пылает от стыда и ненависти рванула в комнату и хлопнула дверью, мгновенно сгибаясь и хватая ртом воздух. Трясло. Дыхание рвалось из груди, но из-за кома в горле становилось невыносимо, и я осела на пол и ткнулась лицом в одеяло на кровати, и только потом позволила себе безмолвно закричать.