Мне всегда везет! Мемуары счастливой женщины

Жизнь между тем хоть и зависит от личностей тех, кто принимает решения за всю страну, но идет сама по себе. В этом ее большая милость. Мы жили радостно. Скучать не приходилось. В нашем доме жизнь била ключом. Еще бы! Женечка, красивая, веселая певунья, ее юность, ее друзья и подруги наполняли дом счастьем.

Я очень многому училась у сестры, она находила время ответить на мои вопросы, поговорить. Она сильно на меня повлияла в моем отрочестве. Повлияла по-хорошему.

Я любила слушать песенки, которые она наигрывала на пианино, и просила:

— Подпевай!

Помню, именно в ее исполнении я услышала впервые знаменитую песню «16 тонн». До сих пор помню слова русского перевода:

Сидим мы в баре в поздний час, Вдруг от шефа пришел приказ: «Летите, мальчики, на восток, Бомбите маленький городок». Ну, что ж, по машинам, Наш путь далек, А бомбы в люках — опасный груз: «Летите, мальчики, на Союз, Летите, мальчики, бомбить Союз»…

У нас появился не только телевизор. Моим любимым предметом нашего быта стала радиола. Она представляла собой довольно громоздкий двухэтажный ящик. На первом этаже располагался радиоприемник с ручками поиска радиоволн и клавишами переключения программ. А на втором — проигрыватель для пластинок. У проигрывателя имелось три скорости. Старые, еще патефонные пластинки, проигрывались на скорости 78 оборотов в минуту. Большие, долгоиграющие — на 33,3 оборота. И была еще скорость 45 оборотов — для маленьких заграничных пластинок.

И сколько же у нас сразу всего появилось! И классика, и популярные песенки! Легко можно было купить латиноамериканские, итальянские и французские песни (в издании фирмы «Мелодия», разумеется). Американская и английская музыка пробиралась к нам другими путями.

Я любила, оставаясь одна дома, включать музыку и танцевать, подпевая, могла танцевать часами, не чувствуя усталости.

И еще одно из самых любимых развлечений: я путешествовала по радиоволнам. Включала приемник, и звуки далеких стран и континентов врывались в комнату. Я слушала, представляла, фантазировала… Моя карта мира оживала от звуков… Я мечтала о путешествиях, в которые отправлюсь, как только подрасту…

Ритмикой заниматься не будем!

Прозанимавшись год, мы взбунтовались против ритмики. Нам надоели бесконечные падеграсы и падеспани, эта вечная ходьба под музыку с приседаниями и наклонами. Ни вальсу, ни танго, ни чему-то другому ритмичка нас так и не научила. А окрики ее и прозвища, которыми она нас награждала, делались все злее и язвительнее.

И вот стихийно возникло протестное движение. Надо было собирать деньги на эти злополучные танцы. Но кто-то пустил по рядам лист бумаги, озаглавленный: «Ритмикой заниматься не будем!» И каждый из нас, получая этот лист, аккуратно писал свою фамилию, а рядом ставил подпись. Все, как у взрослых.

Никто не испугался, никто не усомнился. Расписались все.

Кстати, предварительно с родителями эту тему никто не согласовывал.

Мы подали петицию Наталье Николаевне. Она посмотрела, улыбнулась и сказала:

— Ну, раз все твердо решили, я сообщу вашим родителям, что ритмики больше не будет.

— Ура!!! — завопили мы.

И больше ритмики действительно не было.

И это было правильно.

Трофимовы

Танюся иногда навещала Захара Трофимовича. Его отправили в отставку, он переживал: много мог бы еще передать знаний слушателям. Обида фронтовым офицерам и генералам была нанесена немалая. Каждый переносил ее по-своему. Лариса Ефимовна и Захар Трофимович воспитывали внука Тёму, сына дочки Ларочки, которая, выйдя замуж за офицера, жила тогда далеко от Москвы.

Тёму, никогда мной не виданного мальчика, ровесника, Танюся постоянно ставила мне в пример: он и послушный, он и примерный, он и кушает хорошо… Не радовали меня эти примеры. Я знала, что я, конечно, во всем окажусь хуже неведомого Тёмы. И ну его совсем…

Захар Трофимович умер внезапно, от инфаркта 21 февраля 1961 года. Ему было всего 63! Сердца сильных и деятельных мужчин часто не выдерживают обид и невостребованности.

Танюся страшно переживала его смерть. Поехала на похороны. На поминках посидела с его осиротевшей семьей. Ларочка прилетела на похороны отца из Германии, где тогда служил ее муж. Она едва успела на кладбище, к закрытому уже гробу…

— Бедный Тёмочка так грустил, такой стоял бледный, совсем потерянный мальчик, Захар Трофимович так его любил, так опекал, — сокрушалась Танюся, вернувшись.

Впервые упоминание о мальчике Тёме не было мне неприятным. Я жалела чужого мальчика и думала о нем: как он теперь будет жить, бедный?.. Мама с папой далеко, дедушка умер…

Гагарин

В четвертом классе мы учились во вторую смену. Учеников оказалось очень много — сказался бэби-бум пятидесятых. Вот и пришлось устраивать занятия в две смены. Какие-то классы начинали уроки в 8.30, а мы — в 13.30, после обеда. Тем, кто любил подольше поспать, это расписание подходило — лучше не придумать. А мне, ранней пташке, у которой голова лучше всего работает с утра, приходилось тяжко.

Гулять после школы — пожалуйста, после шести вечера, гуляй, сколько хочешь. Но уроки-то не сделаны! Это меня очень тяготило. А утром делать уроки казалось очень непривычно… Но делать нечего — пришлось.

Шла четвертая, последняя четверть учебного года. Солнечное утро. Я сидела одна дома и решала примеры. В вазе на столе стояли прекрасные белые нарциссы. Я очень любила эти цветы за их красоту, запах и весеннюю свежесть. Белые лепестки, желтая сердцевинка с ярко-красной каемкой — их я могла рассматривать, не отрываясь, без устали. Эти цветочки мы вчера купили с Танюсей для Натальи Николаевны. Их у метро продавала старенькая бабушка, очень задешево. И я попросила купить несколько цветков для любимой учительницы.

Хороший был день. Примеры решались легко, задачку я одолела сразу, упражнение по русскому — это для меня пять минут…

Я открыла окно и услышала позывные радио. Это значило, что сейчас будут передавать какое-то важное сообщение. Люди все время так делали — если важное сообщение, открывали окна и пускали радио на полную громкость, чтоб слышали все.

Я быстренько включила нашу радиолу и легко поймала позывные: они шли по всем радиостанциям страны. Я встревожилась, ожидая, что наш знаменитый диктор Левитан объявит сейчас, что началась атомная война. Я даже думала, не сесть ли мне сразу под стол на всякий случай. Слышно все равно будет, а какая-никакая, но безопасность обеспечена.

— Внимание! Говорит Москва! Работают все радиостанции Советского Союза! Передаем сообщение ТАСС, — произнес Левитан, явно волнуясь.

Я подскочила к приемнику, включила его на полную мощность и распахнула окно. Вместе со всеми слушать про начало войны казалось не так страшно.

То, что потом сказал Левитан, не поддавалось никакому описанию!

Ура! Радость! Счастье! Мы — в космосе! Первый человек поднялся в космос и облетел Землю! Полет длился полтора часа! Ура!

Это сообщение повторялось несколько раз.