Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Мне всегда везет! Мемуары счастливой женщины
Шрифт:

Люди выбегали на улицу, ликовали, смеялись, поздравляли друг друга.

Я быстро собрала портфель, взяла цветы из вазы и побежала в школу!

— Гагарин! Гагарин! Мы первые, — звучало со всех сторон.

Цветы принесла я одна — никто же не знал, что Гагарин полетит в космос!

Наталья Николаевна обрадовалась, поставила цветы в стеклянную банку и сказала, что теперь у нас настоящий праздник.

Такой счастливый день получился — не забыть!

Нас принимают в пионеры! Ленин и Сталин

Настал долгожданный день. 22 апреля 1961 года весь наш класс повезли в Музей Ленина, рядом с Красной площадью, принимать в пионеры.

Пионерскую форму ввели позже. Мы же были одеты,

как обычно в торжественных случаях: девочки в формах с белыми фартучками, мальчики в своих серых костюмчиках, которые пришли на смену гимназическим гимнастеркам с ремнями.

Стать пионером — значило перейти на другую ступень развития. Ну, кто такой октябренок? Никто! Он — будущий пионер. И только. Вот примут в пионеры, сразу вырастешь в глазах окружающих.

Нам купили красные галстуки, учили их завязывать, беречь:

Как повяжут галстук, береги его:

Он ведь с красным знаменем цвета одного.

Мы снова учили правила — на этот раз пионерские. Помню, меня поразило объяснение, почему у треугольного галстука три кончика. (А могло быть четыре?) Оказалось, это тоже важный символ. Он означал единство пионерии, комсомола и партии! А именно: прямой угол, который оказывался у каждого пионера на спине, — это партия, более длинный кончик завязанного галстука — комсомол, а самый короткий — пионерия. Некая имитация троицы. Все коммунистические верования прочно базировались на веками существовавшей религиозной символике, только нам это было в те поры неведомо.

В Музее Ленина нас сначала провели с экскурсией по залам. Там меня поразили ведомости с годовыми оценками Володи Ульянова. Одни пятерки! Вот это да! Но почему-то всех поразил вопрос: а почему по Закону Божьему у будущего революционера тоже была пятерка? Или он не знал, что нет такого закона? И что нечего учить то, что одурманивает народные массы? Мы даже спросили экскурсовода, как же так? Но этот вопрос не застал женщину врасплох. Она тут же привела довод, что эта оценка говорит о чрезвычайной дисциплине будущего вождя мировой революции. Он знал, что религия — опиум для народа, конечно же. Но он был при этом дисциплинированным учеником, поэтому и этот предмет сдавал на пять. К тому же — врага надо знать в лицо.

— А враг — это закон Божий? — спросила я.

— Враг — это религия, Бог, — одобрительно подкорректировала экскурсовод.

Выходя из зала, я зацепилась фартуком за ручку двери. Фартук порвался. Я почему-то решила, что Володя Ульянов наказал меня таким образом за лишние вопросы. От ужаса, что сейчас меня будут принимать в пионеры в рваном фартуке, я заплакала (чего обычно никогда не делала прилюдно — знала, что слезы — слабость). Одна из мам, которые нас сопровождали, достала из сумочки футлярчик, в котором лежали ножнички, иголки, нитки, и ловко устранила повреждение.

Нас выстроили в ряд. Напротив нас стояли восьмиклассники — уже комсомольцы со значками на своих формах.

Мы хором произнесли клятву юного пионера, которую я помню до сих пор, как все, что мы учили в начальной школе:

«Я, вступая в ряды Всесоюзной пионерской организации имени Владимира Ильича Ленина, перед лицом своих товарищей торжественно клянусь: жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия».

(Несколько позже слово «клянусь» заменили на «обещаю», но мы произносили «клянусь».)

И вот — свершилось! Мы все — юные пионеры! У нас на груди красные галстуки. И в такой день! В день рождения самого Ленина! Счастье нас всех переполняло. Но это было далеко не все. После приема в пионеры нас прямо из Музея повели на Красную площадь, в Мавзолей Ленина — Сталина.

Просто так в Мавзолей попасть было невозможно: надо было стоять в многочасовой очереди, которая змеилась через всю Красную площадь до Александровского сада. Люди приезжали со всех концов необъятной страны и обязательно

хотели посмотреть на своих вождей.

Нас по случаю приема в пионеры провели в Мавзолей без очереди. Велели идти медленно и тихо. Мы были напуганы торжественностью момента и тем, что нам предстоит увидеть мертвецов. Я, например, никогда до этого мертвых не видела.

Вожди представляли собой странную пару. Один, великий образец мудрости и человечности, маленький, желтолицый, в костюмчике с галстуком, выглядел крайне невзрачно рядом с одетым в роскошную форму генералиссимуса с орденами во всю грудь вождем, неоднократно проклятым миллионами и миллионами же оплаканный.

Ленин казался мумией, усохшей и безопасной. Сталин выглядел вполне живым, уснувшим, но готовым открыть глаза в любой момент, когда ему надоест тут лежать на глазах всяких зевак.

Я пожалела и того, и другого, думая о том, что вот так лежать перед всеми — как-то обидно, что ли. Мало ли — может, на их смерть приходит полюбоваться враг. А они лежат и двинуться не могут…

Мы вышли из склепа на свет божий. Вспомнили о нашем счастье — галстуках. Оглянулись еще раз на Мавзолей. Черными мраморными буквами на коричнево-красном камне было выведено: ЛЕНИН — СТАЛИН.

Потом нас повели к могилам у Кремлевской стены, где хоронили всяких борцов за дело революции.

Потом была весна, яркое солнце. Мы шли в пальто нараспашку, чтобы прохожим были видны наши галстуки… Праздник!

Дома я все рассказала — и про фартук, и про пятерки Ильича, и про Мавзолей.

— Лежит, — сказала Стелла. — Так и лежит. И все эти разоблачения — пустой звук. Как лежал, так и лежит.

Я поняла, что это о Сталине.

Ему оставалось лежать в Мавзолее недолго, всего полгода. 31 октября 1961 года, ночью, тело его извлекли из общей с Лениным, двуспальной усыпальницы и захоронили рядом. Сделано это было с опаской, тайно, объявлено народу как о свершившемся факте. На Мавзолее осталось лишь одно слово: ЛЕНИН.

Кто-то говорил:

— Давно пора.

А кто-то не скрывал слез.

Берлинская стена

Но еще до выноса тела Сталина из Мавзолея произошло одно удивительное событие, которое тоже широко все обсуждали.

В августе 1961 года в произошло беспримерное историческое действо: в фантастически короткие сроки была воздвигнута Берлинская стена. Если очень коротко, то суть заключалась в том, что после войны Германия потеряла государственную целостность. На тех территориях, которые после войны были заняты союзниками (США, Англия, Франция), существовала Федеративная республика Германия (ФРГ). А территория, на которой находились наши войска, провозгласила себя другим немецким государством: Германской демократической республикой (ГДР). Строилась ГДР по образу и подобию СССР. Надо сказать, что западные страны отказывались признавать ГДР. Они требовали, чтобы Советский Союз согласился на проведение общенемецкого референдума, по результатам которого и выяснится, чего же хотят сами немцы. СССР от референдума отказывался категорически. Однако ГДР существовала. Но это еще что! Существовал очень странный город Берлин, поделенный на зоны. Одна зона — советская — считалась столицей ГДР, а вот зона, контролируемая союзниками, имела особый статус. Это не была ФРГ. Но и социализм в Западном Берлине не строили. Это был вольный город. Надо еще добавить, что Западный Берлин от бомбежек хоть и пострадал, но гораздо меньше, чем Восточный. Ведь бомбили особенно массированно центр (Митте), район Рейхстага, Бранденбургских ворот. В Восточном Берлине некоторые улицы практически стерли с лица земли, а в Западном очень много оставалось из прежней, уютной, зеленой, обстоятельной и надежной немецкой жизни. И вот до августа 1961 года жители Берлина практически свободно перемещались из Западной части в Восточную (и наоборот). Многие очень быстро поняли выгоды такой жизни. Например, учились в ГДР (это было бесплатно), а работали в Западном Берлине (там зарплаты были гораздо выше).

Поделиться с друзьями: