Мобильник (черновик перевода)

– Сыграй ту плавную мелодию, которая мне нравится, – попросила она. – «Холла и Оутса». [108]

17

Без двадцати пять она сказала: «Это самое прекрасное платье». Они все собрались вокруг нее. Клай сказал, что она, по его мнению, уходит.

– Какого оно цвета, Алиса? – спросил Клай, не ожидая ответа, но она ответила.

– Зеленого.

– Куда ты его наденешь?

– Дамы проходят к столу, – она по-прежнему сжимала кроссовку, но пальцы двигались гораздо медленнее. Кровь на разбитой стороне лица подсохла, блестела в свете фонарей, как эмаль. – Дамы проходят к столу, дамы проходят к столу. Мистер Рикарди остается на своем посту, и дамы проходят к столу.

108

«Холли Оутс» – дуэт певцов и музыкантов (Дарил Холл, р. 1949, настоящее имя Дарил Франклин Холи Оутс, р. 1949), получившие известность исполнением баллад в жанре соул.

– Совершенно верно, дорогая, – мягко заметил Том. – Мистер Рикарди остался на своем посту, не так ли?

– Дамы проходят к столу, – ее оставшийся глаз повернулся к Клаю, и второй раз она заговорила не своим голосом. На этот раз произнесла только четыре слова: «Твой сын у нас».

– Ты лжешь, – прошептал Клай. Его кулаки сжались, он с трудом сдержался, чтобы не ударить умирающую девушку. – Мерзавец, ты лжешь.

– Дамы проходят к столу и мы все пьем чай, – сказала Алиса.

18

Небо на востоке просветлело. Том, который сидел рядом с Клаем, осторожно коснулся его руки.

– Если они читают мысли, то могли узнать, что ты страшно тревожишься из-за сына так же легко, как ты узнавал что-то в «Гугле». Этот парень мог использовать Алису, чтобы достать тебя.

– Я знаю, – ответил Клай. Он знал и кое-что еще: сказанное ею голосом Гарварда могло соответствовать действительности. – Знаешь, о чем я постоянно думаю?

Том покачал головой.

– Когда он был маленьким, в три или четыре годика, мы с Шарон тогда еще ладили и звали его Джонни-малыш, он прибегал всякий раз, когда звонил телефон. Кричал: «Это меня! Это меня!» А если звонила его бабушка или дедушка, мы говорили: «Это тебя», – и давали ему трубку. Я до сих пор помню, какой огромной эта гребаная штуковина выглядела в его миниатюрных ручонках… когда он прижимал ее к уху…

– Клай, прекрати.

– А теперь… теперь… – продолжить он не смог. Да и нужды не было.

– Идите сюда! – позвал Джордан. Голос его переполняла боль. – Скорее.

Они вернулись к Алисе. Судорога оторвала девушку от земли, изогнула дугой. Оставшийся глаз выпучился, уголки губ опустились. Потом, внезапно, все тело расслабилось. Она произнесла имя, которое ничего для них не значило: «Генри», – и в последний раз сжала кроссовку. Потом пальцы разжались, и кроссовка выскользнула из них. Алиса выдохнула, и последнее белое облачко, слабенькое, почти прозрачное, просочилось меж ее губ.

Джордан перевел взгляд с Клая на Тома, вновь посмотрел на Клая.

– Она?..

– Да, – кивнул Клай.

Джордан разрыдался. Клай позволил Алисе еще несколько секунд смотреть на гаснущие звезды, потом закрыл глаз ладонью.

19

Недалеко от сада находился фермерский дом. Они нашли лопаты в одном из сараев и похоронили ее под яблоней, с крошечной кроссовкой в руке. Все согласились, что она бы хотела, чтобы кроссовка осталась с ней навсегда. Потом, по просьбе Джордана, Том продекламировал сороковой псалом, хотя на этот раз последние слова дались ему с превеликим трудом. Потом каждый из них рассказал о том, какой им запомнилась Алиса. Во время этой импровизированной службы мимо них прошло стадо мобилолюдей, небольшое. Их заметили, но не тронули. Клая это совершенно не удивило. Они же были безумными, неприкасаемыми… и он не сомневался, что Пушкаря и Гарольда ждала та же участь.

Большую часть дня они проспали в фермерском доме, а потом направились к Кент-Понду. Клай более не рассчитывал застать там сына, но не потерял надежды найти весточку от него, может, и от Шарон. Известие о том, что она жива, могло бы чуть разогнать тоску, которая навалилась на него, давила, прижимала к земле, словно плащ с подкладкой из свинца.

Кент-Понд

1

Его старый дом (дом, в котором Джонни и Шарон жили, когда прошел Импульс), находился на Ливери-лейн, в двух кварталах севернее неработающего светофора, который считался географическим центром Кент-Понда. Такие дома в риэлтерских объявлениях обычно называли «ступенькой на пути наверх» или «домом для молодоженов». Клай и Шарон шутили (до того, как разъехались), что этот «дом для молодоженов», скорее всего, станет для них и «домом пенсионеров». А когда Шарон забеременела, они говорили о том, что назовут ребенка Оливия, если родится девочка. «На Ливери-лейн, – сказала она, – они могут родить только Ливви». Как же они тогда смеялись.

Клай, Том и Джордан (бледный Джордан, задумчиво-молчаливый Джордан, который теперь обычно реагировал на вопрос, если он задавался ему второй, а то и третий раз) прибыли на перекресток Главной улицы и Ливери-лейн сразу после полуночи ветреной ночи второй недели октября. Клай диким взглядом уставился на знак «Стоп» у выезда с улицы, на которой последние четыре месяца он бывал только гостем. Знак марала нанесенная спреем надпись «АТОМНАЯ ЭНЕРГИЯ», как и до его отъезда в Бостон. СТОП… АТОМНАЯ ЭНЕРГИЯ. СТОП… АТОМНАЯ ЭНЕРГИЯ. Он не мог понять смысла. Значение понимал, тут вопросов не было, чье-то умное политическое заявление (если бы он обошел город, то, наверное, обнаружил бы такую же надпись на всех знаках «СТОП», даже в соседних городах, скажем, Спрингвейле и Эктоне), но совершенно не понимал, как смысл мог остаться прежним, если мир совершенно переменился. У Клая возникло ощущение: если он будет долго и пристально смотреть на знак, «СТОП… АТОМНАЯ ЭНЕРГИЯ», то в нем откроется портал, тоннель-во-времени, как в научно-фантастических романах, и по этому тоннелю он попадет в прошлое, где все будет, как и раньше. Без Импульса и его последствий.

– Клай? – позвал Том. – Ты в порядке?

– Это моя улица, – ответил Клай, словно его слова все объясняли, а потом, не отдавая себе отчета в том, что делает, побежал.

Ливери-лейн была тупиком, как и все улицы на этой стороне города. Поднималась от Главной и другим концом упиралась в Кентский Холм, который на самом деле был изъеденной ветром и солнцем горой. Дубы кронами смыкались над улицей, поэтому что тротуар, что проезжую часть устилала опавшая листва, которая хрустела под ногами. Хватало на улице и автомобилей, два из которых столкнулись лоб в лоб, их радиаторные решетки слились в металлическом поцелуе.

– Куда он побежал? – послышался позади голос Джордана. Клаю стало дурно от страха, который звучал в голосе, но он не мог остановиться.

– Все нормально, – ответил мальчику Том. – Пусть бежит.

Клай лавировал между брошенных автомобилей, луч фонаря мельтешил впереди. После очередного зигзага луч этот уперся в лицо мистера Кретски. Мистер Кретски всегда давал Джонни леденец, когда того приводили к нему стричься. Джонни еще был Джонни-малышом, который кричал: «Это меня! Это меня!» – если в доме звонил телефон. Мистер Кретски лежал на тротуаре перед своим домом, наполовину заваленный опавшими дубовыми листьями, а нос у него отъели.

«Я не найду их мертвыми, – эта мысль билась в голове, снова и снова. – Тем более, после Алисы. Я не найду их мертвыми, – а потом пришла другая мысль, жуткая (но в критические моменты его разум всегда говорил правду). – Если уж суждено найти мертвым кого-то из них… пусть это будет она».

Их дом был последним по левую руку («последний левый», о чем раньше он всегда напоминал Шарон, обязательно с идиотским смешком, даже после того, как шутка приелась), и подъездная дорожка упиралась в отремонтированный гараж, в котором едва хватало места на один автомобиль. Он побежал по подъездной дорожке, разбрасывая листву, чувствуя, как закололо в боку, как во рту появился неприятный медный привкус, как перехватывает дыхание. Поднял фонарик и направил его в гараж.