Мобильный свидетель

Первый звонок в полицию поступил от таксиста: час сорок минут тому назад он видел Немо в этом районе. Он спугнул ее, заговорив с ней, и она была вынуждена залечь на дно. Это и есть ключевой момент: Немо искали дальше от гостиницы, по маршруту небоскреб — отчий дом, она же осталась в горячем, можно сказать, приграничном районе. Вот этот момент не был учтен оперативниками. Они гнали ее по карте, отметив на ней адреса ее родных и друзей, тогда как она передвигалась очень медленно или не двигалась вовсе.

Она выбежала из магазина. И снова пошла по кругу? Не исключено, потому что на нее обрушилось откровение: ее обвинили в страшном преступлении, которое она не совершала. Карпов последовал за ней, интуитивно прибавляя и замедляя шаг… В какой-то момент ощутил беспокойство, что дальнейшие его попытки проследить путь Немо окажутся тщетными — это на фоне его удачных действий: фактически он установил местонахождение Немо в ту минуту, когда полицейские получили ориентировку на нее и распространили информацию о ней по ТВ. Немо угодила во временной капкан: она не могла убежать от этой минуты, только спрятаться. Несомненный успех: Карпов знал место и время…

Но нужно отвлечься, оставить сложившуюся ситуацию в благоприятной форме и не портить ее чередой, может быть, неудач.

Карпов отметил время и, посчитав его детским, отправился к другу Немо — Константину Миликовскому. Он воспользовался любимым видом транспорта Аллы и уже через полчаса стоял перед дверью Миликовских.

Дверь открыл высокий, нескладный, сутулый парень лет двадцати. Карпов усмехнулся: «Надо ли говорить, что глаза у него прятались за челкой, а корни волос белые?» Натуральный блондин.

— Ты Костя?

— Ну.

— Нукать будешь, когда запряжешь. Я следователь. Тебе где удобно говорить — у себя дома или у меня в кабинете?

— Проходите, — определился с выбором Костя и посторонился, пропуская гостя. — Направо кухня, налево — гостиная.

Карпов свернул налево и бегло огляделся в большой комнате этой двухкомнатной квартиры.

— Родителей дома нет?

— Как видите, нет.

Карпов покачал головой. Этот Костя был «бобром», то есть неудачником, отрастившим челку. Этакий искусственный вариант эмо.

— Скажи-ка мне начистоту, парень: тебя устраивала дружба с Нюсей?

— Устраивала.

— Так, если твои ответы будут короче моих вопросов, ты поедешь со мной.

— Ко мне уже приходили из полиции, я сказал все, что знал.

— Что именно ты сказал?

— Что я испугался. Ну собралась она прыгать, прыгала бы. Собралась снимать прыжок — снимала бы. Но зачем снимать других? Ну стала она соучастницей убийства…

— Значит, на твой взгляд, Нюся была способна убить?

— Да. Чтобы убить себя — ей не хватило мгновений. Она уже стояла на парапете.

— Ну и говно же ты…

От дома «бобра» до дома самой Нюси — рукой подать. Он представился следователем, и этот прием снова сработал. Задал те же вопросы, что и Косте. Попросил фотографии Нюси. Ее отчим зло бросил: «Она их вырезала из альбома. Альбомы я выбросил». В Сети тоже все фотографии Нюси, как подражание треш-модели Брукел Бонс. Она действительно была на нее похожа. В социальной Сети одноклассники Немо устроили ей трусоватую травлю. Каждый повторял каждого, как под копирку: все к этому и шло, они знали, что пендовка что-нибудь выкинет, все фото пендовки они уничтожили: кто-то раньше, кто-то позже «убийства».

Карпов снова вернулся на ту «улицу без закона». Был вынужден вернуться. Дошел до перекрестка и, руководствуясь уже собранными данными, легко представил себе красный свет, поток машин, который отпугивает Немо и заставляет принять решение — повернуть направо…

Карпов смертельно устал. Его тело просилось домой, мозги же перечили: рано. Перечили как-то слабовато, как будто он пережил глубокий упадок сил. Он как будто оказался на турнике. Он уже подтянулся двадцать раз, выполнив норматив, — чего еще нужно от него инструктору по физподготовке? Только одного: чтобы курсант Карпов подтянулся еще раз, почерпнув силы из потустороннего источника. И еще разочек. А теперь последний раз. А теперь действительно последний раз. А вот теперь на бис.

Многие, очень многие, как и Карпов, прошли через подобную мучительную процедуру. Но она научила его одной вещи: всегда, всегда найдутся силы сделать еще один шаг. Он поверил в то, что из любого тупика есть выход.

Он прошел под вывеской оружейного магазина, правее которой полоскалась еще одна: он не разобрал — то ли частная школа, то ли еще что-то частное. Он действительно устал. И до крайней степени реалистично представил себя на месте Немо. Он просто сказал себе: «Я Немо. И я сейчас сдохну». Он измотал себя, добившись кое-каких результатов, даже посчитал этот день успешным; его даже хватило на шутку: сегодня он двух говенных людей назвал своими именами. Но утро вечера мудренее. И он был готов встретить утро здесь, рядом с оружейным магазином, проснуться первым его покупателем, записаться в частную школу или что там в действительности?.. Случайность (он поверил в это, валясь с ног от усталости, не в силах тягаться с навалившимся на него Морфеем в борцовском трико). Случайность спасла Немо на этом коротком отрезке. Почему коротком? Потому что она не выдержала бы и десяти минут, как не выдержал и он, взрослый и сильный мужчина. Она в розыске за убийство, которого не совершала, и это двойной удар, это нокаут. Рефери считает до десяти, выкрикивает «аут», и Немо уносят с ринга. Где-то в этом районе она получила помощь — это если верить продавщице, показавшей направление (она пошла в ту сторону). А если она напутала? А если Немо, сделав шаг в том направлении, повернула назад? Продавщица не могла видеть ее на темной улице из хорошо освещенного помещения. И тут Карпов отчетливо представил себе следующую картину: молодой охранник в мешковатой форме выходит следом, делая знак продавщице: «Молчи!» Он предлагает помощь Немо. Он мотивирован. Но чем — это и предстоит выяснить. Завтра. Карпов ватным языком называет таксисту свой домашний адрес.

…

«Да тебя, урод, ни с кем не спутаешь!»

«Эмо — сатанисты!»

«Меня интересуют только деньги».

— Что?

— Приехали. Время расплачиваться.

Карпов никогда не думал, что сон может быть таким глубоким. Он падал минут двадцать, ударяясь тяжелой головой то об одно плечо, то о другое…

Частный сыщик и прокурор шли в одном направлении, но решали разные задачи. Задача прокурора — засадить Паршина за решетку, прутья которой он мысленно отполировал до блеска; задача сыщика — снять обвинения с клиентки.

Прокурор попенял на себя с интонацией ищейки:

— Я никак не могу взять след этого сукиного сына! Он как в воду канул. Да еще прихватил с собой двух людей.

— Хорькова и Олега?

— Кого же еще?

— Паршин мог убрать их. Найти троих людей в три раза проще, чем одного. И теперь Паршин бежит уже от обвинений в трех убийствах. Генерал пошел по пути ошибок. И если я прав, он дал вам еще две возможности упрятать его за решетку.

— Доказать его причастность к одному из трех совершенных им убийств, — медленно покивал Рамаданов. Но духом отчего-то не воспрянул. Он торопил события, и его торопливость была более чем оправдана, а точнее — объяснима: опекун свидетельницы, с помощью которой он мог выдвинуть обвинения против Паршина, сидел рядом с ним, а не висел, к примеру, на проводе.

Надо отдать ему должное, он был терпелив… несмотря на свою несдержанность, думал о нем Черкунов. Терпеливость его проявилась именно в том деле, которое он посчитал ключевым, венчающим его долгую и богатую, насыщенную в том числе и драматическими событиями карьеру. Может быть, так, а может быть, по-другому рассуждал прокурор. Черкунов упомянул о трех эпизодах, по которым проходил Паршин, но только один из них был для него самым лакомым — убийство Котика. В голове прокурора, возможно, зародились строки обвинительной речи, и пусть даже не он произнесет ее в зале суда. В его речи много натурализма и жестокости, и этот прием безотказно действует на присяжных, не оставляя шансов защите, слово которой — последнее. В зале звучат слова: «Обвиняемый хладнокровно, а значит, отдавая отчет в совершаемых им действиях, наносит удары своей жертве (о морально-волевых качествах жертвы он конечно же умалчивает, буквально избегает называть ее по имени). Удары когда слабые, а когда сильные. Он причиняет жертве боль, и вот его жертва мертва. Но последние мгновения жизни для нее вытянулись в вечность…» Конечно, Черкунов стилизовал прокурорскую речь под адвокатскую, но сути это не меняло. Перед этим эпизодом на крыше небоскреба меркли другие, рядовые убийства майора Хорькова и Олега: несколько выстрелов из пистолета, и у ног стрелявшего растянулись два трупа. На крыше небоскреба сцепились два пса, а собаке — собачья смерть. Речь шла о шаблоне.