Мочалкин блюз

Я пошла к тайнику, где у меня хранятся наличные на мебель. И скрепя сердце достала оттуда пятьсот долларов. Подумала и достала еще пятьсот. На новую жизнь мне ничего не жалко. Стать своей среди этих сук будет стоить времени, денег и еще не знаю чего.

Визитка в сумке все еще пахла сандаловым деревом. Я набрала его номер и спросила, где находится бутик. Он назвал адрес, не добавив к нему ни восклицания, ни вопроса, ни простого знака, что он помнит, с кем разговаривает. Ничего такого.

На заднем плане я услышала веселый женский голос.

Блин. Мало того что он проверяет, чистый ли у меня унитаз, и ворует мои туфли. Он еще и бежит на следующий день к другой девице. Гад. Гад. Гад.

Но одежда была нужна. Я села в машину и отправилась по указанному адресу. В дороге на сотовый мне позвонила Кораблева.

– Ты не забыла, что должна быть с сопровождающим мужчиной? Кого ты возьмешь?

– А это обязательно?

– Не обязательно, если тебя все знают, а если в первый раз, то лучше кого-нибудь прихватить, все-таки будет с кем в паузах словом перемолвиться.

Я была не на шутку озадачена.

Петров… Даже если он еще не в Москве, Кораблева меня убьет и больше звать к себе не будет. И я набрала телефон Остина.

Остин немедленно согласился составить мне компанию. Очевидно, он подумал невесть что, но у меня не было времени объяснять ему его роль прямо сейчас, и я решила поставить его на место в тот момент, когда это будет необходимо. А пока пусть думает, что хочет.

Мы договорились встретиться у бутика.

Тем временем я уже подъехала и, стряхнув робость перед наглыми продавцами, нарочито расслабленной походкой вошла в цитадель снобской моды. Окинув меня оценивающим взглядом, девушка моих лет так же расслабленно подошла ко мне и предложила помощь, очевидно, у нее все было в порядке с представлениями о женской моде, «консультант» – значилось на ее бейдже.

Я чувствовала себя совершенно беспомощной перед выбором, который мне открывался. Волнение застило глаза. И я решила эту помощь принять.

– Я хочу что-нибудь черное, – вспомнила я свой разговор с Кораблевой про Issey Miyake, – демократичное, но и интересное в то же время.

– А если конкретнее?

– Конкретнее не получится, пока вы не покажете мне, что у вас есть из черного.

– Из какой суммы мне исходить? – вновь предприняла атаку девица.

– Восемьсот долларов.

– Это будет нелегко, но я попробую.

И она удалилась.

Я тем временем устремилась к рейлингу с радующими глаз изделиями. Я с удовольствием бы купила вот эти веселенькие брючки Donna Karan, эту яркую рубашку Jean Paul Gaultier или вот это хипповское платье Diane von Furstenberg и, конечно, большой лиловый тряпочный цветок, который можно приколоть на лацкан, но среди интеллектуалок полагается ходить в черном, и мне придется принимать правила игры.

Девица принесла мне штук восемь вешалок. Там были в основном простые трикотажные кофты и брюки искомого черного цвета. Глазу было не за что зацепиться. Разве что черная шифоновая блузка Paco Rabanne с интересными манжетами и воротником, но тут прибежала другая девица, помоложе, и принесла еще что-то черное. Она была в совершеннейшем ажиотаже и кричала, что мне нужно немедленно померить этот замечательный костюм, что мне ужасно повезло: на него большая скидка – и я могу купить его всего за девятьсот сорок девять долларов, хотя изначально он стоил две с половиной тысячи.

Это заявление произвело на меня должное впечатление, и я с готовностью напялила на себя костюм. Он, пожалуй, мало чем отличался от костюма, сшитого мной по выкройке журнала «Бурда» в одна тысяча девятьсот лохматом году, – того самого, о котором так нелицеприятно отозвался Глеб. Но это был его магазин, значит, он одобрил этот костюм, а значит, его одобрят и другие члены модного сообщества, в которое я намерена влиться. К тому же он был черным, фирма, выпустившая его, вполне уважаемой, и я решила, что от добра добра не ищут.

Тем временем на улице замаячил Остин.

Сердце мое не вынесло «черного» напряжения, и я все-таки купила лиловый тряпочный цветок. В колониальном магазинчике напротив обнаружились сумочка с блестками и большой кусок шелковой материи лилового цвета. У Остина нашлись две тысячи рублей, а в соседнем простеньком обувном – того же цвета молодежные кеды почти без подошвы. Прикрепив цветок, надев кеды и завернувшись в импровизированную шаль, я худо-бедно почувствовала себя человеком. Хотелось еще темные очки в лиловой оправе, но Остин резонно заметил, что на дворе октябрь и темные очки вряд ли придутся в тему. И я согласилась с ним.

Остин пытался было выразить удовлетворение по поводу того, как быстро развиваются наши отношения: мы уже вместе выбираем мне одежду, и он, типа, готов пойти дальше и субсидировать покупку сексуального нижнего белья. Но я пресекла его поползновения призывом немедленно отправиться на вечеринку, на которую мы уже почти опоздали.

Когда я вошла в консульство, то сразу поняла, что выбор в спутники Остина был единственно правильным. Интеллигентный, но не богемный, миловидный, но не яркий, он не затмевал меня в моем лихом прикиде. Тогда как другие мужчины, попивавшие шампанское, представляли собой настоящий цветник. Пожилые и совсем молодые, все они были чрезвычайно выразительны в своем желании отличаться от толпы. Им это удавалось разными средствами. Диковинной формы растительность на лице или, напротив, полное ее отсутствие на голове магнитом притягивали взгляд, так же как разнообразие цвета и фактуры в одежде. Не было ни одного стандартного делового мужского костюма и, упаси бог, ни одного галстука. Зато были шотландские юбки, целых две. На фоне этого великолепия одетые в темные тона и в большинстве изрядно прокуренные дамы выглядели весьма бледно. Одутловатость некоторых лиц, как мужских, так и женских, намекала на пристрастие к кокаину. Но, впрочем, это не более чем мои домыслы. Потому что, кроме известного телеведущего, не имевшего упомянутой одутловатости, всех остальных я видела впервые.

Вышедший поприветствовать гостей, представиться в должности нового вице-консула и представить заявленных в программе писателей Джеймс Кораблев, как я его про себя называла, единственный носил здесь костюм, ибо он единственный был на работе. Кораблева надела красивое, удивительно скроенное по косой черное трикотажное платье. Мне она всегда казалась милой и даже в этом «черном» окружении не сливалась с остальными дамами. Я представила Остина Шериданам. Кораблева его одобрила.

Спустя пятнадцать минут я поняла, что поспешила с выводами и несколько человек мне все-таки знакомы. В толпе я вычленила одноклассницу Бородину. Она переводила для писателей. Высокий Ирвин Уэлш смотрел поверх толпы отрешенным прозрачным зеленоватым глазом и говорил с шотландским акцентом жителя Эдинбурга, который, к удовольствию, я уверена, Бородиной, в лучшую сторону отличается от непереводимого наречия шотландцев из Глазго. Симпатичнейший бритый и кареглазый кокни Дуги Бримсон, похожий на пирата и пишущий о футболе и футбольных фанатах, употреблял ненормативную лексику. А маленькая, с красивыми белокурыми волосами, голубыми глазами и большой грудью сочинительница дамских романов Изабель Вульф выдавала тираду за тирадой на мягком глобише. Это – правильная и понятная всем смесь Южной Англии и Лондона. Похоже было, что писатели устали друг от друга. Но Бородина была на всех одна, и им волей-неволей приходилось держаться рядом.

Пожалуй, только Изабель Вульф в цветастом платье в зеленых тонах и светлых замшевых сапогах являла яркое пятно среди присутствующих женщин. Я заметила, что другие тоже обратили на это внимание и приняли к сведению.

Позже мне попались на глаза одетые, естественно, в черное Одинцова и Сологуб, учившиеся со мной на одном курсе журфака, и Благовещенский, окончивший его на пару лет раньше.

Я разыскала в толпе Кораблеву и спросила ее, какой легенды мне придерживаться по поводу прошлого и настоящего.

– Скажи, что приехала из-за границы и ищешь работу по заказу в каком-нибудь приличном издании. Не надейся, что тебе прямо сегодня что-нибудь обломится. Главное – начать.

Я предупредила Остина, что намерена отчаянно врать знакомым. Он обещал подыгрывать. Взяв его за руку, я решительно направилась к Одинцовой и Сологуб с целью возобновить знакомство. К их чести, обе они немедленно меня узнали и вроде бы даже обрадовались. Обе они, как выяснилось, занимали руководящие посты в глянцевой питерской прессе. Я познакомила их с Остином, расписала его достоинства, и обе мои тощие однокашницы немедленно попросили у него по визитке, намереваясь записаться на прием. Но визиток у Остина с собой не оказалось.