Мочалкин блюз
Шрифт:
Мы встретились в давешнем японском заведении. Кораблева держалась как-то холодно, и, хотя мне было невесело, пришлось долго смешить ее и пересказывать приколы про своих старых и новых клиентов, чтобы она начала улыбаться.
– Ну все, не тяни, откуда ты знаешь Гостева? – наконец спросила она.
И я поняла, что в холодности, с какой она меня встретила, была большая доля чего-то личного с ее стороны.
Неужели она в него влюблена? Бедный Джеймс. Хотя чему тут удивляться.
Я в двух словах поведала ей о нашем знакомстве в Quazi, умолчав о его замечании по поводу моего жакета, о давенпорте и о его вечернем визите. Рассказала только про костюм и продавщицу, про «показ» тоже ничего не говорила. Потом не удержалась и вывалила на нее историю про Петрова. И в последнюю очередь
К сожалению, Кораблева ничуть не заинтересовалась историей про неведомое наследство, а идею Сологуб она раскритиковала в пух и прах.
– Какая чепуха, кому интересно про твою дурацкую уборку?!
Про Петрова сказала, что всегда видела его насквозь.
Единственная тема, которая ее сегодня занимала, это Глеб Гостев.
Я чувствовала, что опять теряю лучшую подругу, и опять из-за мужика. Нужно было срочно спасать отношения.
Глеб, конечно, положа руку на сердце, стоит подруги, но это в случае серьезной перспективы. Между нами же не было ничего серьезного. Да, я впадаю в ступор, когда его вижу, но он пока ни разу этим не воспользовался, и даже не похоже, что он об этом догадывается. Я, безусловно, для чего-то ему нужна, он проводит надо мной какой-то эксперимент, иначе зачем все эти подарки, которые, кстати, легко вернуть. Но все это несерьезно. Поэтому нужно срочно оптимизировать отношения с Кораблевой, убедить ее, что я совершенно не претендую на этого злосчастного красавчика. Или претендую?
Кораблева молчала, на лице ее отражалось борение чувств. Наконец она что-то решила.
– Ладно, – сказала она, – я уже просила недавно у тебя прощения за то, что вела себя как сука… Ты сейчас одна. Он явно в тебе заинтересован. Не хочется снова давать повод, тем более что мой поезд давно ушел.
Она глотнула лотосового чая, пока я запихивала в рот суши с острым лососем.
– У меня с Гостевым назревал роман. Он вел себя неординарно. Никаких обычных мужских разводок. Если бы я не слышала о нем разные истории, то подумала бы, что он голубой.
Как это знакомо, подумала я.
– Я тогда пыталась создать свой бизнес и сильно попала на деньги. Нужна была крупная сумма, он мне занял. Он на нью-йоркской бирже играет, если ты еще не знаешь. Не сам, конечно, через брокера, но летает туда каждые две недели. Я была влюблена в него как кошка. Домогалась, как только умела, но он смеялся и говорил, что еще не время. Потом намекнул, что хочет деньги назад. А у меня их нет. И тогда он предложил мне одну аферу, результатом которой стала вся моя нынешняя жизнь.
Мы поехали с ним в Париж. Там он открыл мне счет в банке на сумму четыре тысячи сто евро. «Четыре тысячи нам понадобятся, а сто – чтобы счет сохранился», – сказал Гостев. После этого он отправил меня в банк с указанием выписать чек на четыре тысячи евро. С этим чеком я пришла в кафе, где он меня ждал. Ты его, наверное, уже раскусила, он – темнила. И мне он тоже ничего не объяснял, просто говорил, что делать. Я была ему должна и потому не выпендривалась.
Была пятница.
Погода, как сейчас помню, была солнечная, но ветреная, кафе было уличное, прямо на набережной. На лавочке неподалеку дремала пьяная старуха вьетнамка. Он взял у меня чек, смял его и, ничего не говоря, бросил прямо мне в капуччино. В ладоши похлопал от радости, вот, мол, сразу попал, не забыли ручки, как в школьные годы в баскетбол играли. Я завизжала, давай чек пальцами хватать, а кофе горячий, обожглась, чашку опрокинула. А он хохочет. Вот мудак, думаю. Эти четыре тысячи тоже на меня повесит. А чеки выписывают на тонкой, сильно мелованной бумаге, поэтому она почти не намокла, только я этого тогда не знала. Налетел порыв ветра и покатил мой чек сначала по столу, потом по мостовой, я за ним, «держи его» кричу. А он опять смеется. Вытянул ножищу свою длинную, топ – и припечатал чек к земле. «Поймал», – говорит. Я подбежала, чек схватила. Расправляла его и так и сяк. Все равно мятый, с пятнами, ужасно подозрительный чек. Он посмотрел. «Отлично, – говорит, – то, что нужно». Я в полной панике: кому нужно, зачем нужно? Он посмотрел на часы,
было четыре часа пополудни.– Пора.
И мы отправились в ближайший ювелирный магазин. Не слишком большой. Скорее маленький. У дверей он мне сказал следующее:
– Сейчас вы зайдете в магазин, – всегда на «вы» со мной, до сих пор, – в третьей витрине слева лежит браслет с бриллиантами, который стоит ровно четыре тысячи евро, вы его купите, расплатившись этим чеком, и вернетесь сюда.
В третьей витрине слева действительно лежал браслет стоимостью четыре тысячи евро. Я прошлась для приличия вдоль витрин, заглянула в каждую. И когда продавщица, бледная женщина средних лет, предложила мне помощь, я попыталась ей объяснить, что ищу браслет. Она извинилась и позвала кого-то. На зов вышел мужчина.
Муж или хозяин, который сносно говорил и понимал по-английски и сразу стал со мной очень мило флиртовать. Я выбрала браслет, он был очень доволен, на дефекты чека не обратил внимания. Однако на них обратила внимание бледная женщина, которая с осуждением взирала от окна на наш щебет. Несмотря на ее неудовольствие, мы с хозяином расстались очень довольные друг другом. Когда я вышла, Глеба нигде не было видно. Я заметила его только тогда, когда водитель такси, в котором он сидел, несколько раз мне просигналил.
Когда я села в такси, Глеб приказал водителю ехать, как я поняла, куда-то в район Порт-Орлеан. Там мы вышли, Глеб снова посмотрел на часы, было пять часов и две минуты. Сказав сакраментальное «пора», он указал мне на другой ювелирный магазин.
– Сейчас вы пойдете в этот магазин, там говорят по-английски, и предложите купить у вас этот браслет за три тысячи евро. Кивните в знак того, что вы поняли.
Я кивнула.
– Впрочем, подождите, требуется пара штрихов.
Он подвел меня к фонтану и без предупреждения облил мои волосы и лицо водой. От неожиданности и возмущения я чуть не заплакала.
– Теперь приведите себя в порядок.
С утра я полтора часа наводила красоту. В первую очередь, конечно, чтобы нравиться Глебу, но и для того, чтобы нормально выглядеть. С собой в сумочке у меня был только самый примитивный набор необходимых средств и простая расческа. Поэтому мой новый вид восторга у меня не вызывал.
– Так лучше, – сказал Глеб.
Я не стала переспрашивать, лучше так вообще или лучше для нашего дела. Потому что очень злилась на него.
– Вы уверены, что они покупают драгоценности с рук? – спросила я Глеба.
– Уверен, дерзайте.
И он как-то странно улыбнулся.
Если бы я в тот момент знала, какие силки он мне расставил, дала бы ему в морду. Но я ни о чем не догадывалась.
И понеслось.
Я вошла в магазин, там были две женщины. Одна моих лет, другая лет на десять старше. Я предложила им купить у меня браслет и положила его перед ними на прилавок. Поскольку никаких указаний от Глеба мне не поступало, браслет был в упаковке и с чеком магазина, в котором я его купила час тому назад. В ответ на их недоуменные взгляды я стала объяснять, что за последний час у меня сильно изменились обстоятельства и мне очень нужны наличные деньги, поэтому я предлагаю такую низкую цену. Желание совершить выгодную сделку явно боролось у них с боязнью нарушить какие-то правила или обязательства, о которых я не знала, но которые явно существовали, иначе о чем бы им думать. Сегодня купили за три, завтра продали за те самые четыре, за которые сегодня купила его я. Наконец добросовестность победила, а может быть, чтобы убедиться в подлинности изделия, старшая из продавщиц открыла телефонный справочник, отыскала там телефон упомянутого магазина и набрала его. На том конце ответили женским голосом.
Они долго и взволнованно переговаривались, косясь на меня, но не объясняя мне ничего.
Я напряглась, когда металлические ставни на дверях и окнах магазина стали опускаться. А через пару минут и вовсе зазвучала полицейская сирена, и в магазин с черного входа вошли двое жандармов и следователь и попросили у меня документы. Документы были.
Я подумала, что мне снится страшный сон. Меня сейчас отвезут в полицию и посадят в жуткий спидозный обезьянник с пьяными бразильскими трансвеститами из Булонского леса. Я была в шоке.