Мое побережье

— Брюс — не тот, кто отвернется от дорогого ему человека просто потому, что с ним… что-то не так.

Со стороны моря послышался звучный протест, выраженный в емком и крепком ругательстве, а затем пляж огласило всеобщее негодование — Хэппи направил вертолет прямиком в воду.

— Знаю, — рассредоточенное внимание Наташи тоже было частично приковано к мальчишкам. — Сейчас знаю, — сделала она акцент, — когда эмоции утихли, и появилась возможность проанализировать свое поведение со стороны. Сейчас, когда поздно что-либо менять.

— Почему нет?

Я смотрела на нее. Нет, в самом деле? Почему все так отчаянно стремятся разорвать нити, связывающие их с так называемым «прошлым», если одно слово, один взгляд или одно робкое прикосновение может изменить все?

— Иногда я думаю, Брюс был прав, сказав, что эта затея, — ее рука слабо взметнулась вверх, пытаясь жестом вырисовать одной ей известную фигуру, — с нашими отношениями изначально была обречена на провал. Может, нам и не стоило начинать. Мы будто держались за иллюзию счастья, которого никогда не существовало.

— Вы были счастливы, и это не было иллюзией.

— Возможно, — только и прошептала она, устремляя взор к оранжевой апельсиновой жидкости.

День пролетел совсем незаметно.

Стивен упал в воду. Не по воле случая или оказавшись заложником собственной неуклюжести — помог ему Тони, в следующий миг отправляющийся за ним в холодную морскую пучину, вновь топя Роджерса своей тушей. Стив плевался и морщился, кашлял, выгребаясь на берег и разрушая свой романтичный образ джентльмена минувших лет негодующим: «Ну и придурок же ты». Да только Старк выглядел весьма довольным собой и с важной миной разглагольствовал о каких-то солевых и солнечных ваннах, без тени смущения стягивая с мокрого тела липкую футболку и несколько раз ероша волосы, словно пытаясь их высушить парочкой манипуляций.

Мы провожали закат и жарили сосиски. Сидели у разожженного костра, но вместо положенных по всем законам жанра «страшилок» болтали об одной единственной, великой и ужасной истории — жизни.

Тони задувал свечи на моем торте, за неимением альтернативы, выступившим в качестве именинного. Наташа снимала разворачивающееся действо на камеру телефона. Хэппи сам себя сфотографировал на фоне кульминационного эпизода и сразу выложил результат в «Инстаграм», подписав: «Веселье начинается». Я, заглянувшая в экран через его плечо, полюбопытствовала: почему «начинается», если мы уже целый день веселимся? Ответ не заставил себя долго ждать.

Предназначение большой сумки-холодильника, в которую мне запрещали заглядывать «раньше положенного», стало ясно — содержимое полнилось литрами алкоголя.

Было бы наивно предположить, что Энтони Старк отметит свое восемнадцатилетие скромно, в кругу самых близких друзей, исключая оговорки.

Едва с улицы послышался нарастающий, точно во встревоженном улье, шум голосов, соседствующий с шелестом колес подъезжающих автомобилей, я, сама не зная, зачем, улучила момент и тихо скрылась на втором этаже. В «своей» спальне.

Голос, раздавшийся из коридора после дробного стука, принадлежал Наташе:

— Можно?

Она не стала дожидаться ответа — отворила дверь, скоро юркнула в комнату.

На кровать подле меня плюхнулась объемная сумка.

— Ты об этом не знала? — задала она риторический вопрос. Я лишь перевернулась с бока на спину, одаривая пустым взглядом потолок. — Если тебя это утешит, я тоже не была в курсе. Но предполагала, что все закончится бурной вечеринкой.

— Я хочу домой, — губы прошептали сами. Веки в следующую секунду прикрылись.

С первого этажа раздался чей-то девчоночий, противный визг.

Я знала Тони Старка слишком хорошо, чтобы тешить себя глупыми надеждами, сродни: «сегодняшний вечер не будет похож на предыдущие», «люди меняются, он не исключение», «конечно, он не будет лапать ничью задницу на моих глазах, он же не помешанный на интимной стороне человеческих взаимоотношений бабник».

— Я не смогу смотреть, как он зажимает других, — то, что промелькнуло в мыслях, невольно сорвалось с языка. Прикрыв лицо ладонями, я подавила желание забраться с головой под одеяло и банально разреветься.

Матрас прогнулся под тяжестью другого тела.

— С чего ты взяла, что он будет зажимать других? Эй, — Наташа потянула мое запястье, заставляя взглянуть ей в глаза. — Зачем ему другие, если есть ты?

— Затем, что это Тони, — капризный порыв вырваться и отвернуться, однако она не позволяет. — А я — не его девушка, чтобы он отказывал себе в компании длинноногих, разукрашенных…

— Дур. Длинноногих, разукрашенных дур, — перебила мою тираду Нат, привлекая внимание. — Ты — не из их числа…

— Вот именно!

— Ты, — с упрямым нажимом, — особенная, Пеппер. Ты другая. Нет, если хочешь, я, само собой, разукрашу тебя и поделюсь чулками на вечер, — она многозначительно кивнула в сторону своей таинственной сумки, — только наружность гламурной кисы, — намеренная издевка, — твою сущность не изменит. Ты лучше всех их вместе взятых, и Старк это прекрасно понимает. Конечно, он идиот, но идиот умный. Что кукситься и запираться в комнате? Не глупи, — она легла рядом со мной, сделав упор на локоть. — Пойдем вниз, — как по команде, слух настиг удаленный грохот и голос Тони, командующий поставить источник шума «сюда». — О, — Наташа покосилась в сторону двери, лениво вздернув бровь, — колонки, наверное, заносят.

— Только колонок здесь не хватало, — утомленные вздохи на все, что включает в себя область представлений о веселье для Тони Старка, давно вошли в привычку.

Взгляд зацепился за ее сумку. И мысль, совершенно внезапная, стукнула в голову так резко, что впору удивиться, как сознание не пошатнулось:

— Можешь разукрасить, говоришь?

Зеленые глаза Наташи тронули искорки веселья.

Комнату мы на всякий случай заперли изнутри, а входящий вызов от Роуди я ненамеренно проигнорировала — и без прочего хватало хлопот.

Как выяснилось, с собой у Наташи были сменные вещи и типичная женская утварь (если закрыть глаза на весь оставшийся хлам, что так часто заполоняет пространство дамских сумочек, вроде флэш-карты, соседствующей с упаковкой тампонов).

Она рассекала пространство спальни в одних шортах и бюстгальтере, бормоча под нос что-то о майке, которая буквально минуту назад попадалась ей на глаза, когда снизу раздался первый клубный «мотив».

Из губ Наташи вырвался ироничный смешок:

— Понеслась.