Мое побережье

— Так странно, — сидя после минувшей волны суматохи на кухне, я теребила край фартука и глядела словно сквозь плиту, где медленно выпекался торт ко дню рождению Старка. — Мы столько к этому готовились, а на деле: пара часов, и назад дороги нет.

Хэппи, которого, казалось, вообще мало что беспокоило в этой жизни, шипел взбитыми сливками, украшая белыми шапочками остатки клубники. Единственная ягода, на которую у меня была аллергия.

— А мне не верится, — отвечал он, забивая рот едой, — что все закончилось, и после каникул мы больше не вернемся в школу. Такая неизвестность впереди, — он вдруг понурил голову.

Я тяжело вздыхала, разделяя его настроения.

Неизвестность.

Сплошная.

Абсолютно неопределенное будущее не внушало никакого доверия.

Мы столько лет проучились в одних стенах, а теперь нас, за шкирку, как котят да щенков, выбрасывали во «взрослую» жизнь, в отношении которой было ясно одно: это сложно, это — мир лицемеров и несправедливости вверх тормашками, где ни за чьим крылом уже не укроешься, и работает принцип «выживает сильнейший», и это ни черта не понятно.

Особенно подобный расклад, должно быть, тревожил Хэппи, который собирался поступать в колледж слишком далеко от дома.

— Мы ведь будем держать связь, да? — я бросила на него взгляд через стол, сама не зная, отчего, но чувствуя, как в носу начинает характерно щипать, а ком в горле — увеличиваться.

— Конечно. Я буду приезжать домой на все каникулы, и мы будем гулять, как раньше. Созваниваться, переписываться. На расстоянии я буду меньше раздражать тебя. — Улыбка в ответ на реплику Хогана получилась вымученной. Он потянулся и накрыл мой кулак, на несколько секунд сжав. — Все будет нормально. И Тони будет рядом, — то, как он запнулся и смущенно отвел взгляд, оканчивая фразу, говорило о многом.

Потому что он солгал.

Не будет — мы оба это знали.

***

Это был один из последних дней, проведенных вместе.

Освежающий ночной ветер гулял в распахнутом окне и мерно колыхал шторы. Вечер двадцать восьмого мая.

Единственным источником освещения являлась та самая черепашка, которую я купила в «Планетарии» — звезды растягивались вдоль стен, яркими пятнами оттеняли черную футболку Тони, мазали голубым сиянием мои согнутые в коленях и подтянутые к груди ноги и скользили по пушистой шерсти Снежка, свернувшегося в комочек на полу, посреди комнаты.

Я спрятала замерзшие стопы под уголок цветастого покрывала. Хэппи, сидевший против нас, на своем излюбленном месте — в крутящемся стуле, хмуро наблюдал за рыжим пятнышком тепла.

Мы молчали. Я не знала, как реагировать на внезапное откровение Хогана, а Тони кусал щеку изнутри и явно ушел глубоко в себя, не проявляя видимых признаков жизни кроме периодичного подергивания коленом.

«Мы порвали с Кристи», — сказал он и привычно нахохлился, что на сей раз не вызвало добродушной, приятельской усмешки, да мысленного сравнения с ворчливым воробьем.

— Знаете, — заговорил он после затянувшейся паузы, позволяя нашим взглядам зацепиться за его понурое лицо, как за единственный спасательный круг в море беседы, — я, кажется, понял смысл отношений. Его нет, если твоя девушка не является одновременно твоим лучшим другом.

И, наверное, лучше бы он продолжал молчать.

— Что случилось? — задающий подобного типа вопросы Старк — явление редкое и почти не встречающееся в природе, однако я была ему благодарна за небольшое отхождение от заявленной темы.

Это не было тем, что я была готова обсуждать сейчас. При всех нынешних… обстоятельствах.

То, что случилось последний раз на пляже, нами не оговаривалось, но становилось ясно: долго затишье длиться не сможет. Больше не сможет.

Хэппи неопределенно пожал плечами.

— Да как-то все сразу навалилось: претензии, недоговорки. Начали друг друга раздражать по любому поводу. А потом сцепились, и… закрутилось, в общем, словом за слово.

Я не удержалась и скосила взор в сторону второй фигуры, восседавшей на кровати. Благо, к тому моменту, как Тони среагировал и повернул голову, успела сделать вид, что любуюсь зрелищем дремлющего кота.

«Недоговорки». Вещь, слишком часто становящаяся яблоком раздора в любых отношениях: будь они дружескими или романтическими, не столь принципиально; и, тем не менее, самая излюбленная людьми в качестве граблей, на которых можно безостановочно скакать.

Сколько раз человеку нужно повторить, что все, начиная от банального молчания и заканчивая секретами различной величины, ведет в неизменную пропасть, чтобы он соизволил намотать тривиальную истину на ус?

Риторический вопрос. Бесполезная трата времени.

Никого нельзя научить уму-разуму, пока он не совершит ошибку сам.

В какой-то степени все люди — мазохисты, привыкшие копать яму под собственными ногами. Может, тяга к постоянному усложнению жизни заложена в нашем подсознании, дабы в конечном итоге Землю не настиг демографический взрыв — почем мне знать?

Мы создаем столько афоризмов и философских концепций на тему проб и ошибок, а в следующую минуту сами попадаем в эти же сети.

И нас пресловутые «недоговорки», наверное, тоже рано или поздно сгубят.

Что может быть в голове у парня, который не спешит одаривать объяснениями своим не всегда логичным поступкам? Какие цели может преследовать человек, то держащийся от тебя на почтительном расстоянии на людях, то тянущийся и становящийся совсем другим наедине? И какой из этих двух версий Тони — настоящий?

Куда, в конце концов, делись мои знаменитые мозги, что Хэппи Хоган воспел всеми возможными оборотами английского языка во время контрольных работ, вследствие чего я оказываюсь совершенно неспособной прекратить весь этот хаос дурой? Нужно быть форменной идиоткой, чтобы позволять себе исполнять роль своеобразной игрушки в руках Тони Старка.

Станется, даже не единственной.

— Не хочу идти на выпускной. Совсем, — тем временем продолжал Хэппи, теребя пуговицу своей клетчатой рубашки. — Она-то наверняка найдет себе пару, а я что? Всех нормальных девчонок уже разобрали.

Я инстинктивно открыла рот, однако вынужденно прикрыла его обратно, запоздало осознав, что не имею про запас никакой реплики: ни успокаивающей, ни дельной.

Пристальный взгляд Старка игнорировать было сложно. Я обернулась, собираясь спросить, в чем дело, как вдруг: